Все должны были быть одинаковыми, и потому инакомыслие пресекалось повсюду и везде: в школе, в армии, в институте, на службе и даже… в психиатрической больнице. В качестве примера приведем выдержки из биографии С.В.Н., который в общей сложности восемнадцать лет провел в психиатрических больницах.

В политехнический институт С. поступал «убежденным марксистом», но вскоре начались споры и дискуссии, перешедшие в конфликт с преподавателем философии. Перестал ходить на занятия по философии, после чего и был отчислен из института за неуспеваемость. В армии не смог смириться с офицерским очковтирательством, кражами продуктов, денег из домашних посылок, мародерством, антисанитарией. Отличная служебная характеристика, после того, как вместе с единомышленниками он стал открыто критиковать армейскую круговую поруку, сменилась плохим отношением командования и увольнением из армии после обследования в госпитале. На работу устроиться не смог, организовал группу единомышленников, недовольных и критикующих государственный строй. В 1970 г., в 23 года, был привлечен к уголовной ответственности по ст. 62, ч. 1, 64 УК УССР, арестован в Свердловске. В том же году Свердловской судебно-психиатрической экспертной комиссией признан вменяемым с диагнозом «психопатия». Повторная СПЭК в Институте им. Сербского признает его психически больным (шизофрения, вялотекущая форма), невменяемым и рекомендует направить на принудительное лечение в Днепропетровскую специализированную психиатрическую больницу. В 1976 г. С. переводят для лечения на общих основаниях в Макеевскую психиатрическую больницу. За этот период его признали инвалидом II группы, мать оформила опекунство. В настоящий момент мы не проводим дифференциальную диагностику его психического состояния, мы хотим обратить внимание на другое. Через пять лет после перевода С. из Днепропетровской спецбольницы, в 1981 году, во время пребывания уже в психиатрической больнице № 1 г. Макеевки, его — психически больного, недееспособного, инвалида II группы, — вновь привлекли к уголовной ответственности, обвинив (душевнобольного!) в антисоветской агитации и пропаганде (ст. 62, ч. 2 УК УССР), и направили «для отбытия наказания в Днепропетровскую республиканскую специализированную больницу» (из дела № 2-132 1982 г., решение суда Ц-Городского р-на г. Макеевки). В психиатрических больницах С. находился до 1988 г. Мы не смогли получить архивную медицинскую документацию за этот период и проанализировать необходимость столь длительного «лечения» (семь лет) в психиатрической больнице. В ответ на запрос последовало сообщение, что в 1989 г. во время пожара в поликлиническом отделении сгорели медицинские архивы Макеевской психиатрической больницы № 1. Комментарии излишни.

Инакомыслие вызывало у власти ненависть. Действия или высказывания, носящие «антисоветский характер», не имели право на существование и жестоко подавлялись. Представители судебно-следственных органов (МВД, прокуратура, КГБ) утверждали, что такое поведение несвойственно психически здоровым и это служило основанием для первого недобровольного контакта с психиатрами.

По психиатрическому этапу

После возбуждения уголовного дела и привлечения к уголовной ответственности к обвиняемому применяется избранная мера пресечения (как правило, арест). Судебно-следственные органы (следствие, прокуратура, суд) при возникновении сомнений в психической полноценности обвиняемого имеют право направить его на судебно-психиатрическое исследование и экспертизу. Экспертиза проводится амбулаторно, стационарно либо заочно по материалам уголовного дела и медицинской документации. Вид экспертизы оговаривается судебно-следственными органами, либо врачи (при возникновении затруднений в определении психического состояния обследуемого) после амбулаторной экспертизы направляют его на стационарную, при этом также может быть продлен обычный месячный срок стационарной экспертизы.

Диссидентам (а также и недиссидентам) в случае признания психического заболевания и собственно невменяемости решение экспертной комиссии не объявлялось.

Существовавшая ранее (и действующая до настоящего времени) практика судебно-психиатрической экспертизы создавала весьма благоприятные условия для злоупотребления психиатрией. Вопрос, который чаще всего ставится перед экспертами-психиатрами — это вопрос о вменяемости обследуемого в период, относящийся к нарушению закона. Но для этого вначале надо доказать, что человек действительно нарушил закон. Вместе с тем экспертиза диссидентов назначалась на начальном этапе следствия, когда факт нарушения закона еще не доказан. Цепочка: обвинение по политической статье — судебно-психиатрическая экспертиза — констатация психического заболевания и невменяемости влекла за собой автоматическое направление на принудительное лечение без предварительного участия в судебном процессе.

Для изучения преступности и личности преступников, для лечения психических расстройств у заключенных и проведения судебно-психиатрической экспертизы, по инициативе ведущих психиатров России В.М. Бехтерева и В.П. Осипова в 1918 г. в Петрограде был организован Диагностический институт судебной невропатологии и психиатрии. Подобное учреждение было решено создать и в Москве. В первых числах мая 1921 г. Пречистенская психиатрическая лечебница, которая берет свое начало от Центрального полицейского приемного покоя для душевнобольных, начавшего свою работу в 1899 г., была преобразована в Пречистенскую психиатрическую лечебницу для заключенных. А в 1922 г. ее переименовали в Институт судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского. Институту поручают наиболее сложные и ответственные случаи, и постепенно он все больше и больше приобретает черты типичного научного учреждения. С первых дней существования института неизменным участником экспертных комиссий был Главный психиатр Мединспекции московских мест заключения профессор Краснушкин, организовавший Кабинет по изучению личности преступника и преступности. Евгений Константинович Краснушкин много лет посвятил проблемам судебной психиатрии. Впоследствии, в 1945 году, ему (совместно с акад. Е.Е. Сеппом и проф. Н.А. Куршаковым) было поручено участвовать в судебно-медицинской экспертизе главных военных нацистских преступников Круппа, Штрейхера и Гесса на Нюрнбергском международном судебном процессе. На суде «наци № 3» Гесс симулировал потерю памяти. Он, как известно, переправился на самолете в Англию, где заявлял, что его могут отравить, убить и т. д. Британские психиатры намеревались признать у Гесса шизофрению. Е.К. Краснушкин провел блестящую экспертизу и оценил поведение и черты личности Гесса как психопатические с тенденцией к сознательно-установочному симулятивному поведению. Суд признал заключение Е.К. Краснушкина убедительным, а Гесс в ходе дальнейшего рассмотрения дела в трибунале признался в симуляции.

В течение первого десятилетия существования Института его деятельность носила открытый характер: проводились заседания общества невропатологов и психиатров, организовывались экскурсии для студентов-медиков и юристов, для слушателей различных курсов; в прессе появлялись публикации об институте. В нем работали, читали лекции такие известные ученые, как Д.А. Аменицкий, Н.П. Бруханский, А.М. Бунеев, И.Н. Введенский и другие.

Однако по мере становления в стране тоталитарного режима начинают искореняться либеральные тенденции, ужесточается режим содержания испытуемых, над сотрудниками устанавливается мелочная опека, происходят многочисленные кадровые перестановки. В 1930 г. директором института становится (уволена в 1950 г.) Ц.М. Фейнберг, окончившая в 1916 г. Киевский медицинский институт по специальности врач-терапевт и долгое время работавшая на административных должностях в системе ВЧК и НКВД. Институт им. Сербского был единственным научным учреждением судебной психиатрии, поэтому постепенно в его ведение перешли абсолютно все научно-практические и организационно-методические проблемы судебно-психиатрической экспертизы, включая и руководство периферийными психиатрическими учреждениями. Самые известные ученые-психиатры либо работали в институте, либо сотрудничали с ним. Причем постепенно на передний план стали выдвигаться вполне определенные политические цели. В 1938 г. здесь было создано специальное отделение, куда помещали всех испытуемых, обвинявшихся в контрреволюции (по ст. 58 УК РСФСР), кроме женщин и подростков. Режим содержания в обычных отделениях также ужесточился, более суровыми стали и требования к персоналу. Взаимоотношения между сотрудниками были основаны на недоверии, подозрительности и доносительстве. Истории болезни обвиняемых по ст. 58 УК РСФСР были выделены в отдельный архив, который осенью 1941 г. уничтожили в первую очередь. В комиссию по «разгрузке архива» входил ученый секретарь института Д.Р. Лунц.