— Палмер Элдрич только что явился ко мне, — упрямо сказал Барни. «Я должен вернуться к Эмили», — подумал он. Он выполз из постели и, подняв свои вещи, пошатываясь, пошел в ванную. Заперев за собой дверь, поспешно побрился и оделся. Выходя из ванной, он сказал девушке, которая все еще лежала в постели:

— Я должен идти. Не сердись, я должен это сделать.

Чуть позже, не позавтракав, он спустился и встал под термозащитным козырьком, оглядываясь в поисках такси.

Такси — красивая, сверкающая новая модель — почти молниеносно доставило его к дому Эмили; он машинально заплатил, вошел внутрь и через несколько секунд уже ехал наверх. Ему казалось, что время остановилось, все замерло, ожидая его; он был единственным движущимся объектом в мире неподвижных предметов.

Он остановился у ее дверей и позвонил.

Дверь открылась. За ней стоял мужчина.

— Да?

Темноволосый, достаточно представительный мужчина: густые брови и старательно причесанные, слегка вьющиеся волосы; в руке — утренняя газета. В глубине квартиры Барни заметил стол с неубранной после завтрака посудой.

— Вы…, вы Ричард Хнатт, — сказал Барни.

— Да, — ответил тот, внимательно разглядывая Майерсона. — Мы знакомы?

Появилась Эмили в сером свитере и запятнанных джинсах.

— Боже мой. Это Барни, — сказала она Хнатту. — Мой бывший муж. Заходи.

Она широко открыла дверь, и Барни вошел внутрь. Эмили явно была рада его визиту.

— Очень приятно познакомиться, — безразличным тоном сказал Хнатт.

Он протянул было руку, но внезапно передумал.

— Кофе?

— Спасибо, — ответил Барни, усаживаясь на свободный стул. — Послушай, — сказал он Эмили; он не мог ждать, он должен был сказать это сейчас, даже в присутствии Хнатта. — Я совершил ошибку, разведясь с тобой. Я хотел бы снова на тебе жениться и жить, как прежде.

Эмили довольно улыбнулась, так же как и когда-то, и, не ответив, пошла за чашкой и блюдцем для него. Его интересовало, ответит ли она вообще; она предпочитала просто ответить улыбкой, поскольку от природы была ленива. «Боже мой», — подумал он и уставился в пустоту. Хнатт сел напротив него и сказал:

— Мы муж и жена. Вы думали, что мы просто живем вместе?

Лицо его помрачнело, но он, казалось, сохранял самообладание.

— Муж и жена могут развестись, — сказал Барни, не Хнатту, но Эмили. — Выйдешь за меня замуж?

Он встал и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к ней; она повернулась и спокойно подала ему чашку и блюдце.

— О нет, — сказала она, продолжая улыбаться и сочувственно глядя на него.

Эмили понимала его чувства, понимала, что это был не просто порыв с его стороны. Однако ответ оставался отрицательным, и он знал, что таким он останется всегда; не потому, что она так решила — для нее просто не существовало действительности, к которой он принадлежал. «Когда-то я вычеркнул ее, — думал он, — вычеркнул из жизни, прекрасно зная, что делаю; и вот результат. А теперь я, как говорится, вижу, что хлеб, брошенный в воду, возвращается вместе с этой водой, чтобы меня задушить; пропитанный водой хлеб, который застрянет у меня в горле, не давая возможности ни проглотить его, ни выплюнуть. Это именно то, чего я заслужил, — сказал он сам себе. — Это я создал эту ситуацию».

Вернувшись к столу, он снова сел на стул, тупо глядя на ее руки, пока она наливала ему кофе в чашку. «Когда-то они принадлежали моей жене, — думал он. — И я от них отказался. Мания самоуничтожения; я желал собственной смерти. Это единственное удовлетворительное объяснение. Неужели я был так глуп? Нет, глупость не объясняет столь чудовищного, столь…»

— Как дела, Барни? — спросила Эмили.

— О, превосходно, черт побери. — Голос его дрожал.

— Я слышала, ты живешь с очень симпатичной рыженькой малышкой, — сказала Эмили. Она села на свое место и снова принялась за еду.

— Это уже в прошлом, — сказал Барни. — Все забыто.

— Тогда с кем? — как бы между прочим спросила она. «Она разговаривает со мной, как будто я ее старый приятель или сосед по дому, — подумал Барни. — Чудовищно! Как она могла…, как она могла считать меня кем-то чужим? Этого не может быть. Она притворяется, пытается что-то скрыть». Вслух он сказал:

— Ты боишься, что если снова свяжешься со мной, то…, я снова оттолкну тебя. Обжегшись на молоке, дуешь на воду. Я этого не сделаю; я бы никогда больше этого не сделал.

— Мне очень жаль, что ты так переживаешь, Барни, — сказала Эмили тем же безразличным тоном. — Ты не консультируешься с психоаналитиком? Кто-то мне говорил, что тебя видели, с переносным психиатром.

— Доктором Смайлом, — сказал он, вспоминая, что, вероятно, оставил его в квартире Рони Фьюгейт. — Мне нужна помощь, — сказал он Эмили. — Есть ли какая-нибудь возможность…

Он замолчал. «Можно ли изменить прошлое? — подумал он. По-видимому, нет. Причина и следствие действуют только в одну сторону, а изменения всегда необратимы. Иными словами — что было, то было, и можно спокойно отсюда уходить». Он встал.

— Кажется, я плохо соображаю, — сказал он ей и Ричарду Хнатту. — Простите меня, я еще не совсем проснулся…, я сегодня неважно себя чувствую, с тех пор как встал.

— Почему бы вам не выпить кофе? — предложил Хнатт. — А может, вам налить чего-нибудь покрепче?

Мрачное выражение исчезло с его лица; как и Эмили, он был уже спокоен и безразличен ко всему.

— Не понимаю, — сказал Барни. — Мне велел прийти сюда Палмер Элдрич.

Действительно велел? Наверняка что-то такое было.

— Я думал, это поможет, — беспомощно сказал он. Хнатт и Эмили посмотрели друг на друга.

— Элдрич в больнице, где-то… — начала Эмили.

— Что-то пошло не так, — сказал Барни. — Элдрич перестал владеть ситуацией. Лучше я его поищу; он мне все объяснит.

Он почувствовал, как его захлестывает сбивающая с ног волна паники. Тяжелая как ртуть, она подкатила к его горлу.

— До свидания, — сдавленно пробормотал он и двинулся к спасительной двери.

— Подождите, — послышался за спиной голос Хнатта. Барни обернулся. Эмили сидела за столом с приклеенной улыбкой и пила кофе; по другую сторону сидел Хнатт, глядя прямо на Барни. У Хнатта была одна искусственная рука, в которой он держал вилку, а когда он подносил к губам кусок яйца, Барни увидел большие, выступающие стальные зубы. Хнатт был седым, изможденным и смотрел мертвыми глазами, которые были намного больше, чем до этого; казалось, он заполнял всю комнату своим присутствием. Однако это был все еще Хнатт. «Не понимаю», — сказал Барни и остановился в дверях, не выходя из квартиры и не возвращаясь; он делал то, что предложил ему Хнатт, — ждал. «Не похож ли он на Палмера Элдрича?» — спрашивал он себя. На снимках…, да, у него была искусственная рука, стальные зубы и глаза системы Дженсена, но это был не Элдрич.

— Должен вам сказать, — перешел к делу Хнатт, — что Эмили любит вас намного сильнее, чем можно судить по ее словам. Я знаю, потому что она мне об этом говорила. Много раз. — Он бросил взгляд на Эмили:

— У тебя сильно развито чувство долга. Ты считаешь, что должна подавить в себе чувства, которые испытываешь к Барни; впрочем, ты делаешь это постоянно. Однако забудь о долге. На этом нельзя построить супружеские отношения; они требуют большей непосредственности. Даже если ты считаешь, что не можешь… — он сделал неясный жест. — Ну, скажем, оттолкнуть меня… Тем не менее ты должна честно проанализировать свои чувства и не прикрываться щитом самопожертвования. Именно так ты поступила с Барни; ты позволила ему оставить тебя, поскольку думала, что твой долг — не мешать ему делать карьеру. Ты и теперь ведешь себя так же, — закончил он, — и совершаешь ту же ошибку. Не обманывай себя.

И тут — совершенно неожиданно — он улыбнулся Барни, оскалив стальные зубы и подмигнув одним неподвижным глазом, как сигнальной лампочкой.

Теперь это был Палмер Элдрич. Полностью. Однако Эмили, казалось, этого не замечала; улыбка исчезла с ее лица. Она была сконфужена, раздражена, и возмущение ее росло.