— Короче. Виктюк уехал со своим театром в Европу; я — редкий осёл и готов выплатить любую виру. Образно выражаясь. Кажется, я таки не утратил желания сводить тебя куда-нибудь в приличное место и даже, возможно, общество.

— Хм-м… — Тень задумчиво воспарила на метр над полом, сложив руки на груди. — Лучше поздно, чем никогда, думаешь? Что ж, посмотрим. Задолжал ты мне изрядно, и верно, но…

Воин старательно изобразил пристыженную физиономию. Женщина засмеялась и махнула рукой.

— Ну тебя! Учитывая смягчающие обстоятельства и нервный раздрай — я тебя прощаю, но ты угостишь меня обедом. В Париже. С меня — перемещение, с тебя — всё остальное. Идёт?

— Париж… — протянул Воин. — Это значит, архитектурное произведение старика Гюстава, вино, хорошее мороженое и культурная программа, так? Я готов. Только учти: я Париж знаю либо как турист, либо как некогда военный. И второе — хуже. Намного. Так что экскурсовода из меня не выйдет.

Тень скорчила смешную рожицу:

— На кой мне сдалась эта культурная программа? Я Париж знаю, как свои пять пальцев, — ещё с тех пор, когда ставка Ордена находилась в Марселе. Ну, в смысле, центральный офис Агентства.

Она фыркнула и заложила ногу на ногу, открывая впечатляющий разрез платья.

— Я последние восемь месяцев шлялась невесть где, как загнанная Сивка-бурка, а три из них — с тремя грубыми мужиками и одним занудой! А до этого — из кожи вон лезла, чтобы из одной мороженой воблы получилась женщина, хотя бы приближенная к понятию «нормальная»! И того, что Светлов поцелует мне за это руку, мне будет мало. Я устала! Хочу романтики… обед в стеклянной галерее на первой платформе Башни, прогулка по набережным Сены, звуки гармоники, вот это вот всё… И чтобы не я для кого-то, а кто-то для меня. Смекаешь?

Долгий, задумчивый взгляд был ей ответом.

— Смекаю, — Воин неловко усмехнулся. — Так хочется почувствовать себя живой… после того, как долго была инструментом. Хоть ты и «вольнонаёмная», а принцип всё тот же.

Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул:

— Будет. И романтика, и «бескультурная» программа. Всё будет. Придумаю и реализую. Главное, чтобы сейчас у Мо всё сложилось. И чтобы прочее было не так страшно, как кажется на первый взгляд. Впрочем, для тебя это должно быть в порядке вещей?

Сочувствие на лице Тени смешалось с интересом и предвкушением. Она улыбнулась и легонько шлёпнула собеседника ладонью по затылку:

— Потом. Ты прав, всё потом, когда и я, и ты разберёмся с нашими отчётами, обязанностями и прочей скучной ерундой. А пока — кыш отсюда, делай то, что нужно прямо сейчас. И передай моему брату, что я вернулась и скоро буду у него.

— Брату? — непонимающе нахмурился Воин. Тень рассмеялась и постучала его по лбу согнутым пальцем:

— Палачу, burino[15]. Всё, иди. О времени и условиях встречи потом договоримся. — И, развеявшись серыми струями, проскользнула через закрытую дверь.

Лос-Анджелес. Двадцать пятое ноября. Незадолго до рассвета. Зал Большого Совета.

Падре Бэрринг сделал небольшую паузу перед финальными заключениями своего доклада. Он знал, что последует за ними, был готов к этому, но всё равно ему было несколько… беспокойно. Лорд Кир где-то за спиной своего духовника на мгновение смежил веки.

«Тебе было ведомо, на что ты идёшь, птенец. Бывший птенец».

— Таким образом, я считаю невозможным продолжение проекта «Клинок» без поддержки и активного участия Потомков Корвинуса на началах сотрудничества с ними. Сверх того, — Бэррингу пришлось заговорить громче, потому что с мест уже понеслись первые гневные возгласы, — я гарантирую безуспешность проекта в отрыве от разработок Агентства «Альтаир» и ордена Ока Недремлющего.

Андрэ закончил речь и движением пальца закрыл на планшете документ. Будто повинуясь этому краткому жесту, на падре Бэрринга обрушилась лавина голосов. В ней, как на картинах Босха, раскрывались все возможные и невозможные прегрешения и преступления против Ночного Народа и не только. Отдельными широкими, почти огненными мазками выделялось лично его, Андрэ, прошлое как Охотника и отдельно как служителя Светлого Бога, сотрудничество с Агентством в интересах самого «Альтаира», потенциальный саботаж операции в Санкт-Петербурге, гибель Алисии…

Кир вновь смежил веки. Тонкие губы главы клана тронула сардоническая усмешка. Он прекрасно расслышал голос, выкрикнувший обвинение в причастности Андрэ к Питерской трагедии.

«Зря».

Бэрринг поднял взгляд от поверхности древней мраморной кафедры и осмотрел амфитеатр, полный, как ему казалось, лишь раскрытых в обвиняющем вопле ртов. В груди впервые с момента обращения сжался раскалённый тугой комок.

— Вы правы… — шёпот духовника клана Печати повис под убранными тяжёлой тканью и старым морёным деревом сводами, как огромная летучая мышь. — Вы абсолютно правы, Лорды и Леди. Я убил свою дочь. Воистину это так, и я не смею выступать против этого обвинения. Я убил её своей гордыней. Своим непониманием сути происходящего и желанием власти. Я пожертвовал ей во имя моего Народа и его будущего. Так я тогда считал. — Мышь сонно потянулась, приоткрыла глаза и начала разворачивать крылья. — Я считал, что Ночной Договор будет служить нам. Что он станет инструментом влияния на Охотников, людей и Агентство к вящему благу Кланов. Я считал, что мы будем брать, отдавая взамен лишь объедки. Считал, что нам плевать на судьбу, высшие силы, Его Высочество и самого Корвинуса вместе с его потомками. Считал, что возможность ходить под солнцем даст нам власть, о которой мы мечтали поколениями, забывая о том, что Пробуждение Его должно нести не власть, а примирение! — мышь обратилась драконом, и его рычание всколыхнуло драпировки. — Я дважды пожертвовал своей жизнью во имя Ночи и даже не смог услышать истины в Её словах, когда Она напрямую говорила со мной. Вы хотите обвинить меня в предательстве? — Лорд Бэрринг криво усмехнулся. — Прошу. Вы сами проголосовали за Ночной Договор. Желаете отказаться от него?

Молчание повисло над амфитеатром паутиной на крыльях дракона.

— Вы сами проголосовали за полное участие в проекте «Клинок» всех Кланов без исключения и за то, чтоб я остался его руководителем. Желаете отказаться от этого? Вы сами доверили мне комитет пропаганды и сами участвовали в его роспуске после провала, «забыв» о том, что я требовал распустить его за несколько лет до. Желаете отказаться от этого? Желаете, как некогда, прятаться по подвалам и тоннелям? Желаете столкнуться с Орденом и Еретиками без меня и той поддержки, что гарантировал мне Ночной Договор?

Дракон оскалил клыки. Паутина молчания становилась его бронёй.

— Нет… В таком случае вы будете слушать меня. И будете слушаться. «Клинок» — тупиковая ветвь. Нам нужны Потомки Корвинуса. Нужно Агентство. Нужны Охотники, потому что за века они научились убивать нас лучше, чем мы — их. Тот же, кто считает иначе, тот, кто готов винить меня в предательстве, тот, кто полностью снимет с себя самого вину в гибели Алисии Андрэ Бэрринг — пусть выйдет сюда. Ибо когда заканчиваются аргументы, будет говорить сила. Я, Лорд Андрэ Бэрринг, готов ответить перед таким сыном или дочерью Ночи своей силой и своей жизнью.

Беззвучный хохот Кира вторил рычанию дракона, и паутинная чешуя становилась всё нерушимее.

— Молчите? Что ж, тогда я выйду отсюда и буду ждать результатов вашего голосования, Лорды и Леди. Моё почтение.

Мягко простучали по толстому ковру тупоносые ботинки, хлопнула тяжёлая дверь. Лорд Кир, глава клана Печати, гибко поднялся, прошёл к кафедре, не говоря ни слова, снял свой перстень и бросил его на белоснежную мраморную поверхность. Звон металла по камню прозвучал набатом.

— Вы знаете, что он прав, Лорды и Леди, — дракон никуда не делся, но теперь он сделался ядовитым. — И вы знаете, что я более не имею власти над Лордом Бэррингом, а потому моё мнение непредвзято. Решайте.