Метрдотель проводил ее к отгороженному столику, и Майлз поднялся ей навстречу.

– Я так рад, что ты согласилась со мной пообедать, – сказал он, когда она села. – Будешь коктейль или вино? Здесь имеется очень хороший винный погреб.

– Вино.

Майлз распорядился насчет аперитива, а Эшли тем временем изучала меню. Как только официант отошел, Майлз уткнулся в нее пристальным, изучающим взглядом. Эшли почувствовала себя неуютно. Майлз это заметил и улыбнулся:

– Прости, ничего не могу с собой поделать. Мысль, что ты, вероятно, моя племянница, уж очень необычна.

– Не более необычна, чем мысль, что Кейси предположительно моя мать.

– Я испытал такое облегчение, когда увидел тебя сегодня в зале суда и узнал, что ты жива и невредима. Во время моего писательского турне возникали моменты, когда я прерывал чтение и обозревал зал в надежде увидеть тебя где-нибудь в задних рядах. Я по-настоящему о тебе беспокоился.

Эшли ощутила вину, ведь сама-то она очень редко вспоминала о Майлзе за минувшие годы.

– Поздравляю тебя с выходом книги.

– А ты уже прочла ее? – загоревшись, воскликнул Майлз.

– Нет.

Улыбка Майлза померкла.

– Это было бы слишком мучительно, – словно извиняясь, объяснила Эшли.

– Понимаю. Мне тоже было тяжело сочинять "Спящую красавицу", но я сознавал, что должен это сделать.

Вернулся официант с напитками.

– А тебя всегда привлекало творчество? – спросила Эшли, когда официант удалился.

– Я немного баловался в колледже, но до работы над "Спящей красавицей" никогда по-настоящему не пытался написать книгу.

– Что же побудило тебя к этому?

– После побега Максфилда мы с отцом получили множество звонков от кинопродюсеров, различных телешоу и литературных агентов, горевших желанием нажиться на нашей трагедии. Большинство из них я отфутболил, но с одной женщиной-литагентом у нас завязались хорошие отношения. Именно Андреа Уинсенберг подала мне идею написать книгу, которая помогла бы сохранить память о Кейси. Сначала она хотела, чтобы книгу сочинил за меня один из писателей, которого она представляет. – Майлз усмехнулся. – Когда Андреа узнала, что я собираюсь писать сам, она решила, что я сбрендил.

– Но книга действительно принесла тебе огромный успех.

– Я бы обменял все деньги и славу на выздоровление Кейси.

– А есть какая-то надежда?

– Нет! – мрачно и с беспощадной прямотой ответил Майлз. – Послушай, я бы действительно предпочел не говорить сейчас о состоянии Кейси. Я бы с большим удовольствием послушал о твоих приключениях. Но нам все равно придется обсудить этот вопрос, чтобы покончить с ним раз и навсегда. Я не уверен, являешься ли ты на самом деле дочерью Кейси, но...

– Но ты ведь знал, что Кейси забеременела в то лето, когда встречалась с моим отцом? – перебила его Эшли.

– Да, – осторожно произнес Майлз.

– Мне известно, что ты вместе с двумя другими парнями сильно избил моего отца, поскольку был зол из-за Кейси.

Майлз опустил голову и уткнулся взором в столешницу.

– Все мы совершаем поступки, которых впоследствии стыдимся. Я был молод, когда так обошелся с Норманом. Я всегда потом сожалел об этом. – Он поднял голову и добавил: – Но я сделал это из любви к Кейси. Она очень дорога мне, Эшли. И если ты действительно хочешь ей помочь, то позволишь ей уйти.

– Ты намекаешь, что я должна отказаться от борьбы? Сдаться и позволить тебе отключить ее от аппарата поддержания жизни?

– Да. Я понимаю, почему ты хочешь оставить Кейси в живых. Господи, ведь ты же привыкла думать, что потеряла мать! А теперь на тебя, словно бомбу, сбросили эту сенсационную новость! Но поддерживать в Кейси жизнь – неправильно. Если бы ты ее увидела, то согласилась бы со мной.

Майлз помолчал. Сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями.

– Мы с Кейси были очень дружны. Я очень ее люблю, но твердо убежден, что нужно осознать неоспоримый факт: она погибла тогда, в лодочном домике, вместе с Терри. – Он покачал головой. – То, что ты увидишь в частной лечебнице, не есть Кейси. Это труп, всего лишь оболочка, которая когда-то была полной жизни и энергии женщиной. Дух покинул ее, Эшли. Все, что делало ее человеком, ушло.

– Твой отец не оставлял надежды.

– Мой отец никогда ничего так просто не выпускал из своих рук. Когда мы с Кейси росли, его не было рядом, но он старался контролировать каждую грань нашего существования.

– В твоих словах звучат горечь и обида.

– Да, мне горько и обидно. Ты не представляешь, какая у нас была жизнь.

– Разве ваша мать не могла...

– Наша мать была алкоголичкой. Если когда-либо она и проявляла признаки здравого ума и инициативности, то Генри выбил из нее это. Ей повезло, что она умерла молодой.

Эшли не могла скрыть потрясения.

– Ты узнала Генри уже после того, как он обрел веру в Бога, – продолжил Майлз. – Тот же человек, которого знали мы с Кейси, был подобен грозному Богу из Ветхого Завета. Он всегда был убежден, что с помощью лишь силы воли может добиться всего, что пожелает. Генри вообразил, будто Кейси, на манер Спящей красавицы, очнется от комы. Но и детская сказка, и его голубая мечта – наивные небылицы. Меня угнетает, когда я вижу, как она бессмысленно угасает, Эшли, как вытекают из нее силы и жизнь. Я хочу, чтобы она умерла с некоторым достоинством. Я желаю, чтобы Кейси наконец упокоилась с миром.

– Я понимаю, как все это болезненно для тебя, Майлз. Но я считала, что потеряла всю семью. И вот через несколько лет объявляется Джерри Филипс и сообщает, что моя настоящая мать жива. И я просто не могу приговорить ее к смерти. А что насчет того нового лекарства? Разве на Кейси не проводят его клинические испытания?

– Это лекарственное средство никогда не подействует. Даже если под его влиянием она очнется, нет никакой гарантии, что Кейси сохранит умственные способности. Вероятнее всего, ее ждет растительное существование. – Майлз снова сделал глубокий вдох. – Я не собирался затрагивать эту тему, но чувствую, что обязан. Тебе будет неприятно услышать правду. Кейси не заслуживает твоей преданности. Она никогда тебя не хотела. Рассказать, как я узнал о ее беременности?

– Да.

– Она намеревалась сделать аборт и обратилась ко мне, помня, что один из членов моего студенческого братства[11] устроил это для своей девушки. Но тут обо всем узнал Генри. Я так думаю, прислуга что-нибудь сболтнула. У нас состоялся семейный совет. Кейси отпиралась, увиливала от прямого ответа, пока Генри не пригрозил, что лишит ее наследства. Вот тогда она и заявила, что отец ребенка – Норман.

Майлз отпил глоток из своего бокала и устремил взгляд через стол на сидящую напротив Эшли.

– Ей нужны были деньги Генри, но не ты. Вот в чем состоит правда.

Эшли от волнения с трудом выдавила:

– А как... как она относилась к моему отцу?

– Кейси – просто из любопытства – общалась с кем попало, часто с мужчинами ниже себя по социальному положению. Когда Норман ей надоел, она бросила его, не задумываясь, и без малейшего сожаления. Послушай, Эшли, я люблю свою сестру, мы одной крови, но Кейси – малоприятный человек. Она всегда была эгоисткой, одновременно склонной к саморазрушению. Из нее получилась бы никудышная мать. Ты знаешь о ее браке с Коулманом?

Эшли кивнула.

– Эта история весьма характерна для того образа жизни, который вела Кейси. После того как отец сделал ее деканом академии, она стала более осмотрительной – пока не случился этот прокол. Кейси всегда была неразборчивой в Связях и эмоционально нестабильной. Употребляла наркотики. Однажды даже пыталась совершить самоубийство.

– Нет!

– Она была безответственной, Эшли. Перескакивала от одного проекта к другому. С головой уходила во что-то, растрачивала себя на нем, потом бросала, когда он ей наскучивал. Именно так она поступила с твоим отцом.

– Мне казалось, она хорошо руководит школой, – возразила Эшли, желая защитить Кейси, но сообразила, что, в сущности, не располагает никакими фактами в ее защиту. Возможно, Кейси и дала ей жизнь, но о деятельности мисс Ван Метер в качестве декана Эшли было ничего не известно.