Негуманно, недостойно, неправомерно, безосновательно и просто, наконец, глупо, если за такие индивидуальные особенности человека обрекают на испытание психиатрическим диагнозом. Безмерно трагичной становится его жизнь, если он расплачивается, подвергаясь политико-психиатрической репрессии. Вот слова одного из тех, кому, как и многим другим украинским диссидентам, было предоставлено «право» на такое испытание: «Я тогда не думал, какой будет Украина. Меня это не интересовало. Мне было важно, чтоб подальше и побыстрей от москалей».
«Подальше», «побыстрей», «от любой власти» (вспомним слова Подэкспертного Человека), а как? что потом? и как потом? — «не интересовало»… Какая-то наивная и простодушная непосредственность, избежавшая искушения когнитивной сложностью. Нельзя сказать, что сила таких политических противников соответствовала примененной к ним мере усмирения — политико-психиатрической репрессии. Противник часто имел другую весовую категорию.
Теперь о поведении Подэкспертного Человека. Его агрессивные действия на митинге настойчиво напоминали о давнем выводе ученых относительно «необходимости просветить тех, кто сегодня делает политику», чтобы выявить и понять причины человеческой агрессивности.
Объективные факты действительности свидетельствуют о том, что проявления агрессии, как и многие иные социально проблемные формы поведения (например, политическая оппозиция, отсутствие лояльного отношения к политической линии государства, ставшее сегодня будничным для нас пикетирование государственно-административных учреждений), во многом как бы навязываются ему. Такое социально проблемное поведение человека является отражением обострившихся и затянувшихся в своем разрешении противоречий самого общества, оно даже как бы антиципирует, т. е. предвидит, изменения в государственной политике и социальные преобразования. В некоторых своих проявлениях (диссидентство, например) социально проблемное поведение нередко опредмечивает (и кроваво подчеркивает) ряд значимых государственных проблем.
Государство, как правило, в силу множества причин «запаздывает» не только со своевременным решением своих обострившихся проблем, но даже с их углубленным и непредвзятым анализом. Нередко это обусловлено обстоятельствами чисто субъективного характера. Например, из- за психологических особенностей и личностных качеств конкретных представителей государственной власти и административно-исполнительного аппарата происходит небезопасное и для человека, и для социума как умышленное, так и неумышленное отстранение от решения действительно актуальных задач как государственной, так и социальной политики.
В этой связи небезынтересным, наверно, будет следующий факт. Он обнаружился при сравнении данных Отчета Украины, представленного на Международную конференцию 1998 г. «Права и развитие человека», и «Альбомов записей гражданского протеста за 1991 г.», которые были переданы в Украинско-Американское бюро защиты прав человека одним интервьюером-добровольцем, с которым мы уже были знакомы: в процессе работы над проектом «Диссиденты» (злоупотребление психиатрией в политических целях) анализировалась его политико-психиатрическая одиссея.
Официальные данные 1998 г. и 403 неофициальные записи гражданского протеста, собранные в 1991 г. нашим инициативным знакомым во время пикетирования Республиканской прокуратуры, практически полностью совпадали — по указанным в них кризисным вопросам современного общества, которые социально и психологически остро проблематизируют жизненное положение и поведение основной массы населения, провоцируя проявления агрессии.
Так что высказываясь по поводу социальных проблем сегодняшнего дня, Подэкспертный Человек был не так уж и неправ. Во всяком случае, его высказывания не отличались болезненным искажением действительности.
В итоге судебно-психиатрическая экспертиза обернулась для него и психолого-психиатрическим освидетельствованием, и психологическим консультированием одновременно. Мы задавали друг другу много вопросов. Не все ответы удовлетворяли каждого из нас. Это личное (очень личное) неудовлетворение, то есть расхождение во мнениях, не разрушило желания понять друг друга и атмосферы взаимного уважения, возникших за время нашего «экспертного» общения. Иначе Человек не задал бы открыто и наивно свой непростой вопрос: тюрьма или диагноз?
Ему ответили вопросом психодиагностическим: «А Вы как хотите? Допустим, если выбор за Вами?». Ответ Человека — и по эмоциональным проявлениям, его сопровождавшим, и по содержанию — отрицал и опровергал прежние психиатрические диагнозы. «Я подумаю», — ответил Человек. Но долго не раздумывал и тут же сказал: «Все же шизофрении у меня нет». Потом, тяжело вздохнув, уже подойдя к двери и обернувшись, добавил: «Не все так просто…».
Да, все не так просто. Трудно, например, не спросить и непросто ответить, в какой мере сам Человек был причастен к своему аресту и диагнозу. Скорее всего, такой вопрос может показаться бестактным, обидным, даже провокационным. Тем не менее, он дает возможность хотя бы попытаться ответить на другие столь же сложные и важные вопросы, которых все больше и больше возникает в рассматриваемой теме.
Ретроспективно оценивая события прошлого, люди, пострадавшие от массового политического террора и его психиатрической разновидности, отвечали на такой вопрос по- разному. От полного обвинения политического порядка времени, в котором они жили, до откровенно безжалостных высказываний в свой адрес — как, например: «В своем аресте я присутствовала сама».
Между крайними полюсами этих ответов расположен диапазон многих психологических проблем, некоторым образом определяющихся личностными особенностями человека. Например, интернальностью или экстернальностью, т. е. тенденцией искать и усматривать главную причину того, что с ним происходит, в самом себе, или в других людях, в сложившихся обстоятельствах. Человек может правильно или неправильно определять такие причины, абсолютизировать их, а также соизмерять их роли в казуистике своего положения. Степень точности зависит от уровня субъективного контроля, который является многомерным (сложным) психологическим образованием, участвующим в работе системы саморегуляции деятельности человека, даже, наверно, главным управляющим всей этой системы. В своих частных проявлениях уровень субъективного контроля придает поведению человека разнообразную психологическую окраску: оно становится, например, осмотрительным, осторожным, предупредительным, дипломатичным, то есть, согласно немудреному определению в толковом словаре, политичным.
Политичное поведение ничуть не противоречит диссидентской позиции, т. е. оно вполне может являться одной из многих внешних форм действий, которые по сути выражают несогласие с какой-либо господствующей доктриной. Во всяком случае, политичное поведение — не худший из методов для преодоления препятствий в практической реализации и защите альтернативных идейных направлений.
К сожалению, такое поведение само по себе редкое явление, так как предусматривает проявление искусного самоконтроля зачастую даже в неуправляемых обстоятельствах. Кроме того, в силу своей природы политичному поведению трудно противостоять поведению политическому и политиканскому, так как они опасны интригами, подставками, подножками, игрой амбиций, беспринципностью, политическим делячеством.
О феномене политического поведения и уровнях его проявления написано много. В обширной литературе представлен анализ его бессознательной мотивации, освещаются глубинные психологические истоки различных форм политических диктатур (деспотизма, тоталитаризма, авторитаризма); составлены и составляются психологические портреты крупных политических деятелей прошлого и современности. Можно сказать, что политические досье великих диктаторов давно легализированы. Легализировано сегодня и политическое диссидентство, которое раньше было подавляемо, с которым безжалостно расправлялись и которое теперь официально проявляется в программах различных политических партий. Любой человек может выбрать одну из них в интересной для него области политического инакомыслия.
