– Чем я могу вам помочь?

– Одна из обязанностей фонда «Акация» – предоставлять пережившим насилие людям из ЛГБТКИ⁶–сообщества безопасную гавань, – пояснила она. – У нас был случай с молоденькой девочкой, у которой все было прекрасно, но после перебранки с отцом она вернулась на улицы. Для нас подобное дело необычно, и когда я обсуждала этот вопрос с командой, кто–то сказал: “Жаль, у нас нет связей на улицах, человека, который мог бы отыскивать их и сообщать, где можно получить помощь”. Полиция чересчур занята, чтоб искать детей, которые не нарушали закон или фактически не пропали. Они скрываются. И я вспомнила о тебе, Спэнсер, – глядя прямо на меня, произнесла Хелен. – Ты нашел Янни.

Я моргнул несколько раз.

– Вы хотите, чтоб я помог с поисками пропавшего ребенка?

– Ей пятнадцать, и жила она отнюдь не легкой жизнью. Среди них не все подростки. Но да. Если они относятся к группе риска, мы должны помочь.

– Мам, Спэнсер этим не занимается, – мягко проговорил Эндрю.

– Сделаю. – Я посмотрел на всех по очереди. – Если я могу помочь хотя бы одному попавшему в беду ребенку–гею, значит, помогу.

Хелен лучезарно мне улыбнулась и сжала мое предплечье.

– Надеюсь. Детали сможем обсудить позднее. Простите, что во время вечеринки я говорю о работе, но мне хотелось выловить тебя до того, как Гвендолина предложила какую–нибудь гнусность.

– Мам! – зашипел Эндрю.

Я захохотал.

– Она уже предлагала. Я очень вежливо ей ответил, что нахожусь здесь в компании мужчины, но, как ни странно, ее это не отпугнуло.

Хелен расхохоталась.

– Она шаловливая женщина. Очень отважная. Много лет назад она мне помогла, и каждый год в знак благодарности я забиваю мероприятиями ее социальный календарь.

Кто–то позвал миссис Лэндон, и когда я обернулся к Эндрю, он разглядывал меня не совсем понятным взором.

– Что?

Он медленно покачал головой.

– Ты вообще в курсе, насколько замечательный?

– Да не собирался я принимать предложение Гвендолины, – пошутил я.

Он подавил улыбку.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Я говорил на полном серьезе. Если я могу помочь хотя бы одному ребенку–гею, значит, помогу.

– Вот почему ты замечательный.

Я глубоко вздохнул.

– Кажется, в следующем месяце выйдет мой журнал “Замечательные и щеголеватые австралийцы”.

Он захохотал.

– Полезно знать.

Официанты выносили из кухни подносы, и Алан, отец Эндрю, потребовал всеобщего внимания.

– Нам стоит туда выйти? – спросил я Эндрю.

Он посмотрел на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

– Боже милостивый, нет.

Мы слышали, как Алан обращался к гостям, самоотверженно, почтительно и весело рассказывал о своей жене, семье и давних друзьях и, безусловно, об отличной еде. Ответом послужили “ура” и “дело говоришь”. Мы же все это время оставались в кухне. Эндрю присвоил поднос с различными причудливыми канапе и, не успел он запихнуть штучку в рот, как нас тут же засекли.

– Вы двое! Вы меня бросили. – В грандиозную кухню ворвалась Сара. – У нас была договоренность! – Потом она осмотрела поднос, который до сих пор держал Эндрю, и взяла канапе. – О, мне нравится.

Эндрю с набитым ртом засмеялся, потом повернулся ко мне и протянул поднос.

– Мама, когда планировала меню, специально просила делать без моллюсков.

Я взял маленький квадратик, который вроде бы был сыром и перцем с бальзамическим уксусом. Боже, было вкусно. Следующий час мы с Эндрю и Сарой скрывались в кухне, смеялись и болтали о всякой ерунде. В конце концов, мы вернулись обратно и обнаружили, что и без того небольшой список гостей стал еще меньше. Кто–то пил шампанское, кто–то – кофе, но все улыбались, и было очевидно, что эти люди дружили довольно давно. Я почти огорчился, заметив, что Гвендолина уже ушла домой. Но опять–таки было около четырех часов дня. Должно быть, она уже улеглась спать. Либо первой стояла в очереди в клуб “Авалон” и готовилась фотографировать мальчиков гоу–гоу.

Я оказался в компании видного старичка по имени Дэвис. Мы обсуждали австралийскую литературу. Он был заинтригован и, посмею сказать, слегка впечатлен. Но вскоре его окрикнула жена, и остались только мы.

Простонав, Алан рухнул на диван.

– Дорогая моя, пообещай, что в ближайшем будущем у нас не будет “всего–то парочки друзей за обедом”.

– О, было весело. – Хелен захохотала, взяла пустой стакан и протянула официанту. – Пожалуйста, принесите оставшиеся канапе. Как только я сяду, уже больше не встану. – Но она прошла к развлекательному центру, и спустя несколько секунд заиграла “Огромный шар огня”. – О, я обожаю эту песню, – сказала она, подошла к Алану и в молчаливом приглашении потанцевать протянула ему руку.

Он отмахнулся.

– Я слишком стар!

Я протянул ей руку.

– Позволите?

– Оу. – Она театрально приложила руку ко лбу. – Позволю.

Я провел ее на импровизированный танцпол между мебелью и, повернувшись к ней лицом, глубоко вздохнул. И мы начали танец в стиле пятидесятых. Двигался я немного скованно, но она прощала. Мистер Лэндон смеялся вместе с нами, Эндрю остолбенел, но был счастлив, а Сара могла только хохотать и хлопать в ладоши.

К моменту окончания песни мы оба тяжело дышали.

– Где ты научился так танцевать? – спросила Хелен.

– Тетя Марви научила. – Я улыбнулся. – Не практиковался несколько лет, что, должно быть, заметно.

– Много лет я вот так не танцевала с мужчиной, – изрекла она и бросила на мужа насмешливый взгляд.

Все покатились со смеху. Я помнил слова Эндрю, что он не танцевал, но пришел к выводу, что стесняться здесь было некого. Я прошел к дивану, где они с отцом изображали из себя скромников, и протянул ему руку.

– Окажешь мне честь?

Он совершенно точно собирался отказаться, но отец и сестра его перебили. И по прошествии целой песни он сдался.

– Не умею я танцевать, – нехотя поднимаясь, пробурчал он.

Вместе с ним я вернулся туда, где танцевал с его матерью, и как раз вовремя началась следующая песня – «Джорджия в моей голове», медленная–медленная композиция. Я притянул Эндрю к себе. Может, и было чудно танцевать перед всей его семьей, но он, казалось, не возражал. Когда я обернулся, Хелен сидела на диване, а Алан массировал ее босые ступни.

– Так нормально? – прошептал я Эндрю на ухо.

– Да, – пробормотал он. – Очень даже нормально.

Он едва шевелил ногами, но все равно было прелестно. А когда началась следующая песня, он не отстранился. Я прижался губами к его виску и проговорил:

– Мне думалось, ты не любитель танцевать.

– Просто не хочу, чтоб родители лицезрели мою маленькую проблемку, – пробубнил он, а потом качнул бедрами.

“Вот оно что”. Я захохотал, а затем прошептал:

– Проблемка вовсе не маленькая.

– Эй, вы двое, хватит, – прокричала Сара. – Мне завидно до тошноты.

Смущенно засмеявшись, мы оторвались друг от друга, и Сара пропихнула между нами поднос с канапе.

– Ешьте. Если уж мне суждено разжиреть, я заберу вас с собой.

Все еще улыбаясь, я подхватил какие–то зажаристые шарики и откусил. Я сделал всего один укус и понял... Я понял, что ничем хорошим это не закончится. Я попытался сглотнуть и откашляться. Но горло сдавило, сильно сдавило. Я расстегнул верхнюю пуговицу. Опять попытался откашляться.

Дальше посыпалось все сразу.

– Спэнсер?

Я силился дышать. Легкие нуждались в воздухе, но несмотря на мои старания, дышать все равно не выходило. Голова начала пульсировать и кружиться из–за нехватки кислорода, и я припомнил, как мне подумалось, что больно не было. И что слово “анафилаксия” было довольно своеобразным.

– Боже мой, Спэнсер!

– Его “эпипен”! – Голос Эндрю звучал безумно. Он паниковал, а я лежал на спине на полу, разглядывал потолок и их обеспокоенные лица. И по–прежнему не мог дышать. – Пальто! Принесите его пальто!

Мне было жарко, чересчур жарко, и не хватало воздуха. Руками Эндрю обхватил мое лицо и что–то говорил. Он выглядел испуганным. До меня долетали голоса. Отец Эндрю подошел ближе, и я почувствовал резкий удар по бедру.