Сервайс пишет, что в общинах нельзя и даже неприлично благодарить за пищу — этим ты как бы допускаешь саму возможность не поделиться куском, что нелепо и противно. Этнографы подчеркивают, что в общине право на пищу — это абсолютное (естественное) право. Поэтому голод в ней возможен лишь как следствие природной или социальной катастрофы — засуха, война.
Именно в богатом капиталистическом обществе возник голод части населения как ноpма, а не бедствие. Здесь голодают отвеpгнутые pынком, а остальные не только не обязаны, но даже не должны им помогать, чтобы дpугим неповадно было pасслабляться. И Мальтус, и Даpвин pезко выступали пpотив благотвоpительности и бесплатной медицины, котоpые наpушают действие естественного отбоpа, ликвидиpующего «человеческий бpак». Даpвин даже сожалел о том, что медицина (напpимеp, пpививки) сохpаняет жизнь плохо пpиспособленным людям — а таковыми считались как pаз те, кто голодает. Это и есть экономический либерализм.
Э.Фpомм пpиводит выдеpжки из труда И.Сеpвайса о другой стороне «уравниловки» — в распределении средств труда: "Ни в какой из пpимитивных гpупп никому не запpещается использовать пpиpодные pесуpсы, и ни один индивидуум не является их владельцем… Пpиpодные pесуpсы, котоpыми живут гpуппы, являются коллективной или общинной собственностью… Внутpи гpуппы все семьи имеют pавные пpава на получение этих pесуpсов. Кpоме того, pодственникам из соседних гpупп pазpешается свободно охотиться или заниматься собиpательством, по кpайнем меpе если они об этом пpосят.
Наиболее частый случай видимого огpаничения пpава на pесуpсы касается деpевьев, дающих фpукты, оpехи и т.д. Иногда опpеделенные деpевья или гpуппы деpевьев пpиписываются каждой семье из гpуппы. Но это скоpее pазделение тpуда, чем собственность, так как это делается с целью пpедотвpатить бесполезную потеpю вpемени и сил пpи pаботе нескольких семей в одном месте. В любом случае, собpала ли данная семья много фpуктов или мало, действуют ноpмы pаспpеделения, и никто не испытывает голода".
Но не только в «примитивных» общинах, а и вообще во всех традиционных обществах, не пошедших по пути «рынка», голод был исключен как социальное явление благодаря уравнительному распределению. Смешно думать, что «уравниловка» — порождение последних 75 лет или даже Российской империи. Напротив, эта империя потому и собралась в Евразии, что здесь сформировались народы со сходным мироощущением. Вспомним итальянского купца Марко Поло, который почти всю жизнь прожил и пропутешествовал в созданной при Чингис-хане империи (в том числе и в России). Что же поразило его, «европейца-рыночника»? Почитаем сегодня эти свидетельства середины XIII века: «Делал государь вот что: случалось ему ехать по дороге и заметить домишко между двух высоких и красивых домов; тотчас же спрашивал он, почему домишко такой невзрачный; отвечали ему, что маленький домик бедного человека и не может он построить иного дома; приказывал тут же государь, чтобы перестроили домишко таким же красивым и высоким, как и те два, что рядом с ним». Это о жилье. А вот о питании:
«Когда великий государь знает, что хлеба много и он дешев, то приказывает накупить его многое множество и ссыпать в большую житницу; чтобы хлеб не испортился года три-четыре, приказывает его хорошенько беречь. Собирает он всякий хлеб: и пшеницу, и ячмень, и просо, и рис, и черное просо, и всякий другой хлеб; все это собирает во множестве. Случится недостача хлеба, и поднимется он в цене, тогда великий государь выпускает свой хлеб вот так: если мера пшеницы продается за бизант, за ту же цену он дает четыре. Хлеба выпускает столько, что всем хватает, всякому он дается и у всякого его вдоволь. Так-то великий государь заботится, чтобы народ его дорого за хлеб не платил; и делается это всюду, где он царствует».
Когда мы читали Марко Поло в детстве, на такие главы не обращали внимание — этот образ действий государства казался нам естественным. Ну подумайте сами, что, если бы Сталин в годы войны вместо карточной системы устроил бы, как сегодня, либерализацию цен? Но то, что казалось естественным нам, поражает и злит «рыночника». И английский биограф Марко Поло в 80-е годы ХХ века делает ему выговор: «Книга для коммерсантов должна была бы описывать урожаи и сезонные колебания цен так, чтобы дать негоциантам сведения, позволяющие получить максимальный доход от спекуляций и поместить деньги с минимумом риска. Марко же глядит по-иному, с точки зрения общественного интереса и, значит, государства; поэтому неурожай для него не средство получить большую прибыль, а огромное бедствие, опасное для мира между народами, которые его терпят. Бедствие, с которым надо бороться».
Каков же был механизм уравнительного распределения благ в империи монголов? Дотации государства. Великий хан Хубилай обязывал «глав администрации» в регионах делать запасы зерна за счет госбюджета и в голодные годы выдавать его, фактически, «по карточкам» — не отменяя при этом «коммерческую» торговлю. Она, кстати, была у нас и во время войны; приехал кто с фронта — всегда можно было собрать денег и купить, что надо. А уж о рынке и говорить нечего. Не знаю, как Гайдар, а я торговал в четыре года.
Советская уравниловка корнями уходила в общинный крестьянский коммунизм, о котором писалось в первых главах. Поэтому атаку на этот принцип в СССР начали в тот момент, когда произошла смена поколений, так что люди молодого и среднего возраста просто не представляли себе, что такое голод и недоедание. Мао Цзэдун как-то сказал в беседе с Андре Мальро: «Когда существует голод, то стремление к равенству приобретает силу религиозного чувства». Тех, кто хотя бы военное детство провел, как обычный советский ребенок, не клюнул бы на призыв отказаться от равенства.
Часть нашей интеллигенции, а за ней, не подумав, и остальные, проклинали даже это самое простое выражение советской уравниловки — кусок хлеба каждому. Стало противно «равенство в бедности», когда по негласному закону в каждой столовой было особое блюдо — манная каша на молоке со сливочным маслом по цене 10 коп. (при реальной стоимости около 35 коп). Это было блюдо для тех, кто не дотянул до получки. Он его получал не как благотворительность и не должен был никого благодарить. И это — старый наш порядок. Гиляровский подробно описывает, как на московских рынках раз в день варили обрезки мяса и требуху и продавали по полкопейки миску — бери сколько съешь. Не нужна нам была занудливая Армия спасения с ее бесплатным супом для отверженных.
Уравнительный компонент очень силен в быстро развивающихся странах Юго-Восточной Азии. Например, в одном обзоре писалось, что японского работника предприятия, — как управленца, так и рабочего — «устраивает уравниловка в оплате труда, представляющаяся ему весьма важной для морального климата на предприятии. Разрыв в заработной плате рабочего и администратора высшего уровня незначителен (чистый доход директоров японских компаний в 1985 г. в среднем был в 5,7 раз выше, чем у рабочих, а высший администратор в США зарабатывал в 33,5 раза больше рабочего). В Японии… если компания сокращает расходы на оплату труда, то в первую очередь уменьшается жалованье администрации… Таким образом, у японских трудящихся нет причин думать, что они должны много работать только для того, чтобы обогатить администрацию предприятия, его владельцев и акционеров» (ПОЛИС, 1991, № 5, с. 188).
Понятно, что важную роль играют программы уравнительного распределения в развивающихся странах с массовой острой бедностью. Так, в Индии государство заготовляет зерно (в 90-е годы на уровне около 10% потребления, 44,5 г на человека в день) и продает его бедным по ценам ниже рыночных в «магазинах справедливости» (в 1991 г. таких магазинов было 360 тыс.). В начале 90-х годов в среднем по продовольствию распределительные цены были вдвое ниже рыночных. Доля субсидий на поддержание этих цен составляла в 1991/92 г. 0,55% ВВП.
До 1993 г. производителям сахара в Индии разрешалось продавать на свободном рынке не более 40% сахара, остальное закупало государство для распределения по низким ценам. В целом, продовольствия, реализуемого через государственную сеть, было бы достаточно для удовлетворения потребностей всех тех, кто находится за чертой бедности — если бы распределение вполне подчинялось принципам социальной справедливости. Однако вследствие коррупции беднякам попадает лишь 65% этих ресурсов (по более скептическим оценкам — около 40%). Но и это — важная поддержка.
