– Господа не желают примирения?
Марк отрицательно мотнул головой под открытым шлемом. Тамплиер глухо пробубнил из-за шлема:
– Я не стану мириться с лжецом и клятвопреступником, желающим опорочить доброе имя моего Ордена…
Вздохнув, одетый в яркие тряпки герольд взглянул на трибуну, где расположилось высшее руководство города, и, уловив разрешающий кивок магистра Меченосцев, скомандовал:
– Бой!
– Сейчас ты умрёшь!
Выдохнул тамплиер и вытащив из ножен громадный прямой меч, едва ли двуручник, шагнул вперёд. Фон Мауберг остался недвижим. Зрители загудели, не понимая, что происходит. Этот германец, обвинивший Орден в присвоении его средств, решил умереть?! Коммандер в два прыжка преодолел расстояние, разделяющее его с обидчиков, занося на бегу меч над головой и прикрывая тело щитом, оставался последний шаг. Вот тамплиер делает ещё один прыжок, и… Марк слегка посторонился, пропуская… Уже обезглавленное тело мимо себя. Мертвец по инерции мышц, которым был отдан приказ, сделал ещё шаг, выбрасывая струйки крови всё ещё работающим сердцем, и вдруг рухнул. С шумом и лязгом доспехов среди мгновенно воцарившейся тишины от замерших в изумлении зрителей, впрочем, в следующее мгновение все собравшиеся на зрелище взорвались восторженным рёвом, приветствуя победителя. Слав спокойно стряхнул кровь с клинка, привычным движением вложил его в ножны, затем потянул с головы шлем и слегка поклонился магистру, с трудом справившемуся с изумлением, чтобы ответить таким же лёгким кивком. А потом был пир, который продолжался и сейчас, глубокой ночью. Что германцы, что славяне пить умели и любили. Только вот процесс накачки алкоголем у них протекал по разному. Славяне пили весело, с песнями, с плясками. Немцы же – молча и сосредоточенно, словно выполняли тяжёлую работу. Песни за столом у них появлялись обычно после того, как падал со стула первый, не выдержавший ударных доз спиртного. И то, заунывные, грустные, и, в основном, религиозные. Прославляющие Проклятого Истинными Богами. Откуда, спрашивается, среди захватчиков славяне? Богатые псковичи во главе с Твердилой, предавшие свой город и своих горожан, возжелавшие ещё большей власти любой ценой. Даже путём измены собственному народу. Марк пил, принимал поздравления и восхищения и привычно анализировал ситуацию, заодно анализируя обрывки разговоров. Не зря говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке…
И вновь вернулся к воспоминаниям о том, что произошло с ним сегодня…
…Первое, на что он наткнулся, въехав в обожжённые огнём ворота главной башни Псковского Кремля, это громадное белое полотнище с алым крестом. Не выдержав, бесцеремонно толкнул своего сопровождающего:
– Это тамплиеры?!
Вольфанг не успел ответить на заданный ему вопрос, потому что из-за флага, свисающего до самой земли, вышел рыцарь в полном доспехе, но без шлема, с непокрытой головой, и обратился к Марку:
– Путник, я вижу, ты проделал долгий путь. Не желаешь ли разделить с нами скромную трапезу? По обычаю нашего Ордена я приглашаю тебя за наш стол…
Все замерли на месте, ожидая ответа, который не заставил себя ждать:
– Никогда благородный рыцарь не разделит куска хлеба с клятвопреступниками и убийцами!
Гробовая тишина наступила после этих слов. Первым пришёл в себя тамплиер:
– Как смеешь ты…
– Смею!
Фон Мауберг не церемонился.
Смею, потому что приняв мой вклад в Иерусалиме, осенённом благодатью Божию, магистр Ордена в Ла-Рошели отказался вернуть мне мои деньги и подослал убийц, дабы скрыть присвоение чужого имущества! Я готов поклясться на Святом Писании, что сказанное мною здесь правда, и ничего, кроме правды! Да буду свидетелями все здесь присутствующие.
Вновь воцарилась тишина, опять нарушенная тамплиером:
– Это слова! Ничем не подкреплённая ложь!
– Ложь?
Эхом откликнулся слав, затем усмехнулся:
– Пусть принесут сюда книгу чеков, и здесь, при свидетелях, я назову номер документа о приёмке денег и перечислю все необходимые знаки, для признания его подлинности.
Тамплиер подался было назад, но всё же взял себя в руки:
– Обвинения твои тяжки и суровы. Готов ли ты ответить, если всё тобой сказанное окажется ложью?
Марк кивнул, осеняя себя знаком Проклятого:
– Готов. Но если мои слова окажутся правдой, ваш глава ответит передо мной на Божьем Суде!
– Да будет так!
Немцы, собравшиеся на шум, одобрительно загудели. Тамплиер молча кивнул, затем исчез за полотнищем орденского флага. Теперь Вольфанг толкнул Марка:
– Ты – уверен? Не имея доказательств…
Его прервал вернувшийся с увесистым томом в руках тамплиер, сопровождаемый тремя рыцарями Ордена, вооружённых полностью с головы до ног.
– Итак…
Слав усмехнулся:
– Чек номер сто двенадцать. Выдан пятого сентября года от Рождества Христова одна тысяча двести сорок первого, в Иерусалиме, представительством Ордена. Подпись – Гуго де Сан, казначей представительства. Свидетели – Олаф Гугенштайм, полноправный брат, Виго Румштайн, брат-послушник. Секретная цифра – двенадцать. Слово подлинности – A majore ad minus. Что означает «по большему от меньшего». Я прав, рыцарь?
К чести тамплиера, тот не солгал, да и бесполезно – за каждым произнесённым словом, за каждым жестом следило, по меньшей мере, полсотни глаз и ушей. Кроме того, бесцеремонно оттеснив охрану в сторону, два рыцаря – тевтона внимательнейшим образом сверяли сказанное Марком с текстом в книге чеков.
– Всё сказанное тобой – верно.
Припечатал тамплиер. Затем захлопнул книгу с лёгким хлопком, впрочем, не слышном за загудевшими зрителями, коротко поклонился Марку:
– Орден приносит тебе свои извинения и готов выплатить тебе всю сумму немедленно…
– А что насчёт поединка?
Бесцеремонно влез в диалог Гиде. Он довольно улыбался до ушей – какой шанс унизить конкурентов Меченосцам!
– Поединок состоится через час. Здесь.
Тамплиер показал рукой на площадку перед Кремлём, где раскачивались тела неубранных висельников в славянских одеждах. Марк согласно кивнул:
– Я жду. Деньги я заберу завтра. Надеюсь, до этого они никуда не испаряться?
Не удержался от поддевки. Тамплиер побелел, затем пошёл пятнами, но ответил твёрдо:
– Ты получишь всё, до последнего гроша.
– Да будет так!..
…Марк осторожно посмотрел по сторонам – веселье начало затихать. Гости упились уже до стадии невменяемости. Предатели-бояре давно разошлись по домам, чувствуя пятой точкой, развитой до невозможности, неприятности, если станут дольше положенного мозолить глаза новым господам. Кнехты потихоньку уносили своих хозяев, им помогали слуги. Ещё немного времени, и Марк остался один в зале. Только тогда он поднялся со стула, и осторожно ступая между разбросанных повсюду объедков, блевотины – поскольку благородные рыцари не стесняли себя ни в чём, двинулся к выходу. Снующая челядь не обратила на слава никакого внимания, кроме осторожного испуга, мало ли, что взбредёт в голову немцу. К их облегчению, завоеватель не обратил на них никакого внимания, а спокойно покинул помещение и направился к лестнице, ведущей к выходу из здания. Спустившись, фон Гейер, пройдя между двух кнехтов, стоящих на часах, оказался во дворе, кое-как освещённом факелами и разведённым стражей костром. Надвигающаяся неумолимо осень сказывалась, и ночью было довольно прохладно, если не сказать больше. Свою повозку барон увидел сразу – её отогнали к стене. Слуга уже позаботился обо всём и терпеливо дожидался, пока его господин не появится вновь и не отдаст очередные указания. Во всяком случае, так смотрелось со стороны. Упряжные кони мерно похрустывали овсом в торбах, напяленных им на головы, привязанные к задку повозки, чуть тлели угли небольшого костерка. Марк подошёл ближе, и слуга склонился в поклоне, как и подобает.
– Всё тихо?
– Да, господин.
Едва слышно прошелестел ответ.
– Отдыхай. Завтра тяжёлый день.
– Да, господин.
Слуга вновь поклонился и нырнул под фургон, завозился, устраиваясь на рядне, постеленном поверх уложенных аккуратно жердях, натягивая на себя старый, но тёплый тулуп. Марк же полез внутрь повозки, где уже было приготовлено ложе и ему. Пусть походное, но достаточно удобное для неприхотливого слава. К собственному удивлению слава, уснул он практически сразу, и его не беспокоили ни перекличка кнехтов охраны, не редкие сонные всхрапывания коней, ни вой пронзительного ветра, поднявшегося ближе к утру…
