С минуту Джим сочувственно смотрел на меня. Я отвела взгляд, впервые за долгое время испытав легкое чувство стыда.

– Сара, – снова заговорил агент, на этот раз опять серьезно. – И впрямь есть еще одно письмо.

– Перешли мне его, – рявкнула я, что удивило нас обоих.

– Доктор Симмонс считает, что это не слишком хорошая мысль. Она не хотела, чтобы я тебе о нем рассказывал.

– Но оно мое. Адресовано мне. А значит, ты обязан его переслать. Ведь таков, кажется, федеральный закон.

Я встала и принялась расхаживать по комнате, покусывая ноготь большого пальца.

– Оно совершенно бессвязное, – проговорил Джим. – Какие-то размышления. В основном про его жену.

– Не сомневаюсь, что оно лишено смысла. Как и все предыдущие. Но однажды он проговорится, и тогда у нас появится зацепка. Раскроет мне, где тело. Не в подробностях, разумеется, просто подскажет, где именно искать.

– И как ты это сделаешь? Как будешь искать? Ты даже носа из квартиры не высовываешь. И не собираешься давать показания для комиссии по УДО.

– И что за ненормальная могла выйти за такого, как он? – Я проигнорировала вопросы Джима, расхаживая все быстрее. – Кто эти женщины, отправляющие письма преступникам в тюрьму? Может, им втайне хочется, чтобы их заковали в цепи, пытали и потом убили? Действительно хочется залезть в огонь и сгореть?

– Как нам известно, они познакомились через церковь. Все преподнесли как акт милосердия. На пару со своим адвокатом он заявляет, что это подействовало. Он якобы искупил свои грехи и изменился.

– Ты хоть на секунду можешь в это поверить? – (Джим покачал головой.) – Я уверена, что его женушка первой пожалеет, когда он выйдет на свободу.

Я обошла диван и присела, опустила голову на руки и вздохнула.

– Не испытываю к ней никакого сочувствия. Нужно быть полной дурой.

Уверена, в обычной ситуации Джим похлопал бы меня по плечу или приобнял. Но он прекрасно знал, что ко мне лучше не прикасаться.

– Вот видишь, Сара, ты не веришь в его духовное преображение, как и я. Но что, если комиссия поверит? И этот мерзавец отсидит в общей сумме десять лет за то, что держал вас всех взаперти, а одну убил? Десять лет. Тебе кажется, этого достаточно? Довольно за то, что он сделал с вами?

Я отвернулась, чтобы Джим не увидел моих слез.

– Дом по-прежнему принадлежит ему, – проговорил Джим. – Если он выйдет, то отправится именно туда. В тот дом. Через четыре месяца. Со своей тюремной женой, южной баптисткой.

Джим поерзал на стуле, а потом подался вперед, меняя стратегию.

– Сара, она была твоей лучшей подругой. Лучшей. Сделай это ради Дженнифер.

Я больше не могла сдерживать слезы, но позволить Джиму их увидеть тоже не могла. Поэтому я встала и быстро вышла на кухню выпить воды. Целую минуту смотрела на льющуюся из-под крана воду и пыталась взять себя в руки. С такой силой стиснула раковину, что побелели костяшки, став одного цвета с холодным фаянсом. Когда я вернулась, Джим поднялся, собираясь уходить. Он медленно складывал свои вещи в портфель одну за другой.

– Сара, прости, что давлю на тебя. Доктору Симмонс это совсем не понравится. Нам нужно, чтобы ты сделала заявление как потерпевшая. Без тебя я совсем не уверен в исходе. Знаю, мы сильно подвели тебя. Я лично подвел. Согласен, что обвинения в похищении недостаточно за все, что он совершил. У нас не было доказательств убийства. Без тела… Да и результаты ДНК оказались испорчены. Но мы должны сделать так, чтобы он, по крайней мере, отсидел весь срок. Здесь нельзя рисковать.

– Твоей вины не было. Все лаборатория… – заговорила я.

– Мое дело, значит и вина моя. Поверь, с тех пор я расплачиваюсь за свою оплошность. Давай разделаемся с этим раз и навсегда и оставим все в прошлом.

Легко ему говорить. Уверена, именно этого он и хотел: поскорее позабыть о нашем деле, о своей огромной служебной ошибке. Для меня же все было намного сложнее.

Джим протянул визитку, но я отмахнулась. Его номер мне известен.

– Я подготовлю тебя здесь, в твоей квартире, или где сама захочешь. Мы нуждаемся в тебе.

– И Трейси тоже там будет?

– Да, будет, но…

Он смущенно отвернулся к окну.

– Но она же поставила условие, что не желает видеть меня, общаться или оставаться со мной наедине.

Джим замешкался. Он не хотел этого говорить, но все было написано у него на лице.

– Я знаю, что она меня терпеть не может. Просто скажи.

– Да, она поставила такое условие.

– Хорошо. Это значит, я подумаю.

– Спасибо. – Джим достал из блокнота распечатанный конверт и положил на стол. – Письмо. Ты права, оно твое. Держи. Но, прошу, поговори с доктором Симмонс перед тем, как прочесть его.

Джим направился к выходу. Он знал, что не стоит подавать мне руку на прощание. Всего лишь махнул с порога и тихонько закрыл за собой дверь, затем подождал, пока я запрусь на все замки. Ушел он только после того, как услышал последний щелчок. Он слишком хорошо меня знал.

Три дня я провела в квартире наедине с письмом. Положила его посреди кухонного стола и часами ходила вокруг, предаваясь размышлениям. Само собой, рано или поздно я его прочитаю. Это единственный способ приблизиться к истине, ведь мне необходимо найти тело Дженнифер. Это самое малое, что я могла сделать для нас обеих. В немом ужасе пялясь на письмо, я представляла себе Дженнифер – как она смотрит на меня пустыми глазами и безмолвно умоляет: «Найди меня».

Десять лет назад ФБР бросило на это дело лучших сотрудников. Они часами допрашивали нашего мучителя, но он ничего не рассказал. Я знала, что так и будет. Он был хладнокровен, методичен и совершенно не боялся наказания. Никто не мог его расколоть.

Этот мужчина более двадцати лет водил за нос администрацию Орегонского университета. В моей памяти накрепко засел его образ: за кафедрой, в окружении пылких студенток, которые ловили каждое его слово. Должно быть, он обожал это. Могу представить, как жались к нему ассистентки, чуть не залезая одна на другую, в его душном крошечном кабинете, где я позже побывала с прокурором.

Когда пропала Кристин, никто и не вспомнил, что она была одной из его любимиц в университете. Порядочный мужчина, профессор Джек Дербер, отличный парень, блестящий ум. Он неплохо устроился в жизни, к тому же от приемных родителей ему достался домик в горах, настоящее убежище. Кто бы мог подумать, что там такой просторный погреб. Родители Джека использовали его для хранения солений и прочих консервов. Но он нашел ему другое применение.

Наконец я очнулась. Теперь я здесь, в своей безопасной квартире, не отрываясь гляжу на письмо и уже выучила каждый изгиб бумаги с аккуратно разрезанным краем там, где техник-лаборант вскрывал письмо каким-то острым инструментом. Безупречный шов. Дерберу бы понравилось. Он всегда восхищался идеальным разрезом.

Я знала, что содержимое послания тщательно изучили, но некоторые вещи могла понять только я. Именно так он действовал: устанавливал глубокий личный контакт. Подобно ядовитой змее, скользнувшей в расщелину, забирался в твое сознание и устраивался там поудобнее, чувствуя себя как дома. Ему было сложно противостоять, ведь моя физическая слабость превращала похитителя в спасителя. Оттолкнуть его становилось не так уж легко: сперва отобрав все, возможно на веки вечные, он затем обеспечивал тебя самым необходимым – едой, водой, средствами гигиены, незначительным знаком внимания. Случайно брошенное слово сочувствия. Поцелуй в темноте.

Заточение творит с людьми страшные вещи. Оно обнажает животную натуру. Ты сделаешь что угодно, лишь бы остаться в живых и испытать на следующий день чуть меньшие страдания.

Я боялась даже смотреть на письмо, вспоминая, какую власть он имел над нами. Возможно, так будет всегда, если возникнет случай проверить. Я боялась, что покоящиеся внутри этого конверта слова могут запросто вернуть меня назад в прошлое.

Но я знала, что не должна снова предать Дженнифер. Не могу умереть, позволив телу подруги все глубже уходить в землю там, где он закопал ее.