Я сошел на станции «Меррик» и позвонил Диане – с просьбой меня подвезти. Сначала я хотел прогуляться пешком, но с океана беспрестанно дул такой сильный ветер, что меня чуть не занесло обратно в вагон, когда я собрался ступить на платформу.

Диана попросила меня потерпеть десять минут: в доме работал нанятый мной трубочист, и она не хотела оставлять его наедине с Анной.

И я решил идти домой пешком.

Рождественская пора превратила обычно тихую и сдержанную улочку в некое подобие Лас-Вегаса. Мерцающие огни. Пластмассовые олени, везущие в пластмассовых санях пластмассовых Санта-Клаусов. Пара пластмассовых ясель. Несколько ненадежно пристроенных Вифлеемских звезд.

Я судорожно втягивал в себя воздух, который казался тяжелым и напитанным влагой. И оглядывался по сторонам, проникаясь праздничным зрелищем.

Спасение пришло внезапно.

Прогудел автомобильный сигнал, затем снова и снова.

Я оглянулся и заметил соседский «лексус», который подъехал к тротуару. Я подошел к пассажирской дверце. Сосед Джо приоткрыл окно и пригласил:

– Забирайся.

Дважды мне повторять не пришлось. Я открыл дверцу и скользнул в то, что мне показалось доисторическим теплом. Счастью моему не было предела – так, должно быть, чувствовали себя пещерные люди, когда им удавалось развести огонь и они волшебным образом согревались и переставали дрожать.

– Спасибо.

– А там холодно, – заметил наблюдательный Джо.

– Да.

Джо был мануальщиком. Профессия то ли законная, то ли нет – никто не мог объяснить, к моему удовольствию.

– Как девочка? – спросил он.

– Нормально.

Я стал односложно отвечать на вопросы об Анне.

– А твои?

У Джо было трое детей-погодков. Девочка возраста Анны отличалась всесторонней одаренностью, атлетическим сложением и безобразным здоровьем.

– Тоже нормально. Как на работе? – поинтересовался он.

– Отлично.

«Люди, – подумал я, – из вежливости спрашивают о вещах, до которых им совершенно нет дела. А что, если бы я принял всерьез его интерес и дал полный отчет об Элиоте и Эллен Вайшлер? Рассказал бы, как меня отставили от проекта, которым занимался десять лет, посетовал бы, что теперь приходится возиться со всяким дерьмом. А заодно просветил бы по поводу Васкеса и Лусинды. Что бы он мне ответил?»

Вместо всего этого я спросил:

– А как твои дела?

– У кого-нибудь всегда болит поясница.

«Даже после того, как он полечится у тебя», – так и подмывало меня съязвить, но я промолчал.

– Что поделываете на праздники? – спросил Джо.

Мы остановились на перекрестке – самом неторопливом светофоре в Меррике. Проходили дни, а красный горел. Возникали и распадались царства, сменялись президентские администрации, а он никак не переключался.

– Как всегда, едем к маме Дианы.

– Понятно.

После того, как я задал тот же самый вопрос и Джо ответил, что они собираются на несколько дней во Флориду, в машине воцарилась тишина, и мы оба поняли, что темы исчерпаны.

– Господи, как холодно, – вернулся Джо к началу нашей беседы.

– Давай на красный! – крикнул я.

– Что?

– Поезжай на красный! – Меня внезапно осенило.

– С какой стати?

Диана попросила меня подождать на станции, потому что в доме работал нанятый мной трубочист и она не хотела оставлять его наедине с Анной.

– Давай, черт возьми, вперед на красный!

Я не нанимал никакого трубочиста.

– Послушай, Чарлз, я не хочу, чтобы меня оштрафовали и не понимаю, к чему такая спешка.

– Газуй!

И он поехал. Явная паника в моем голосе заставила его действовать. Нажал на акселератор, проскочил на красный и свернул на Кирквуд-роуд в двух кварталах от наших домов.

– Если меня оштрафуют, платить будешь ты, – заявил Джо, стараясь вернуть себе немного достоинства после того, как без всяких на то оснований подчинился приказу соседа. С каких это пор я стал отдавать ему распоряжения?

– Притормози здесь! – крикнул я.

Джо хотел свернуть на свою подъездную дорожку, чтобы я потом шел от его дверей к себе домой. Но у меня не было времени. И во второй раз за пару минут Джо поступил так, как я ему велел. Он остановился у номера 1823 по Йель-роуд, и я выпрыгнул из салона.

Едва я распахнул дверь парадного, как увидел Диану. Она, прислонившись к перилам лестницы, говорила кому-то, что Керри принимает не всех, так как очень избирателен в своих теплых чувствах.

А потом и того, с кем она беседовала.

– Мистер Рамирес обещал, что сделает нам скидки, – сообщила Диана.

Мы сидели в гостиной – все трое.

– Но только потому, что ему очень понравился Керри, а он – ему.

Жена говорила о расценках на чистку труб. Диана всегда умудрялась сходиться со всякими работниками, устанавливала с ними дружеские отношения, а потом пичкала меня байками об их женах и детях.

– Да, – подтвердил Васкес, – обожаю собак.

И улыбнулся точно так же, как в гостинице, когда распинал на кровати Лусинду, чтобы изнасиловать в последний раз.

– Мистер Рамирес… – начала Диана.

Но Васкес ее перебил:

– Рауль.

– Рауль сказал, что в нашей трубе поврежден… Повторите, как вы назвали?

– Дымоход.

– Да, дымоход.

– Очень старая труба, – сообщил Васкес. – Когда был построен дом?

– Кажется, в девятьсот двенадцатом, – ответила Диана.

– И к трубе ни разу не прикасались?

– Видимо, пришло ее время, – подтвердила жена.

Я молчал, и они оба посмотрели на меня – ждали, чтобы я проинформировал их, как собираюсь решить возникшую проблему. Но я абсолютно не представлял, что сказать. Поэтому снова заговорила Диана:

– Рауль готов все починить и почистить трубу. Но решать тебе.

– Вы же не собираетесь жить с неисправным дымоходом, – поддержал ее Васкес. – Может возникнуть обратная тяга, углекислый газ пойдет в дом, чего доброго, задохнетесь во сне. Понимаете?

Разумеется, я все прекрасно понимал.

– Я знал одну семью. Легли однажды спать, а наутро не проснулись. Умерли все до единого, целая семья.

– Так что ты скажешь? – встревожилась Диана. – Надо что-то делать.

В это время в гостиную вышла одетая в пижаму Анна.

– Какая столица Северной Дакоты? – спросила она меня.

На меня обрушились сразу два вопроса, но я готов был ответить только на один.

Выбираю столицы штатов за сто, Алекс[22].

– Бисмарк, – ответил я.

– Анна, познакомься, это Рауль. – Диана в любых обстоятельствах оставалась хозяйкой.

– Привет. – Дочь изобразила самую вежливую из своих улыбок, ту, что предназначалась для дальних родственников, друзей родителей и, как выяснилось, для работников коммунального хозяйства.

– Здравствуй. – Васкес потрепал ее по волосом. Его рука на голове моей дочери! – Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

– Неужели?

Он так и не опустил руку. Он продолжал касаться ее волос. Пять секунд, десять, пятнадцать. Анна начала смущенно поеживаться.

– Похожа на мать, – сказал Васкес.

– Спасибо.

– Любишь школу?

Анна кивнула. Ей явно была неприятна чужая рука, но она не знала, как от нее избавиться. Рассчитывая на помощь, дочь посмотрела на меня.

– Давай-ка… – начал я.

– Вы что-то сказали? – повернулся ко мне Васкес.

– Иди-ка ты наверх делать уроки, Анна, – закончил я.

– Беги, дорогая, – согласилась Диана.

– Хорошо, – ответила дочь.

Однако рука Васкеса продолжала лежать у нее на голове, и Анна взглянула на меня уже с мольбой.

– Хорошо, – сказал Васкес, но не шелохнулся.

В комнате повисла неловкая тишина. Так бывает, когда друг дома, подвыпив, целует жену хозяина более страстно, чем позволяют приличия, и хозяин не знает, как поступить: то ли сделать вид, что не заметил, то ли затеять с приятелем драку.