Она любила его так сильно, что было мучительно сознавать, как легко Вулкан отказался от нее, несмотря на все свои слова. А еще больше ее терзала мысль, что они, возможно, больше никогда не увидятся.

В это утро она не замечала ни красоты старого леса, ни лучей раннего солнца, легкомысленно игравших на замшелых стволах лесных великанов. Ей невероятно хотелось лишь одного: поскорей оказаться в Литл-Милдене и застать на старой мельнице Вулкана.

Возможно, она просто неправильно поняла его слова, которые он сказал напоследок дяде, – уговаривала себя Астара. Но в глубине души она прекрасно сознавала, насколько дурным знаком был тот факт, что он практически игнорировал ее в течениезсего вечера и намеренно не заметил руку, протянутую для прощания.

Она подошла к старой мельнице и впервые за все время обнаружила дверь закрытой. Сначала ее сердце сжалось от страха, и она решила, что пришла слишком поздно. Вулкан уже уехал, и это конец их любви. Но тут же Астара успокоила себя: час слишком ранний, – возможно, он еще не встал либо завтракает. Не постучав, она просто открыла щеколду и вошла в дом. Все тихо и спокойно. Она переборола в себе желание позвать Вулкана: если он отзовется, значит, он еще дома, и она не зря шла к нему через лес. Затем из комнаты, где находилась его мастерская, раздался тихий шорох. Войдя туда, она увидела, как он укладывает свои картины в большой деревянный ящик.

Астара тихо стояла, глядя на него, а он аккуратно укладывал свои работы, словно не замечал ее вовсе. Тем не менее она не сомневалась, что он знает о ее присутствии, хотя и не подает виду. В конце концов, не в силах больше вынести затянувшегося молчания, она пробормотала:

– Мне… мне нужно поговорить с тобой, Вулкан. Она даже удивилась, насколько чужим и странным показался ей собственный голос.

– Нам не о чем говорить, – ответил он, не поднимая головы и делая вид, что занят своими картинами.

– Выслушай меня!

– Я могу выслушать, только это напрасная трата слов.

– Но почему? Почему ты… ведешь себя… так?

– Ты и сама знаешь ответ. Ты живешь в одном мире, а я в другом, и между этими мирами нет моста. И ничто, никакие слова или поступки не в силах нас соединить.

– Это неправда.

С этими словами Астара подошла к нему ближе и остановилась возле упаковочного ящика.

Когда он взял в руки очередную картину, она спросила:

– Ты… сердишься на меня?

– Нет. С какой стати? Но только если ты вздумала играть с огнем, то непременно можешь обжечься.

– Ты решил, что я деревенская девушка, и предложил мне позировать для твоей картины.

– Насколько мне помнится, я принял тебя за Афродиту, сошедшую с Олимпа, чтобы помочь мне справиться с неразрешимой для меня дилеммой.

– Я хотела тебе помочь… я была рада это сделать, а теперь ты… я… не нужна тебе… больше.

В ее тоне прозвучало такое отчаяние, что он почти непроизвольно поднял глаза и впервые за все это время взглянул на нее. Она стояла по другую сторону ящика. Шторы не были задернуты, сквозь окно в мастерскую проникали солнечные лучи, и казалось, что пышные светлые волосы нимбом окружили ее ясное чело. Однако ее большие синие глаза были наполнены болью и казались от этого темнее, чем обычно, а губы дрожали.

– Пожалуйста… Вулкан, не… оставляй меня! – с мольбой произнесла она.

На какое-то мгновение он застыл, не в силах дать ей ответ, словно, несмотря на всю его решимость, его душа отчаянно рвалась к ней.

Затем он сказал суровым голосом, прозвучавшим неожиданно громко и эхом отразившимся в просторной мастерской:

– Ради Бога, не нужно лишних слов! Ты и сама прекрасно понимаешь, что нам нужно расстаться.

– Но почему? Почему? – спросила она. – Я люблю тебя! И мне не стыдно признаться… я люблю тебя!

– Тебе придется меня забыть.

– Но это… невозможно! Я просто не смогу это сделать, поверь мне!

– Ты еще очень молода. Возможно, сейчас ты и кажешься себе несчастной, но это быстро пройдет. А когда ты станешь старше, тебе станет ясно, что я поступил правильно.

– Разве правильно отказываться от любви? Отворачиваться от такого чудесного… такого удивительного чувства?.. Я твердо знаю, что… мы созданы друг для друга… или, во всяком случае… я вся принадлежу тебе.

В ее голосе прозвучал такой отчаянный призыв, что на миг ей показалось, будто она разрушила стену отчуждения и он готов заключить ее в свои объятья.

Но он направился прочь от нее, подошел к северному окну и встал, мрачно глядя на мельничный пруд и расстилавшиеся за деревней зеленые поля.

– Ступай домой, Астара, – сказал он, – и подумай над дядиными планами, ведь они сулят тебе деньги, видное положение в обществе и роль хозяйки Уорфилд-хауза.

– Все это может стать… твоим.

Астара прошептала эти слова, но он их услышал.

– Я не тот человек и не подхожу для такой роли. Тебе лучше выйти замуж за одного из моих кузенов, и лично я на твоем месте выбрал бы Лайонела. Из них двоих он намного приятней.

Вулкан произнес эти слова ледяным тоном, но Астара чувствовала, что, несмотря наделанное безразличие, он страдает не меньше, чем она сама.

– Неужели ты и вправду думаешь, что я… полюбив тебя так сильно… выйду замуж за кого-то другого? – спросила она.

– Разумеется. Это неизбежно!

Его голос вновь стал громким и уверенным.

– То, что ты испытываешь ко мне сейчас, в народе называют телячьей любовью. Через это проходит каждая девушка со своим первым в жизни возлюбленным. И я по своему опыту обещаю тебе, что это пройдет очень быстро.

– Неужели ты ив самом деле полагаешь… что я испытываю именно… это? – воскликнула Астара. – Неужели ты думаешь, что если бы я и впрямь была такой пустой и непостоянной, то ты мог бы написать с меня такую Персефону… какая тебе требовалась? Только любовь, которую ты пробудил во мне, помогла тебе увидеть ее… окутанную в… свет.

Она сказала эти слова неожиданно для себя самой и сразу же поняла, что они самые нужные, словно их подсказала ей какая-то высшая сила.

Вулкан не ответил, он стоял к ней спиной, и внезапно сквозь пелену слез, застилавшую ей глаза, Ас-таре показалось, что он уже покинул ее и она осталась одна. Вскрикнув от боли и обиды, она в отчаянии бросилась к нему. Встав между ним и окном, Астара посмотрела на него. По ее лицу ручьями лились слезы.

– Я люблю тебя, Вулкан! Я сделаю все… что ты пожелаешь… тебе не обязательно… жениться на мне… Я поеду с тобой в Париж… да хоть на край света. Пожалуйста… возьми меня… с собой!

Голос ее стал совсем тихим, так что последние слова прозвучали совсем бессвязно, и тогда, словно больше не в силах сдерживать себя, Вулкан вдруг обнял ее, и их губы слились в поцелуе. Он покрывал ее поцелуями яростно, почти жестоко – сначала губы, потом глаза, слезы на ее щеках, потом опять губы. Астаре казалось, будто на нее обрушился ураган, но она не боялась. Она лишь чувствовала, что его губы пробуждают в ней такое же блаженство, как и раньше.

А еще ей показалось, будто все ее существо наполнилось тем самым светом, который он изобразил на картине, но теперь этот свет был не ясным и холодным, как там, а обжигал, словно исходил из самого центра солнца.

Он целовал ее до тех пор, пока она не забыла обо всем на свете, не понимала больше ничего, кроме чуда его объятий и жара, все нараставшего и нараставшего в ее груди. Астара знала лишь одно – она принадлежит ему, а он ей.

Не отрывая губ, он поднял ее на руки. Ее глаза оставались закрытыми, но она знала, что он несет ее через комнату.

«Я люблю тебя! Вулкан, я люблю тебя!» – хотелось крикнуть ей, но она тонула в блаженстве и не могла произнести ни слова, а все ее тело было охвачено любовным пламенем. И тут внезапно, слишком внезапно, чтобы она могла это осознать, Вулкан поставил ее на ноги.

– Ступай домой и забудь меня, – сказал он, – и Господь свидетель, что я тоже постараюсь тебя забыть.

Астара никак не могла прийти в себя и осознать, что с ней происходит и где она находится! Внезапный поступок Вулкана настолько ошеломил ее, что она едва не лишилась рассудка. Она лишь сознавала, что стоит на пороге и держится за ручку двери. Потом, сделав над собой усилие, она поняла, что это входная дверь старой мельницы. Тут она вспомнила, как закрылась за ней эта дверь и повернулся в замке ключ. И после этого по каменным плитам коридора прозвучали удалявшиеся шаги Вулкана.