Как я уже сообщил, эксперименты показывают, что в пределах указанных интервалов времени и расстояния между последовательными вспышками обычно происходит дополнение, соединяющее их в одно протяженное и, возможно, двигающееся, растущее, сокращающееся или иначе изменяющееся феноменальное целое, будь две стимульные фигуры одинаковы или решительно отличны друг от друга. Это справедливо для плоских и объемных фигур, физических предметов, букв и других символов, соединенных так гетерогенно, что такая трансформируемость не дает никаких пригодных классов подобия форм. Колерс пишет: "Если все двумерные [и трехмерные][69] формы — члены одного класса, как это, видимо, уже почти доказано существующими результатами…то нет никакой надежды установить классы форм согласно выполненным с ними визуальным действиям" (AMP, 190). Тогда как эти результаты накапливаются в таком едином строю, что начинают терять новизну, мы не должны упустить из виду изобретательность, показанную в некоторых случаях при импровизации маршрутов перехода. Я говорю «импровизация», потому что маршруты, предпринятые между одними и теми же двумя фигурами, могут значительно изменяться в зависимости от обстоятельств, предмета и случая. Например, переход от куба к квадрату может выполняться иногда извлечением, а иногда сжатием; а переход от трапецоида к его аннулированию — иногда плоским преобразованием, а иногда вращением по глубине (AMP, 88–91).[70] Кстати, некоторым из нас такая импровизация представляется более характерно 'свойственной человеческой природе', чем врожденно присущие идеи. Я даже задавался безответным вопросом, могли ли бы некоторые типы направления коррелировать с некоторыми психологическими способностями или другими психологическими характеристиками, в достаточной степени, чтобы обеспечить основание для некоторого диагностического теста.

Однако что происходит, если между месторасположениями двух вспышек установлен фиксированный барьер? Скажем, на белом поле с черной линией посередине черный круг появляется сначала слева от линии, а затем (в пределах предусмотренных временных и пространственных интервалов) справа от нее? Полностью ли предотвращено тогда видимое движение или только прервано? Ни то, ни другое, сообщает Колерс. Круг перемещается вправо, огибает барьер и движется ко второй позиции (AMP, 79–80).

Во всех до сих пор рассмотренных случаях появлялась только одна фигура или предмет. Колерс продолжает исследование на намного более сложных, иногда поразительной сложности, и зачастую теоретически важнейших случаях. Например, в одном эксперименте (AMP, 82) последовательно появлялись две группы по четыре фигуры (рис. 1).

Когда сначала появляется первая группа слева, а потом вторая — справа от нее, то по какому маршруту обычно идет переход? Поскольку при использовании отдельных фигур квадраты и круги легко преобразовываются друг в друга, не будет ли здесь каждый круг становиться квадратом, а каждый квадрат кругом по мере того, как группа перемещается вправо? Вовсе нет. Вместо этого три правые фигуры первой группы, не меняя форму, двигается как единое целое на место трех левых фигур второй группы, в то время как крайний левый круг первой группы перемещается вокруг, чтобы стать самой правой фигурой второй! Во втором эксперименте, когда крайней правой фигурой второй группы стал квадрат, крайний левый круг первой группы изменился на квадрат по мере того, как он перемещался вокруг к правому краю.

Визуальная система явно настойчива, изобретательна и иногда довольно упорна в построении мира по своим собственным меркам; дополнение искусно, гибко и зачастую разработано до мелочей. Прежде, чем мы рассмотрим следующие важнейшие эксперименты, напрашиваются некоторые теоретические вопросы и выводы.

Какие заключения мы можем сделать? Во-первых, приведенных данных более чем достаточно, чтобы отбросить любую теорию замыкания. Последние два случая лишают такие объяснения всякого остатка правдоподобия. Если бы электрические токи вели себя таким образом, то компьютеры работали бы даже еще хуже, чем сейчас. Однако стремление редуцировать психологические явления к электрическим исчезает медленно. Как пишет Колерс (AMP, 180): "теория короткого замыкания была опровергнута больше раз, чем любая другая в перцептуальной психологии, и все же у нее должны быть какие-то качества, которые многие исследователи находят привлекательными, потому что она удержалась". Без сомнения, какая-нибудь ее версия переживет всех нас.

Во-вторых, попытки дать теорию в терминах движения глаза, предпринятые многими физиологами, терпят такую же неудачу (AMP, 72 и далее). В обсужденных выше экспериментах глаза, чтобы произвести различные движения для крайнего левого круга первой группы и остальных трех фигур — были бы должны двигаться с разной скоростью и скреститься посередине! Кроме того, во втором из этих двух случаев один глаз должен был бы в то же самое время выполнить и другие невообразимые акробатические трюки, чтобы преобразовать крайний левый круг в квадрат по мере того, как он перемещается. Глаза, вращающиеся таким образом, больше заслуживали бы наблюдения, чем любые фигуры. Настолько же красноречив и другой эксперимент (AMP, 77), где сначала показан круг в центре (рис. 2), а затем четыре круга, находящиеся в различных направлениях от него.

Центральный круг разделяется на четыре, двигающиеся поодиночке одновременно в четыре разные стороны. Следует ли признать, что оба глаза двигаются во всех четырех направлениях сразу? Или они двигаются по отдельности, каждый в двух разных направлениях?

Высмеивать такие теории легче, чем обнаружить удовлетворительную. Когнитивный подход выглядит более многообещающим. Зрительная система стремится к однородности и непрерывности, обусловленной ее анатомией и физиологией, ее поведение испытывает влияние того, что увидено и сделано ранее, но в нем постоянно присутствует импровизация. Этого далеко недостаточно для теории, которая объясняла бы особенности различных результатов этих экспериментов. Даже довольно осторожные обобщения, которые могли бы послужить первыми шагами к более широким принципам, часто терпят неудачу. Например, в некоторых случаях фигура из числа показанных первыми будет перемещаться к ближайшей фигуре из показанных вторыми и преобразоваться в нее; в других случаях она будет двигаться, не изменяясь, к ближайшей фигуре той же формы, игнорируя более близкую фигуру другой формы (AMP, 100–102). Колерс делает вывод: "Не было предложено никакой теории иллюзорного движения, которая объясняла бы значительное количество наблюдений" (AMP, 181). Я подозреваю, что зрительная система, комфортабельно обустраивая мир по себе, получает дополнительное удовольствие, расстраивая наш поиск теории.

Однако можно сказать больше о паре теоретических вопросов, поднятых ранее. Прежде всего, являются ли восприятие видимого движения и восприятие реального движения существенно идентичными? Предположение в пользу утвердительного ответа настолько сильно, что согласно Колерсу, "Гибсон однажды охарактеризовал как 'неудачное' проведение различия между действительными и иллюзорными движениями" (AMP, 175). Мы знаем, что при обычном чтении, например, мы выбираем фрагментарные опорные точки в тексте и обширно дополняем их, и вряд ли найдется много причин предположить, что восприятие реального движения, напротив, происходит путем непрерывного прослеживания. Кроме того, когда наряду с движением происходят другие изменения, постоянное отслеживание всего кажется весьма маловероятным. В том, что восприятие и реального, и видимого движения происходит дополнением промежуточных фиксаций, эти два вида восприятия действительно подобны. Однако, они также весьма отличны друг от друга. Во-первых, когда реальное движение отклоняется от обычной траектории видимого движения, то это отклонение обычно заметно. Таким образом, восприятие реального движения, в отличие от восприятия видимого движения, не может быть полностью вопросом заполнения промежутка между крайними позициями; так или иначе, без непрерывного отслеживания нам необходим значимый выбор опорных точек. Колерс полагается вместо этого на два других аргумента (AMP, 35 и далее, 174 и далее). Первый состоит в том, что субъект может обучиться довольно надежно распознавать, воспринял ли он реальное или видимое движение. Когда мы наблюдаем перемещение цветового пятна, которого в действительности не происходит, то это наблюдения заметно отличается по качеству от наблюдения действительно перемещающегося цветового пятна. Но, возможно, еще более убедительно экспериментальное определение Колерса: в то время как реальное движение по пересекающимся траекториям вполне может быть воспринято, траектории видимого движения никогда не пересекаются.