Его губы недовольно поджимаются, но на мою реплику он не реагирует. Просто отходит от меня, чтобы настроить что-то на сенсорной панели, висящей на стене.

– Ванная за той дверью, – говорит Крестовский, когда комнату заливает мягкий золотистый свет. – Полотенца в шкафу под раковиной.

С радостью хватаюсь за его предложение, чтобы хоть ненадолго избавиться от волнующего присутствия этого мужчины. Закрыв за собой дверь, пускаю из крана воду, механически тру руки, обычным мылом смываю макияж. Потом просто упираюсь ладонями в раковину и долго изучаю свое отражение в большом зеркале.

Бледная. Испуганная. С несвойственным мне затравленным выражением в глазах и губами, уголки которых сейчас грустно опущены вниз. Эту девушку из зеркала и ту Сашу, которая несколько часов назад с воодушевлением наряжалась, чтобы отправиться на свидание с мужем, кажется, разделили сотни тысяч световых лет.

Как бы мне ни хотелось подольше задержаться в ванной, приходится возвращаться. Тихо открываю дверь и сразу вижу Крестовского, который стоит ко мне спиной у панорамного окна. Его ноги широко расставлены, руки спрятаны в карманы брюк, отчего ткань на бедрах натянулась, подчеркивая его подтянутую фигуру. Мужчина, которого невозможно игнорировать, снова всплывает в голове.

– Я… Я закончила, – теряюсь, когда Крестовский резко оборачивается ко мне, пронзая своим взглядом.

Он кивает. Синие глаза внимательно изучают мое лицо, которое теперь, без косметики, наверное, кажется ему еще более обычным. Может быть, он даже мысленно спрашивает себя ради чего он все это затеял.

– Ложись в постель, Александра, – говорит он мягко, прежде чем уйти в ванную.

Когда остаюсь одна, ненавидящим взглядом смотрю на огромную кровать, которая занимает центральное место в спальне. Крестовский не соврал – она очень большая и выглядит удобной, а я так устала… Так смертельно устала за этот бесконечный день, что сейчас не вижу смысла противиться.

Быстро скидываю с себя платье и туфли, и, оставшись в нижнем белье, прячусь под одеяло. Какое-то время прислушиваюсь к шуму воды в ванной. Может быть, если мне повезет, думаю я, прикрывая глаза, засну я раньше, чем хозяин квартиры и этой спальни снова покажется на пороге. Но, похоже, удача сегодня окончательно от меня отворачивается – не проходит и минуты, как Крестовский возвращается. Босой, без пиджака, с закатанными до локтей рукавами рубашки, обнажающими мускулистые руки с темными волосками и дорогими часами на запястье.

Пока я вся дрожу под одеялом, смущенная своим жалким положением, он подходит к кровати и начинает расстегивать рубашку.

– Вы… Вы раздеваетесь! – с моих губ срывается возмущенное шипение, призванное остановить этот спонтанный стриптиз, но тонкая белоснежная ткань уже летит на кресло.

С замиранием сердца смотрю, как на обнаженной спине и плечах перекатываются рельефные мускулы, а темная поросль волос на груди тянется узкой дорожкой к пупку и скрывается под поясом брюк.

Рефлекторно сглатываю набежавшую слюну и отвожу глаза.

– Вы обещали мне…

– Обещал что?

– Что не тронете меня.

– Я просто раздеваюсь, Александра. Обычно я так делаю, когда собираюсь спать.

Ощущая себя набитой дурой, схлопываю веки и стискиваю пальцами край одеяла так, что белеют костяшки. Смотреть на Крестовского не могу. Не хочу. Нельзя. Но по характерному шуршанию понимаю, что он быстро скидывает с себя оставшуюся одежду и ложится на свою сторону кровати.

– Спи, – приказывает коротко. – У тебя был непростой день.

Я лежу, боясь даже пошевелиться, чтобы ненароком не спровоцировать мужчину рядом. А он… Через пять минут до меня доносится его глубокое размеренное дыхание. Пока я схожу с ума от противоречивых эмоций, он спокойно засыпает! Господи, ну и нервы у этого человека.

Медленно открываю глаза и, жмурясь от яркого света, проникающего в комнату через панорамные окна, постепенно прихожу в себя. Понимание того, где я провела эту ночь, появляется не сразу. Заторможенно рассматриваю высокий потолок, стены и те немногие предметы интерьера, которые есть в комнате, по крупицам восстанавливая в памяти события прошлого вечера. Воспоминания – яркие, постыдные, жестокие – обрушиваются на меня, как ушат ледяной воды, вызывая неконтролируемую дрожь во всем теле. Нет, мне не холодно, мне горько, что из-за пагубного пристрастия своего супруга я впервые в жизни спала в чужой постели.

Господи, Крестовский! Сонливость как рукой снимает, когда я ощущаю неестественную тяжесть в области бедра. Опускаю взгляд и замираю. Сердце стучит в бешеном ритме, разгоняясь до критической отметки, потому что горячая мужская ладонь по-хозяйски покоится на моих ягодицах, едва прикрытых шелковой тканью трусиков.

После вчерашнего ночного разговора и его обещания не притрагиваться ко мне, я не думаю, что Крестовский нарочно распустил руки. Скорее всего, перевернулся во сне и по привычке потянулся к женскому телу. Даже не сомневаюсь, что его постель так редко пустует, что подобные вольности по отношению к случайным спутницам для него – в порядке вещей. Но я же не его любовница! И как, черт возьми, мы оказались так близко, когда я точно знаю, что засыпали мы на противоположных частях кровати?

Жмурюсь на миг и пытаюсь вернуть пульс в норму – с этим человеком, я, чего доброго, заработаю себе аритмию, а это в моей финансовой ситуации непозволительная роскошь. Потом вновь открываю глаза и смотрю на мужчину, который умиротворенно спит рядом. Желания будить его у меня нет – даже боюсь представить, что мне придется смотреть ему в глаза при дневном свете. Зато само собой просыпается естественное любопытство – кто знает, когда еще мне выпадет шанс как следует рассмотреть Крестовского.

Сейчас он другой. Не такой устрашающий, как вчера, но все еще очень волнующий. На лице – абсолютная безмятежность, а неглубокая, замеченная мной ранее, морщинка на лбу разгладилась. Он по-мужски красив, и это невозможно отрицать. Проступающая на щеках и подбородке щетина, аристократический нос, высокий лоб и… губы. Такие манящие и чувственные, что хочется коснуться их. Поддавшись порыву я тяну дрожащие пальцы к его лицу, но цепенею, так и не достигнув цели.

Черт! Черт! Черт! Нет! Не могу! О чем я только думаю? Прижимаю руку к своей груди и резко выдыхаю, но глаз не отвожу – желание рассмотреть этого мужчину сильнее страха. Мой взгляд падает на его широкие плечи, скользит по мощной спине с рельефными мышцами, достигает эластичной резинки трусов и дальше…

На тумбочке рядом с кроватью тихо жужжит телефон. Бросаю на экран взгляд через плечо, замечая окошко входящего сообщения от мужа. В эту секунду и в ближайшие десять дней я буду ненавидеть его, поэтому брать гаджет, чтобы прочитать жалкую писанину, даже не планирую. Сейчас все, что бы он ни написал, сыграет против него. Да и я сгоряча могу наговорить лишнего.

Кладу свою ладонь на запястье Стаса. Стараясь не делать резких движений, чтобы не разбудить мужчину, осторожно снимаю его руку со своего бедра и опускаю ее на простынь в узкое пространство между нашими телами. Наконец-то могу вздохнуть спокойно, почти не думая о горячих, чуть шершавых пальцах, которые только что касались моей кожи.

Не спеша поднимаюсь с кровати, ощущая ноющую боль во всем теле, будто меня трижды переехал грузовик. Хочется есть. Последний раз я перекусывала вчера в обед, когда, возвращаясь домой с занятий живописью, купила в киоске круассан с лососем. А сейчас в желудке так сосет, будто я голодала неделю.

Осматриваю комнату в поисках одежды, и, разумеется, кроме моего платья и одежды Стаса, ничего не нахожу. Вечернее платье, с которым теперь связаны не самые приятные воспоминания, – не лучшая одежда для завтрака, так что мне приходится злоупотребить гостеприимством хозяина квартиры и натянуть его белоснежную рубашку, которая мне доходит до середины бедра и напоминает безразмерное платье. Застегиваю пуговицы, вдыхая терпкий аромат дорогого парфюма. Хвоя, земля и немного морской соли. Этот запах я уже не смогу забыть никогда, потому что он мне нравится в той же степени, в которой я его ненавижу.