Я уже не знаю, во что мне верить. В боль, с которой она это произносит, или в коварную улыбку, которая вспыхивает на милом лице. Кажется, будто Вика не врет, но намек на слезы в ангельских глазах сбивает с толку.

— Ты лжешь, — рычу в ответ, поднимаясь с места.

— Ни капли, — огрызается.

Хватаю девушку за талию и резко тяну к себе. Чувствую, как быстро бьется сердце внутри, как потеют ладони от ее близости, как в ширинку упирается моментально набухшая плоть. Вика отворачивается и старается вырваться, цепко впивается ногтями в мои плечи и отталкивает. Только вот сегодня я не хочу сдаваться, хочу вернуть ее. Навсегда. Моя женщина. Только моя.

От нее вставляет круче, чем от скорости. Она пахнет, как целая вселенная. Она одна смогла сыграть на струнах моей души своим неземным голосом. Только ей удалось захомутать желанного миллионами холостяка. Что ей еще нужно? Какие подобрать слова, чтобы она осталась в моей жизни добровольно?

— Пусти меня, — шипит с нескрываемой яростью, стучит кулаками мне в грудь.

— Нет, — обрываю ее попытки сбежать и просто сажаю на стол. Вика сводит колени, но я успеваю протиснуться между ними. Хватаю упругие бедра и тяну к себе, чтобы почувствовала, как сильно я желаю ее сейчас. Того и гляди штаны порвутся, так тесно в паху, что дышать становится больно. Нахожу ее губы и прикусываю ее нижнюю, наслаждаюсь приглушенным стоном, ловлю его. Такая сладкая, такая непокорная.

— Отстань от меня! — хриплым голосом бормочет мне прямо в губы, вновь с силой бьет в грудь. И откуда в малышке столько силы?

Хватаю ее за руки и завожу ей за спину, обезоруживая своего ангелочка.

Вновь тянусь к ее непокорным губам, впиваюсь в ее рот с силой так, что она задевает зубами мои десны. Привкус крови во рту делает поцелуй металлическим, холодным. Малинова вырывается, что-то мычит.

И я как взбесившийся зверь продолжаю ее терзать, продолжаю выуживать ее ответные поцелуи, мурашки по телу, дрожь в коленях, влагу между ног. Хоть что-нибудь!

Вика сильно дергается, вырывает руки и кусает меня за губу. Так больно, что искры в глазах.

— Я просила по-хорошему! — уже не говорит, просто орет. Так громко и хрипло, нечеловеческим голосом. Отталкивает меня обоими руками, и я пошатнувшись, отхожу в сторону. — Я знала, что ты сволочь, что тебе все равно на то, что я чувствую! Ты продолжаешь вести себя, как мудак!

— Потому что я люблю тебя! — рвусь к ней, чтобы вновь прижать к столу.

— Это не любовь! Одержимость, желание, жажда! Но не любовь! — отталкивает меня ногами и убегает к двери. Я выплевываю сгусток крови прямо на белый ковер, вытираю рот локтем. Черт.

— Вернись, — иду за ней.

— Если ты еще раз появишься в кафе, я уволюсь. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда. — Бросает напоследок. Охранник помогает ей надеть шубу, и Вика выскальзывает во двор, словно тень.

Чертова сучка! Так просто обвести меня! Укусить! Подлая и лживая. Хотела только денег на обучение? Только это ей было нужно? Уверен, что нет.

Меня просто накрывает рядом с ней, и я не могу сдерживаться. Я хочу ее себе. Хочу видеть ее через двадцать лет в своей постели. Хочу через двадцать лет смотреть на свадьбу нашего с ней сына. Хочу видеть, с каким трепетом и любовью она будет заплетать косы нашим дочерям.

— Герман Александрович, вам лучше оставить Вику в покое, — Фаина Ивановна смотрит на меня в упор.

— Это не ваше дело, — взрываюсь я. Через несколько секунд хлопаю дверью в кабинет и запираюсь.

Строптивая. Недоступная. Гордая.

Я все равно верну ее.

Есть еще козырь в рукаве.

Есть договор с ее никчемным папашкой.

Деловые недоотношения:

Вика

Незаметно пришел декабрь. Деревья окончательно утонули в снегу. Каждый рассвет я встречала дома, наблюдала, как игриво переливаются солнечные лучи по белой поверхности земли, как искриться наряженная елка во дворе дома, как играет детвора.

Пахло новым годом. Праздничная суета ворвалась в жизнь горожан, и теперь полки магазинов были завалены елочными игрушками и мишурой.

А я продолжала сходить с ума.

Герман исчез из моей жизни. Теперь все мои проекты и идеи по поводы дизайна «Мечты» Амурский утверждал дистанционно, и я его больше не видела. Если бы рядом не было Веры, я сошла бы с ума окончательно.

Пик моего одиночества настиг меня внезапно. Не спасала работа, репетиции, прогулки по вечерней столице. Не помогал морозный воздух. Не помогали яркие новогодние вывески и праздничный шум. Сегодня вечером я внезапно потянулась к телефону и набрала номер Германа.

Мимолетное помешательство, которое дорого бы мне обошлось, если бы миллиардер ответил. Но Амурский даже не удосужился взять трубку.

Он оставил меня в покое, как я и просила. Но почему-то легче мне не становилось.

Я стала искать его черты в мимолетных прохожих. Порой даже казалось, что он рядом и наблюдает за мной. Тело пробивало мурашками, и я искала его взгляд. Скучала до ломоты под ребрами по его голосу. Ох, этот голос. Нежный, с легкой хрипотцой. Способный успокоить меня в любую минуту, растопить лед моего сердца, оживить все между нами.

«Гвоздь» превратился в настоящую «Мечту». Открытие уже завтра. А через неделю премьера мюзикла. Я ждала этих событий. Особенно первого.

На открытие «Мечты» должен приехать Герман, и мы встретимся вновь. Сначала я боялась этой встречи, миллион раз за день прокручивала ее в голове. Что он скажет? Что я ему скажу? Что я почувствую, когда свет зеленых глаз обдаст меня своим губительным жаром? Растаю? Поддамся?

Я допускала мысль, что прощу ему все.

С другой стороны, Амурский всегда пользовался спросом у женщин, и за это время в его постели скорее всего уже побывала и актриса, и модель, и телеведущая. И может, не по одному разу. Я не нужна ему. Если бы была нужна, он не отказался бы от меня. Не выгнал из своей жизни. Сделал бы все, чтобы меня вернуть. Но после нескольких колких «нет», он сдался. Я перегнула палку. Перешла порог дозволенного. И больше ему неинтересна. Пылкая колючка, которая не позволяет прикасаться к ней, гораздо менее привлекательна для Германа, чем доступная дьяволица, уверенная и страстная.

И хорошо. С ним тяжело. Тяжелее, чем без него.

Я подошла к окну и раскрыла его. Обдало холодным воздухом, и тело покрылось мурашками. Вдохнула полной грудью, прислонившись лбом к стеклу. Остудить мозг перед важным днем, то, что нужно. Почувствовала запах гари, едкий, противный.

Где-то в стороне вздымались языки пламени, а черный густой дым причудливым монстром поднимался в небо. Эта темная туча расползалась по ночному небу, облизывая луну и звезды. Где-то совсем недалеко разгорелся пожар. Где-то в стороне «Мечты».

О, черт!

Как ошпаренная натянула поверх домашних шорт джинсы, всунула ноги в первое, что пришлось под руку, и все равно, что это сапоги на шпильке. Натянула шубу уже в подъезде, когда стремительно неслась вниз.

Я бежала к «Мечте», забыв обо всем на свете. Если мое кафе сгорит, я просто этого не переживу!

Кафе — единственное, что осталось мне после Германа. Я вложила в него всю свою душу. «Мечта» стала мне еще роднее, чем «Гвоздь». И я просто не переживу, если что-то с ним случится.

Еще пара кварталов. Не смотря на то, что ноги по льду скользят, и что бежать на шпильках крайне неудобно, я летела вперед.

Одно мгновение, и я упала в сугроб всем телом, сильно ударившись локтем о лед. Постаралась подняться, но ноги неловко разъехались.

— Ну привет, Малинова Виктория, — знакомый голос раздался совсем рядом, почти над ухом. Я невольно вздрогнула, поворачиваясь к источнику звука. Валесова. Она что здесь забыла?

— Оксана, — прошептала я, глядя ей в глаза. — Что ты здесь делаешь?

— Я обещала тебе отомстить, помнишь? — женщина зловеще улыбнулась, и меня передернуло.

— Я больше не встречаюсь с Германом, — я предприняла еще одну попытку встать. Почувствовала, как шпильки тонут в снегу, отряхнула шубу и посмотрела на Оксану.