— Вот манипуляция же чистейшей воды, — бормочу, чтобы сказать хоть что-то. — Ладно. Должен же из двоих истеричек хоть один кто-то думать мозгами... Назови всё-таки, пожалуйста, цель своей беседы со мной. И для чего ты выходила с химии, рискуя репутацией.

— Я ни на что не претендую в твой адрес: ты мне ничего не должен. Если хочешь — как парень и девушка можем... для твоего спокойствия, чтобы ты знал, что контролируешь меня полностью, без ограничений... — она протыкает указательным пальцем правой руки воображаемое кольцо, образованное большим и указательным левой. — Плюс для тебя разрядка и известное разнообразие. Мужики никогда не откажутся от привлекательной тёлки, которая им сама даёт без обязательств — даже если как человека её считают сукой.

— Хренасе у тебя личный опыт.

— Да! С тем же Ченем! Ещё раз повторяю, — азиатка глубоко вздыхает и продолжает уже спокойнее. — Никто никому ничего не должен, ты мне — так точно. Но мои двери для тебя открыты. Бля. Ты понял.

— Это была декларация моих интересов. Спасибо, я оценил. Говорю без иронии: понимаю, что тебя что-то очень серьёзное заставило пойти на этот шаг. Теперь слушаю, каким ты бы видела свой интерес. Обещаю, что останется строго между нами и ни одна душа, без исключений, не узнает. Если мы с тобой предварительно не договоримся о противном.

— Не врёшь, ты смотри. Скажем, веришь в то что говоришь. Седьков, ты же понимаешь, что я тебя сейчас ещё больше ненавижу?! — непоследовательно выплёвывает китаянка. — За то, что ты такой благородный?! Особенно на моём фоне?!

— Если бы сейчас рядом, в поле нашего зрения, был кто-то из моих девчонок — я бы тебя обнял и спросил, что случилось. Но не наедине, а так, чтобы они видели.

— Схуяли ты такой добрый и великодушный?

— Можешь считать, что у меня были хорошие учителя в детстве. Правильному учили, только соображать я начал с опозданием.

— Я считаю, что противоборство между нашими диаспорами скоро выплеснется абсолютно во все сферы. Даже сюда, в школу. И это будет более чем жёстко.

— Э-э-э???

— Я сейчас имею в виду хань и нихон, ты же теперь Хамасаки. Говорю об этой твоей ипостаси.

— А-а-а, понял. И чё?

— Я в самое ближайшее время найду способ разорвать всё и с Ченем, и с остальными. Мне это будет непросто и когда шла сюда, рассчитывала тобой проманипулировать; любая твоя помощь будет в кассу. А морды вы с Миру практически всем бьёте, даже нам...

— Почему откровенно об этом говоришь?

— Стало стыдно перед собой на фоне твоего говённого благородства. Ты меня даже как мужик бабу использовать не стал, хотя если бы сейчас согласился — мне б некуда было деваться. На пять минут в туалете бы заперлись — а у тебя появился бы ещё компромат на меня. Гарантия, что я не соскочу будущем.

— Экая ты коварная.

— Коварная была бы, если бы думала, как это против тебя развернуть. Но твоим латиноскам во-первых пофиг, кого ты дерёшь — целомудрие и ревность явно не по их части...

— Почему так думаешь?

— Так они же рядом с тобой Миру терпят. Или думаешь, я поверю, что Хамасаки смотрит безучастно за тем, как вы кувыркаетесь? Под одним одеялом? И ничего не делает с вами вместе?

— Спросить бы о твоих источниках информации, но не буду.

Замечание остаётся без внимания.

— Во-вторых, ты отказался чпокаться со мной или любой другой вариант на замену. С учётом того, что физически ты непротив, ещё и натурал — значит, у тебя о*уеть какая сдерживающая моральная база.

— Это называется мозги, — ворчу машинально. — И кое-какая внутренняя система ценностей. Но кое-кому, похоже, не понять.

— Я б тебе сказала сейчас, "Где раньше были твои мозги вместе с этой самой системой ценностей?". Если бы не последняя пара недель в твоём исполнении. Бл**ь, надо было от твоих девок тебя в сторону отвести. Не наедине ловить.

— Почему?

— Сам сказал: обнял бы сейчас, если бы они видели, а не за спиной и втихаря. Бля.

— Договаривай, что хотела. Во-первых, ты собираешься выломиться от Ченя и дистанцироваться от диаспоры. Дальше?

— Не только от своих. Ваши Онода и Саджо тоже в списке на расставание. От них тоже. Если будут иметь место ЛЮБЫЕ эксцессы между титульными — хочу, чтобы ты знал, что я к ним не имею никакого отношения. Тавтология, с-сука. Если бы я не разосралась с Миру из-за того, что я сама бл**ь, я бы сейчас пошла к ней!

— Для чего пошла бы к ней?

В глазах собеседницы мелькает неуверенность, переходящая в какое-то пожелание.

— Я тебе обещаю, что до Миру могу донести что угодно в формате, недоступном никому иному. — Смотрю в глаза.

Говорю чистую правду, поскольку самый близкий в мире состав крови, говоря высокопарно, даёт некоторую фору в отношениях. Как оказалось.

— Я бы открыла тебе весь свой профиль на достоверность, — Юнь активирует и гасит кубик управляющей панели концентратора. — Без ограничений. Но ты натурал. Прошу тебя это передать Миру, со мной она не будет разговаривать: я ей дам полный доступ к себе. Без условий, требований и ожиданий.

— Что взамен хочешь?

— Ничего. Её согласие принять меня под контроль — уже оплата.

— В чём подвох?

— Ты глухой? Я хочу, чтобы у меня был независимый свидетель, чья компетентность и честность не вызывает сомнения! Если начнётся то, что я думаю, хочу, чтобы ваша сторона была свидетелем: я к этому не имею никакого отношения!

— А что начнётся-то?!

— Вот это и есть вопрос на миллион. На него ответа не будет. Если хочешь — моё предложение насчёт интима в силе, с любым извращением. Можешь снимать меня на камеру в процессе — это гарантия, что не вру.

— Ничего себе, тебя припёрло. И жизнь покрутила.

— А я тебе о чём? От хорошей жизни, что ли? Не забудь первую часть: я демонстративно разорву со всеми своими и вашими и выйду в нейтралитет. В самое ближайшее время. — Она что-то взвешивает и добавляет. — Как только придумаю, как уйти только в потери здоровья, без интима.

— Не понял в этом месте.

— Что неясного? Зубы мне уже выбивали, кости ломали, включая лицевые и нос. Скорее всего, экзекуция за выход из коллектива будет чем-то аналогичным. Подумай на шаг вперёд: если я сейчас выломлюсь из раскладов диаспоры, причём демонстративно — а я это сделаю — отгадай, что СО МНОЙ тут же сделают несколько гормонально развитых мужиков? Нашего с тобой более чем активного пубертатного возраста, но без твоих высокоморальных принципов? В адрес моей половой неприкосновенности... В полицию по-любому не побегу, заявлять не буду, как тёлка им нравлюсь и возбуждаю абсолютно всех. Физически. Моральных ограничений в мой адрес уже не будет, а юридическими и так можно не заморачиваться.

— Бля. Звучит жутко. Как будто в джунглях живём, а не в одной из столиц федерации, в элитной школе первого списка. Мартинес и Эрнандес такого даже про свою развесёлую родину не рассказывали. Ты ж не сирота?! У тебя же ещё семья есть?! Молчу про остальное. Как так?!

— Есть много среди титульных такого, чего ты никогда и не узнаешь. Хотя, на первый взгляд и формально, ты и сам один из нас, конкретно — из японской части. — Она оглядывается по сторонам и добавляет. — У нас с японцами, если что, кое-какие интересные детали обычаев не совпадают. Наведи справки у тех, кому из хань доверяешь при случае: я не вру... Но сейчас ничего тебе доказывать не буду. Одна половина меня уже жалеет, что я тебе это всё рассказала. Прямо сейчас хочу тебя убить — чтобы гарантировать, что твой язык останется за зубами.

— Услышал. Миру сообщу в течение четверти часа и даю девяносто процентов, что она тебя тоже услышит и пойдёт навстречу. Это в качестве аванса, чтобы хоть чуток тебя успокоить. Услышала?

Говоря цинично, её нейропрофиль я сейчас вижу и сам. Да и "сестру", уверен, смогу убедить.

— Да. Спасибо. Ладно. Тогда привет, в смысле пока. Эй, Рыжий! — её оклик через плечо застает меня уже у поворота.

— А?

— Ты обещал меня обнять потом, когда это всё кончится. При своих девках, когда будем в их поле зрения.