Плавно. Невесомо. Нежно.

Степан целует меня осторожно, е давит и даже не пытается приоткрыть мой рот, его рука все еще так и лежит на моей, а второй он нежно проводит по моей щеке, а затем задерживает ее у меня на затылке, но все так же нежно и невесомо, что я чувствую как начинаю лететь в пропасть. Я сама поддаюсь мужчине не встречу, сама приоткрываю свои губы, углубляя поцелуй, сама обнимаю Степана в ответ. Так же за затылок, а затем с небывалым наслаждением запускаю пальцы в его волосы. Они на удивление такие мягкие, а еще очень непослушный. Почти настолько же насколько и губы мужчины, ведь те тоже до безумия мягкие.

Непослушные ли они? Что-то мне подсказывает, что да, как и сам Степан. Вряд ли его когда-либо можно заставить что-то делать по указке. Мужчина всегда все будет делать по своему, никого не слушая. И целовать… целовать как бог.

Ощутив, как он начинает поглаживать мои губы языком, я не отскакиваю, я начинаю и тут вторить ему. Я давно уже потеряла надежду взять себя в руки или дозваться до своего разума. Я испарилась, растворилась и просто перестала существовать.

Но возвращаться в реальность все же приходится. И это больно. Безумно.

Степан сам отстраняется от меня, все еще поглаживая мой затылок и теперь просто невесомо водит своими губами по моим.

— Ты не только красивая, но еще и вкусная, — шепчет он, а я кожей… губами впитываю в себя его слова, надеясь излечиться ими. Залечить ту рану, от которой так болит. Уже болит. Потому что я уже в реальности и уже корю себя. — Так, что крышу сносит от тебя…

В этот момент просыпается Леночка, начиная кукситься, и я подскакиваю, чтобы встать в зоне видимости дочери. Начинаю с ней разговаривать, совершенно не понимая что я говорю, о чем, понимаю только лишь зачем я говорю — все, лишь бы не смотреть на Степана, не говорить с ним и не думать о случившемся.

Все, только бы не думать о том, что минуту назад я предала своего мужа. И почти не испытала по этому поводу угрызений совести.

— Привет, Ленок, — Степен встает следом за мной, — а твоя мама только недавно ушла, ты так крепко спала, — Степан говорит мультяшным голосом, а я чувствую как у меня начинают холодеть пальцы.

О чем он, черт возьми? Куда я ушла? Когда? Что он несет?

— Ну ничего, главное, что Марина твоя любимая с тобой, да, крошка?

Степан, тянется к моей дочери и проводит указательным пальцем по ее миниатюрному носику, а у меня холодеют уже не только руки, но и ноги, и кажется наконец-то мозг, потому что я наконец-то понимаю, о чем говорит Степан. Он принял Оксану Сергеевну за Ленину маму. А меня… меня все же продолжает считать няней.

Вот же непробиваемый.

Я хмурюсь, недовольно морщусь и… молчу. Просто молчу, наблюдая за тем, как Степан продолжает болтать о всякой ерунде с моей дочерью, а она его внимательно слушает и пристально разглядывает.

Степан снимает коляску со стопа, и начинает катить ее по дорожке парка, в сторону выхода, а я следую за ними и все еще молчу.

Молчу я и, когда Степан останавливает коляску у своей машины. Я просто молча достаю Леночку из коляски, а затем молча сажусь в машину.

У меня нет сил на слова, на разговоры. Кажется вообще больше ни на что, но мужчина словно этого не замечает. Он продолжает разговаривать, то с Леной, то со мной, слишком при этом задорно мне улыбаясь.

А уже в подъезде, он ставит на коляску, на то место, что я указала ему вчера, а затем быстро целует меня в висок, треплет Лену за щечку и исчезает. Я же молюсь, чтобы навсегда.

Чтобы этот мужчина исчез из моей жизни навсегда.

Время до вечера тянется просто до безумия медленно, даже несмотря на то, что я решаю готовить ужин для своих "дорогих" родственников сама, убивая этим добрую часть своего времени.

Я люблю готовить, но… сегодня готовка дается мне с трудом. Все мои мысли заняты свекрами и Степаном.

Картинки в голове сменяются с безумной скоростью.

Только я начинаю раздумывать о поступке мужа, о его вранье родителям, как перед глазами встает образ Степана, а губы начинает колоть. И мне становится практически не до мужа. У меня чуть было не подгорает мясо, а сырная корочка на картошке в духове все же приобретает слишком уж коричневый цвет.

Первыми приезжают свекры. Сначала в квартиру заходит Оксана Сергеевна, он вздрагивает как только, для меня уже совершенно привычно, начинает скрипеть дверь, а свекр этот момент морщится. Я же впервые вижу мужчину, а потому невольно зависаю, разглядывая его.

Он совершенно не похож на моего мужа. Высокий… слишком высокий, далеко за метр девяносто блондин. Он в отличии от своей жены блондин натуральный. А еще… еще он никак не выглядит на сорок с лишним и уж точно не похож на чьего либо дедушку. На дедушку моей Леночки. Какие же они оба молодые и… красивые, да.

А еще они смотрятся вместе очень гармонично.

— Привет, Марино… — начинает говорить Оксана Сергеевна, но в момент замолкает, ее глаза расширяются, а затем в них набегают слезы. — О господи, — свекровь прикладывает ко рту руку с дрожащими пальцами, гляд мне за спину, — Олежа, да она же твоя копия, — запальчиво произносит свекровь, все еще крепко держась за дверную ручку.

Я понимаю, что в коридор выползла Леночка, но не понимаю, чему так удивляется свекровь. Она же видела дочу вчера, правда… Да Леночка спала, поэтому возможно…

Я не успеваю ничего додумать, как свекр отмирает, сразу же разувается, и быстро, практически незаметно мне кивнув проходит в квартиру, огибает меня и садится на корточки рядом с Леной. Я перевожу фокус своего внимания именно на мужчину, а потому пропускаю как свекровь тоже отмирает и приближается ко мне. Понимаю я это только тогда, когда слышу позади своего плеча тихое всхлипывание.

Леночка же тем временем плюхается на живот, а затем из этого положения начинает присаживаться, после чего, все еще внимательно рассматривая нового незнакомого для себя мужчину — своего дедушку, протягивает ему игрушку, с которой ползала все это время — деревянного слоника Ду-ду на колесиках из ее любимого мультика.

Оксана Сергеевна в этот момент уже даже не всхлипывает, кажется она начинает давиться и слезами, и соплями и вот вот заревет в голос, а свекр широко улыбается, беззаботно, так по-мальчишечьи, и я узнаю в этой улыбке Макса. Того Макса с которым я познакомилась, того, которого полюбила когда-то. Ведь он тоже раньше улыбался именно так. Легко, беззаботно и очень светло.

— Спасибо, Лена, — мужчина сидя на корточках ставит слоника на пол и начинает его катать около Леночки, на что дочь начинает смеяться, а потом и, что-то рассказывать. Судя по частоте ее взглядов на своего любимого "Ду-ду" говорит она именно о нем.

Я, до боли прикусив губу, оборачиваюсь, ловлю потерянный взгляд свекрови, а после просто нахожу ее ладонь и крепко сжимаю. Я не понимаю зачем мне это надо и вообще почему я так делаю, лишь ощущаю в этот момент острую необходимость поступить именно так. Поддержать.

А еще…

Еще я только сейчас понимаю, насколько жестока к собственной матери. Да, она предала меня и Леночку. Но… недаром говорят, что все люди заслуживают второго шанса. Так же как и Макс. Как и наша с ним семья. Так же как и я сама. Ведь я тоже… я тоже предала сегодня своего мужа. Целовалась с другим мужчиной, испытывая от этого удовольствие. Да и что говорить… не сегодня я предала Максима, а раньше, в тот момент когда позволила столь греховным мыслям закрасться в свою голову.

— Спасибо тебе, — шепчет свекровь, а я еще крепче сжимая ее руку, тоже шепчу ей в ответ. Почему то страшно повышать голос, страшно нарушить момент. Момент который будут помнить не только мои свекры, но кажется и я. Жаль его не запомнит Леночка, но мы ей когда-нибудь о нем расскажем…

— Идите к ним.

Я отпускаю ее руку, женщина делает шаг, выходя из-за моей спину, и тогда я легонько ее подталкивая. Никак не ожидая, что через секунду женщина опять уже по знакомому вздрогнет, потому что наша входная дверь опять скрипит, а по коридору разносится возмущенный голос мужа: