— Эта идея не кажется тебе бредовой, Шеил? — спросила я остро, почти гневно. — Какая из меня королева? Я ничего в этом не понимаю, меня никто к этому не готовил.

Он остановился напротив меня — высокий и худощавый, прямой и собранный, уверенный и спокойный. Уж он-то всегда ко всему готов. Не желаешь стать королем, приятель?..

— Лилиан ненадежна, — сказал он тихо, придавив меня взглядом, как камнем. — Ей не доверяет Собрание Лордов, ее не любит народ, она не ладит с правителями многих стран, включая ниратанского. У нее нет, и не будет детей, и это означает, что после ее смерти Тилада скатится во Тьму. Ты станешь лучшим вариантом, чем она.

Я отвернулась, уткнувшись зрением в стройный кипарис. Стало так тяжко, что не нашлось даже сил на ответ.

— Ты дочь короля, его наследница, — продолжил Шеил, нисколько не заинтересованный в моем душевном комфорте. — Занимать трон — это твое право, и твоя обязанность. И не переживай о том, что ты в чем-то не разбираешься. Ты всему научишься. Все как-то учатся.

Я смотрела ему в плечо — прямо как солдаты. Даже поднять глаза у меня не было сил.

— Забавно, — выдавила я, беспокойно дернув себя за прядь волос. — Твоей работой было следить за тем, чтобы власти королевы ничто не угрожало, а теперь ты сам копаешь ей яму. Как это сочетается с твоими принципами честного и дисциплинированного отличника?

— Замечательно сочетается, — невозмутимо ответил он. — Я служу не Лилиан, а Тиладе и тиладской королеве. И королева для меня теперь — это ты.

Потянулись дни — липкие, сладкие и ароматные, как малиновое варенье. Да, именно с вареньем у меня ассоциировался Ниратан. По крайней мере, его счастливый праздничный дворец, наполненный цветами, фруктами, алкоголем, витражами, нарядами, музыкой. Ниратанское лето закружило меня в ветрах, разнежило в жаре, ослепило красками и блеском, и я почти забылась в нем, почти расслабилась. Канцлер, как и обещал, не торопил меня с решениями, Шеил тоже не касался тяжкой темы, и я все больше напоминала себе бабочку, беспечно порхающую в клумбах, пока еще длится ее мимолетная, словно украденная, жизнь.

Я гуляла в столице и парке, скакала в степи по утрам, а вечерами посещала спектакли, концерты и рауты. Однажды я даже попробовала знаменитый ниратанский тэрн — невыносимо-крепкий напиток с легким ароматом хвои и каких-то фруктов. Первый глоток перехватил дыхание и наполнил глаза слезами. После второго я поняла, что пьяна, и поспешно отставила бокал в опасении утром найти себя в подсобке одной из городских таверн. Иногда я случайно встречалась с канцлером в трапезном зале и других уголках дворца, и всякий раз он был подчеркнуто-вежливым и отстраненным. Мы перебрасывались ничего не значащими фразами, он делал мне дежурные комплименты, задавал дежурные вопросы, ответы на которые не слушал; всегда быстро сворачивал общение, и удалялся в сопровождении своего секретаря и двоих Младших. После его ухода мне приходилось вытирать руки о юбку — так сильно потели ладони. Неуклюжий румянец всякий раз делал из меня простушку. Красивый, могущественный и недоступный Риель поднимал во мне бурю чувств — от почтительного трепета до сексуального возбуждения, и мне стало казаться, что было бы непростительным кощунством покинуть Ниратан, так и не познав этого мужчину…

Канцлер назначил мне содержание на время, что я проведу при дворе. Это не те деньги, которыми я привыкла распоряжаться дома, но их хватило на множество необходимых девушке мелочей, и на заказ нескольких новых нарядов у модистки. Их хватило на то, чтобы с комфортом жить в сладеньком мирке дворца и столицы, плескаться в варенье, отодвинув от себя тревогу, тоску, ответственность, и принятие решения, которое никто не примет за меня.

Очередным горячим душным вечером я обнаружила на своей кровати красивый предмет, поблескивающий в свете ламп. Это была раскрытая сосновая шишка, вроде той, что изображена на гербе Ниратана, искусно выполненная из серебра. Я взяла шишку в руки и повертела ее, рассматривая. Она была довольно тяжелой, размером с крупную сливу. Гладкий металл приятно холодил кожу, аккуратные чешуйки сверкали при каждом моем движении. Я провела пальцем по краешку чешуйки, и увидела прозрачный туман над своими руками, появившийся из ниоткуда. Воздух дрожал и сгущался, туман становился насыщеннее, и в глубине его мерцали крохотные искорки-огоньки. Огоньков становилось все больше, они плавно двигались, сбиваясь в группки; группки плотнели, превращаясь в фигуры. Фигуры подрагивали и меняли очертания, создавая сказочное изображение. В облаке тумана я увидела искристое ночное озеро. В его глади отражались нереально большие и яркие звезды, огромная круглая луна проложила по нему дорожку сияния. По берегам озера колыхались ветви плакучих ив, темно-фиолетовое предрассветное небо раскинуло над ним свой призрачный купол. Свежесть ночи и прохлада воды коснулись кожи и дыхания.

Стоило мне положить шишку на столик, как волшебство пропало. Я улыбнулась, обрадованная подарком. Ниратанская правящая семья велика; зачаровать предмет способен кто угодно из королевских магов. Но так приятно думать, что это был именно Риель.

Ночью мне приснился сон — реальный, как прочитанный рассказ.

Я лежу на жестком колючем ковре, и первая мысль — опасение, что ворсинки натрут обнаженную кожу. Из окна под потолком струится лунный свет, придавая телу голубовато-серебристый оттенок.

Риель стоит рядом. Как всегда, он одет во все темное, а на руках — плотные перчатки. При неясном лунном свете его лицо трудноразличимо. Лишь глаза выделяются — черные, глубокие, невероятно яркие. Как тоннели в никуда.

Я сажусь на ковре, выпрямляя спину. Комната состоит из теней и размытых пятен, как непрорисованный фон — ее не рассмотреть.

Риель стоит спиной ко мне, он полностью обнажен. Его тело тонко, без богатых рельефов. Это тело человека голубых кровей — оно стройно, и не знакомо с физическим трудом. На гладкой коже танцуют лунные блики. Он молчит и не шевелится, и будто бы даже не дышит.

Негромкий звук, похожий на деликатное покашливание, летит откуда-то сзади, отвлекая меня. Я оборачиваюсь, но размытые пятна комнаты походят на клочки облаков и темного дыма, и в рваном мареве не рассмотреть третьего.

Риель сидит на ковре напротив меня. Максимально близко, но не касаясь. Над его плечом кружат искорки-огоньки, но пропадают, стоит мне моргнуть. От него пахнет предрассветной свежестью и хвоей; тянет прохладой, как от воды. Его дыхание неслышно. Дыхания как будто вовсе нет.

Мне страстно хочется видеть его руки без перчаток, но он держит их за пределами моего зрения. В молчании он преодолевает пару разделяющих сантиметров, и медленно целует меня. Мои губы обжигает тэрном.

Снова тихий звук за спиной — на сей раз это шорох ткани. Шуршание платья благородной дамы. Клочки облаков рассасываются и редеют; я могу рассмотреть ковер, на котором сижу. Это ковер, устилающий тронный зал замка Эрдли; он густо усыпан сосновой хвоей.

Рваная дымка тает вовсе, и я вижу трон на постаменте, и королеву Лилиан — на троне. Ее маленькое бледное лицо не имеет выражения; колкий, едкий взор устремлен на нас. Мне холодно, словно кожи касается ледяное железо. Я вздрагиваю и смотрю на Риеля. Он полностью одет, и стоит чуть поодаль. Левую сторону его лица заливает темная кровь, обильный поток стремится по шее в воротник. Левая рука безвольно висит, словно не имея костей. Перчатка на ней отяжелела, пропитавшись кровью; крупные капли падают с нее на ковер, на сосновые иглы. Он смотрит мимо меня и мимо Лилиан, и продолжает молчать.

В воздухе витает предрассветная свежесть.

Встретив канцлера в трапезном зале, я вспомнила свой сон, и вздрогнула от пробежавшего холодка. Гнетущее послевкусие осталось после того сна — некая легкая беспредметная тревожность, будто стоишь спиной к непроглядной тьме.