Этот роман не сулил ничего хорошего. У нее появился денежный донор, из которого она жадно высасывала сбережения, а у меня стабильная «личная жизнь» с самой сексапильной телеведущей. Сексапильной не по моим меркам. Валесова несколько раз снималась для плейбоя, и вполне удачно. На нее дрочили не скрывая, бурно кончали на листы журнала, заливая обнаженное кукольное тело на глянце. Оксане Валесовой было, чем похвастаться, только вот жаль, что все это фальшивое, пришитое на ее тело лучшими хирургами. Меня же перло от естественной красоты и, если я встречал хорошенькую девицу с милым лицом без косметики или с естественным макияжем, то это взрывало мой мозг. И член. Конечно же я затаскивал малышку в постель, чаще всего с первого раза, реже — со второго, и только в крайних, самых редчайших случаях — с третьего.

Кажется, моя новая кукла Вика попадет под мой фетиш, если смоет вульгарную косметику с нежного лица.

Мне не хотелось покидать зажатого звереныша Викторию и оставлять ее одну до поздней ночи. Юрий Малинов ничуть не приврал, когда хвастал, какая красавица да умница у него дочь, даже про ее невинность взболтнул. Это меня и привлекло — ангельски красивая и юная целка.

Игрушка на пару раз, нужная только для того, чтоб отвлечься от силиконовой женщины и почувствовать под собой хоть каплю естественности и натуральности. А если эта естественность и натуральность еще и девственна, неопытна и мила — то это просто взрывная смесь.

Но, блядь, кто бы мог подумать, что Малинова Виктория Юрьевна окажется куда более притягательной, чем женщина на пару раз. Почему-то мне захотелось стать для нее чем-то большим, чем доминирующий мужик, насильно ебущий ее каждую ночь.

Конечно, такое желание «быть для кого-то чем-то большим» время от времени возникало и с другими девушками, но ничем не закончилось — ссора, громкое расставание, скандал на всех каналах и во всех газетах и, наконец, полное утихомиривание.

«Быть чем-то большим» — моя прописная истина.

Рано или поздно даже самый ненасытный бабник и извращенец нагуляется и захочет уюта и тепла, простого домашнего счастья, никак не связанного с тем, сколько денег в его кошельке и на какой тачке он ездит. Придет тот самый возраст, когда оттрахав миллион баб, наконец, сидя у камина с мартини в руках, даже самый последний кобель поймет, что у всех телок под юбкой одинаковые дырки. И тогда захочется чего-то особенного. Большого. Светлого. Тогда захочется любимую и любящую жену, пятерых детей, внуков, уютных вечеров.

Я был уверен, что еще успею, что еще молод. Но, в глубине души сопливый романтик, насмотревшийся в детстве на идеальные отношения родителей, метался из стороны в сторону, боясь пропустить «ту самую единственную» дырку, которая сможет покорить не только член, но и душу.

Пока я тонул в своих тяжелый мрачных мыслях, rolls royce припарковался рядом со сказочным кукольным домом в малиново-карамельных тонах. Я вновь почувствовал, как сводит желудок, будто в приступе рвоты.

Прощаться с женщинами — не мой конек. И я уверен, что сегодня нарвусь на такие грубости, после которых милая и неопытная Малинова Виктория станет моим спасительным островком в океане желчи и говна.

Пройдя в дом без стука, как уже привык и я, и Оксана, быстро скинул пальто и прошел в просторную кухню. Оксана сидела перед телевизором с бокалом красного вина в руке, рядом на столе стояла почти опустошенная бутылка, и валялся свежий модный журнал. Алкоголь погубит Валесову.

— Милы-ы-ый! Я тебя сегодня не ждала, — силиконовая грудь с сосками-горошинами торчала испод прозрачного халата с кружевами, Оксана сидела, но я уверен, что трусиков на ней тоже нет.

— Я приехал попрощаться, Оксана, — не церемонясь, прямо в лоб. Подходить к ней особо не хочется, мало ли, силикон добрался до мозга.

— Ты куда-то уезжаешь? — перелистнула страничку глянца и подняла пушистые ресницы. Ну какая же тупая расфуфыренная кукла-Барби с желе, вместо извилин в голове.

— Нет, я расстаюсь с тобой, — уже готовлюсь уворачиваться от бутылки, которая полетит в меня, но Валесова странно спокойна, будто ее накачали транквилизаторами.

— Нет, Герман, ты со мной не расстаешься, — смотрит сучьим лукавым взглядом, голос слишком резкий, неестественный.

— Наши отношения себя изжили. Мы трахались, нам было хорошо. Но сказка подошла к концу.

Думаю, можно разворачиваться и уходить, пока Оксана еще какую-нибудь чушь не отморозила. Я и сам такую херню отмочил. «Отношения себя изжили», «сказка подошла к концу» — в каком хуевом фильме я услышал эти фразы?

Обычно я бросаю баб, скинув смс. Но решил, что Оксана Валесова достойна моего личного присутствия на этом празднике.

— Герман, твои идиотские шутки сейчас неуместны! Я не потерплю подобных насмешек в свой адрес, ты об этом прекрасно осведомлен. Если пожаловал, чтобы я удовлетворила тебя, то просто изъяви желание, — напрягая последние извилины и пользуясь словами из текстов, которые заучивает для своей программы для тупиц, выдает брюнетка и делает жадный глоток красного вина, снова перекидывает страницу глянца.

— Оксана, я не шучу с тобой. И я пойму, если в твоих глазах я сейчас выгляжу абьюзером или тираном, но априори в нашем с тобой волшебном союзе пора ставить жирную точку. И я не буду ждать, пока в твоей голове случится инсайт, — наблюдаю за лицом девушки. Судя по всему, телеведущая знает на слух несколько прибереженных мной для нее сложных слов, но не помнит, что они обозначают. Напряжение сходит с ее лица также быстро, как и появилось. Думать эта женщина, к несчастью, долго не может. Да и может ли вообще?

— То есть ты считаешь нормальным приходить в мой дом и бросать меня, Герман? Я же вижу, как сильно ты меня любишь, как ревнуешь к продюсеру, как мнешь листы в плейбое, где я на страницах, — накаченные губы еле шевелятся, а на пустых глазах блестят слезы. Неужели, у Барби есть душа и она способно чувствовать что-то, кроме оргазмов?

— Малыш, давай без истерик и пустых скандалов. Расстанемся мирно и гладко. Без кричащих обложек и новостных сводок в нашу честь, — сгладить обстановку не получается.

Бутылка недопитого вина все же летит по моей траектории, и я присаживаюсь, чтобы та меня не зацепила. Стекло разбивается о стену, осколки звонко гремят, на дорогих обоях остаются кроваво-винные брызги. Думаю, достаточно слов. Я ухожу под громкие рыдания силиконовой подстилки, которая уже завтра раздвинет ноги перед новым богатеем с золотыми яйцами.

Ее не жалко ни капли.

Олег везет меня домой, и я с предвкушением думаю о девственнице, ждущей меня дома.

Но и меня кое-что ждет — облом века!

Малинова Виктория спит уже больше часа, и просыпаться не собирается, а будить и трахать милое сопящее в подушку создание совсем не хочется. Боюсь, что сейчас от ее зажатости и робости у меня просто повиснет на полшестого. Привык, что Валесова Оксана сама скачет и насаживается любым отверстием, и ртом так полирует член, что искры от удовольствия из глаз — с Викой такого никогда не будет. Ее максимум — приглушенные стоны и робкие движения бедрами.

Вот так я расценивал Малинову Викторию Юрьевну. На три с огромным минусом.

Чем в постели может удивить девственница? Красными щеками, разве что. А Вика ярко и завораживающе краснеет от любого упоминания о сексе или от простого невинного прикосновения. И это, мать его, заводит. Мне понравилось наблюдать за ней, изучать, исследовать. Она была хрупкой. Нежной. Милой. Никак не вписывающейся в мой мир.

Оставив спящего ангелочка в ее постели, я прошел на первый этаж в свой кабинет, куда не впускал никого, кроме телохранителя Виктора, зажег ночник и уселся на свое излюбленное место — белый аккуратный диванчик. В домашнем полумраке мысли перестали шляться в голове потоками бесконечных сводок. Здесь я пропадал и телом, и душой, позволяя воспоминаниям терзать сердце.

Неизменно на столе лежала одна и та же газета двенадцатилетней давности. Заголовок дразнил и заставлял лицо наливаться кровью.