Возможно, этот рассказ надо понимать как аллегорию. Уж слишком много странностей: трудно перепилить решетку, пока часовой обходит церковь, гранаты не хранятся с запалами, взорвавшаяся в руках граната отрывает не только два пальца, а кое-что еще. Но главное — мышление читателя, те его инстинкты, к которым обращается Ельцин. Ведь мы видим подростка — взрослого человека по тем тяжелым временам, — который, положив на камень гранату, бьет по ней молотком! Не распиливает тем же напильником, а бьет молотком. На какой эффект мог рассчитывать пусть и безрассудно храбрый, но цивилизованный человек? И если он в отрочестве бьет молотком по гранате, то каких действий можно ждать от него, если он станет президентом? Он ведь, кстати, изображает себя поразительно безжалостным человеком, именно «гунном» — любой подросток во время войны понимал, что означает для часового перепиленная решетка и похищение боеприпасов. Этот часовой для юного Ельцина был столь же далеким, как для «гунна» член чужого племени.
Отсюда и вытекает характеристика последователей Ельцина: как умный политик, он предложил им как раз такой образ, который должен был бы привести в ужас разумного человека — но восхитить и привлечь тех, кто мечтал лишь о сокрушении «начиненной взрывчаткой» советской империи. Разница в том, что сегодня «ребят» подальше от взрыва не отвели.
Неподалеку от моего участка в деревне строит, как и я, дом и сажает картошку человек, в котором, почти как для учебника, соединились чудесные свойства и слабости русской души. Готов поделиться всем, что у него есть, бежит помочь всем и каждому, за любое свинство готов дать в морду, даже смешно приложить к нему западные мерки рынка и прав человека. Человек удивительно деликатный, хоть и выглядит медведем. Иногда приходил излить душу: родной завод, где проработал двадцать лет, совсем разворовали. А перед вторым туром выборов 1996 г. вышел я в огород понурый, а он меня пожалел и успокаивает: «Ты, Григорьич, не кручинься, не допустят, чтобы коммунисты пришли к власти».
Чем же ему так противны коммунисты? Он не читает газет и не смотрит телевизор — не жертва манипуляции. Равнодушен к историям о ГУЛАГе и не соблазнен приватизацией. Он просто счастлив воле. Его отправили в неопределенный отпуск, а ему мало что и надо, и у него отключилось чувство ответственности за страну в целом. Его мир — картошка, банька, маленькая внучка, с которой он катается по траве, приятели в деревне, с которыми можно душевно распить бутылку. Он не лентяй, встает с солнцем, но вырвался из индустриального «царства точности» и вернулся почти в язычество.
Конечно, все мы испытываем тягу к такому бегству от цивилизации, это и есть наш архетип. Мы и совершаем порой такое бегство на время, отдыхаем душой. Но когда это происходит с половиной народа, и он начинает «жечь костры и в церковь гнать табун», то это — катастрофа. И чем она кончится, пока не ясно. И это — вовсе не возврат к досоветской российской цивилизации, это именно пробуждение в нас гунна. А гунн сегодня может сколько-то времени выжить только истребляя все вокруг — пока и его не истребят.
Глядя на моего соседа, я думаю, что та невероятная индустриализация, которая легла на плечи русских крестьян, потом война, потом вся эта гонка развития как будто сжали несколько поколений нашего народа слишком тугой пружиной. Начали при Брежневе давать послабление — неумело. А потом за этих людей взялись антисоветские идеологи, пришел Ельцин — и пружина вырвалась. И масса людей счастлива. Скудеет их потребление, рушится страна, уходят в банды сыновья, а они к этому равнодушны. Главное, сброшены оковы цивилизации, и они гуляют, как махновцы на тачанке. И при этом есть президенты, которые это одобряют и даже бросают им на прокорм и пропой последние богатства страны.
Это наблюдение, якобы обидное для рабочих, вызвало возмущение даже среди просоветски настроенных людей. Один такой автор «Советской России» сам 30 лет проработал на заводе, вырвался оттуда благодаря Ельцину и обратно не желает. Он так объясняет позицию рабочих: «Реакция современных рабочих на останавливающиеся заводы — это протест против политики военного коммунизма, которая проводилась во времена застоя». То есть, рабочие якобы рады разрухе, ибо освобождены от «новой формы рабского труда», каковой был уклад советского хозяйства. Капитализм, даже дикий, автор ценит намного выше: «Частник — пиявка, гад, сволочь, платит мало, но оплачивает по труду, хотя и по своим принципам».
Не будем придираться к нелепости: можно платить или по труду, или «по своим принципам» — и то и другое вместе никак не возможно. Частник платит именно не по труду, иначе он не был бы пиявкой. Но это автор письма ему прощает за старую, изобретенную пятьсот лет назад этими пиявками приманку: разделять людей по доходам, создавать из общества «воронку», где каждый тянется наверх, в узенький носик. И, как считает мой оппонент, советские рабочие, ставшие «челноками», выиграли: «Основная масса рабочих и технической интеллигенции подались в челноки. Конечно, это несчастные люди, не уверенные в завтрашнем дне, всего боящиеся и бесправные, но… Но у них выполняется принцип „как потопаешь, так и полопаешь“, т.е. оплата по качеству и интенсивности затраченного труда».
Важно, что эта потребность — «потопать и полопать» — духовная и жгучая. И это именно всплеск коллективного бессознательного, разумным это никак не назовешь — какой разумный человек станет радоваться разрухе, при которой уничтожаются рабочие места для целых поколений! Вместо улучшения своего в чем-то неудобного дома — сжечь его посреди зимы! Отомстили советскому строю! Но проблема в том, что духовная потребность становится материальной: известно, что в своих желаниях и потребностях человек не является разумным и далеко уступает в этом животным. Маркс хорошо сказал: животное хочет того, в чем нуждается, а человек нуждается в том, чего хочет.
Решив не улучшать, а сломать советский строй, который был цивилизацией, недовольные рабочие и ИТР вовсе не стали буржуа и пролетариями, не разделились на классы. Они именно деклассировались и выпали из цивилизации. Радоваться остановленным заводам — это и быть гунном. «Полопаешь так, как потопаешь» — это и есть мышление гунна. Что такое «труд» челнока? Это — набеги за добычей, рысканье по джунглям, хоть и каменным, поиск кореньев и падали.
Социально-инженерный проект по искусственному формированию целой общественной группы «челоноков» — одно из крупномасштабных преступлений ХХ века. Произведено искусственное снижение социального положения, квалификации, самоуважения огромных масс людей, которые еще вчера были необходимыми и продуктивными членами общества. То, чем занимаются у нас эти торговцы, бывшие рабочие и инженеры, на Западе оставлено, как скрытая благотворительность, для маргиналов — спившихся безработных, наркоманов, подростков-цыган. Когда в РФ политические задачи будут решены, торговый капитал, обладающий транспортом, электронными системами информации и расчетов, оборудованием и помещениями складов и магазинов, разорит и ликвидирует всех этих челноков и ларечников в течение месяца. Как бы они ни «топали», их издержки на единицу товара в сотни раз превышают издержки нормальной торговли, не надо строить иллюзий. Но пока что задача антисоветских реформаторов — содрать с России наросшее на нее за тысячелетие «мясо» цивилизации и разбудить гунна, который разрушит все ее белокаменные дворцы и заводы.
Прискорбно, но быстрее всего дичает как раз интеллигенция, которую вскормили как духовного наставника рабочих. Зашел я как-то (в 1995 г.) к друзьям в МГУ и чуть не заболел от горя. МГУ у меня, да и у многих из моего поколения вызывает особое чувство. Строили его новое здание после войны — богато и роскошно. Открыли в 1953 г., студенты и аспиранты ходили в сатиновых шароварах, но вокруг был мрамор и зеркала, дубовая мебель. Пылинки сдували.
И вот, пришел я недавно на дорогую мне кафедру органической химии и зашел в туалет. Дикое зрелище. Вороха грязной бумаги, воду давно никто не спускает, вокруг унитазов, прямо на полу, окаменевшее дерьмо. Я — к своему другу, профессору-демократу: вы что, не можете организоваться, хоть по очереди немного прибирать, если уборщиц уволили? А он мне: «Ты свои советские замашки оставь!».
