— А где же ваш товарищ по несчастью? — спросил он.

— Увы, Ваше Преподобие, он умер! — сказал я.

На это иезуит покачал головой и добавил:

— Я расследую это дело основательно, как только мы вернемся в Рио!

Затем он проследовал вместе с директором в контору, где пожелал ознакомиться с книгами и отчетами, и пригласил с собой своего секретаря, остальных же слуг и свиту оставил во дворе. Все инспектора, мои сотоварищи и другие присутствующие стали подходить ко мне с поздравлениями, а я, как только смог уйти от них, поспешил в свой домик и здесь, пав на колени, горячо, искренне благодарил Бога за свое неожиданное спасение и освобождение. Затем я предался самым сладким мечтам о возможном будущем и снова возносил благодарность небу.

Вечером, после того как Его Преподобие отпустил его от себя, наш директор прислал за мной, и когда я явился к нему, сказал:

— Прежде всего позвольте мне поблагодарить вас за хороший отзыв обо мне; вы этим оказали мне поистине большую услугу, и я вам чрезвычайно признателен!

— Напрасно вы меня благодарите, — возразил я, — ведь я, в сущности, только воздал вам должное, г. директор.

— Да, но многим ли воздают должное на этом свете?! — сказал он. — Его Преподобие поручил мне сказать вам, что он желает, чтобы вы помещались вместе с лицами его свиты; и так как этикет не дозволяет ему допускать кого бы то ни было к столу, то он желает, чтоб вы кушали вместе с остальными господами; что же касается меня, то позвольте мне услужить вам, чем могу, а именно: предложить вам более соответствующее вашему званию платье, что я могу сделать, совершенно не обижая себя.

Взяв меня под руку, директор провел меня в свою гардеробную, раскрыл большой платяной шкаф, где было много хорошего, дорогого платья, и выбрав два красивейших костюма, шпагу и шляпу, просил меня принять все это от него в знак моего к нему расположения. Затем он позвал своего слугу, приказал все это уложить в небольшой чемодан и отнести в мое помещение.

— Если я могу еще что-нибудь сделать для вас, скажите прямо, буду душевно рад служить вам! — сказал директор, пожимая мне руку на прощание.

— Нет, г. директор, — отозвался я, — я приму это платье от вас, потому что, как вы знаете, здесь ничего достать не могу, а оставаться в одежде каторжника мне тоже неудобно; но по приезде в Рио я сумею приобрести все, что мне нужно. Поэтому позвольте мне поблагодарить вас за это платье и пожелать вам всего лучшего!

— Я пришлю к вам моего лакея; он подовьет и причешет ваши волосы, как подобает джентльмену, поможет вам одеться; прошу вас располагать им, как вашим личным слугою, все время, пока Его Преподобие пробудет здесь.

— А вы полагаете, что он пробудет здесь несколько дней? — спросил я.

— Да, я в этом уверен! Дело в том, скажу вам по секрету, что Его Преподобие при первом беглом просмотре моих книг и отчетов и полученных мною расписок увидел огромную разницу между количеством ценностей, препровожденным мною в Рио, и количеством, показанным в Рио португальскому правительству; судя по всему, это будет дело серьезное. Там, в Рио, никто не ожидал, что Его Преподобие решится предпринять столь трудное и утомительное путешествие и отправится лично на копи; там все теперь в ужасной тревоге. Однако вам пора идти к себе и заняться вашим туалетом, а то вас будут ждать к обеду!

Поблагодарив его еще раз, я пошел в свое помещение, где застал его слугу, приставленного ко мне на время моего пребывания здесь. Он вполне прилично причесал меня, даже слегка напудрил мои волосы, после чего я надел один из красивых костюмов, подаренных мне директором, который оказался мне вполне впору, так что даже не пришлось перешивать, — и вот я снова преобразился в джентльмена, вопреки моим ожиданиям.

Окончив свой туалет, я отправился в помещение, отведенное свите Его Преподобия, и эти господа, увидя меня в ином наряде, стали относиться ко мне, как к равному, стали поздравлять меня с счастливым исходом моего несчастья и радушно пригласили меня разделить с ними только что приготовленную для них трапезу.

Его Преподобие. — Прибытие в Рио. — Оливарец. — Возмездие. — Отъезд из Рио. — На коралловом острове. — Во власти разбойника. — Спасаемся от индейцев. — Счастливая находка.

На другой день Его Преподобие прислал за мной и, пригласив сесть, попросил рассказать ему подробно все, что произошло со мной с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. Я исполнил его желание, и это заняло у нас чуть не все время от обеда до ужина.

— Да, — сказал мой благодетель, — ваша жизнь была до сих пор полна приключений, но я надеюсь, что теперь они окончатся, вы вернетесь к своим друзьям и заживете мирно и спокойно. Услуга, оказанная вами нашему делу, никогда не забудется.

После таких ласковых слов я осмелился спросить своего собеседника, каким образом он теперь находится на службе у португальского короля, и он на это сказал мне следующее:

— Я родом из Ирландии, сын мой, и получил образование в С.-Омере. Затем по окончании мною курса наук я был послан в Испанию, по распоряжению нашего ордена. Я был тогда еще очень молод и после того побывал везде: меня посылали во все концы света. У нас не должно быть ни родной, ни чужой страны; все мы служим святой церкви и отправляемся туда, куда нас посылают. Если бы вы были католик, сын мой, я мог бы двинуть вас так быстро, что вы и представить себе не можете. Впрочем, вы собираетесь вступить в брак, и этим все сказано!

Полагая, что Его Преподобие утомился за день и своими ревизионными работами, и моим долгим повествованием, я просил разрешения откланяться.

Спустя три дня Его Преподобие сказал мне, что думает возвратиться в Рио, и я, вспомнив о своем схороненном алмазе, решил увезти его с собой. Мне нечего было опасаться, что меня станут обыскивать, так как я находился под особым покровительством Его Преподобия, и я пошел в свой домик, вырыл замазанный в глину алмаз и, обмыв его, теперь впервые отнесся к нему с надлежащим вниманием. Это был, несомненно, камень громадной ценности, но какой именно, это я едва ли мог определить с известной точностью. Судя по тому, что мне удалось узнать от директора, который имел обыкновение постоянно оценивать приблизительно каждый сколько-нибудь крупный камень, принесенный ему по окончании работ на копях, я считал, что камень этот по меньшей мере должен стоить 20 000 фунтов на наши деньги. Я, конечно, имел осторожность не сунуть его просто в карман платья, а тщательно зашил в подкладку.

На следующее утро, когда отдано было распоряжение садиться на коней и трогаться в путь, я был необычайно счастлив; мой чемодан был уложен, моя старая Библия не была забыта, и накануне еще, ложась спать, я от всей души возблагодарил Бога за то, что провожу здесь последнюю ночь.

На рассвете Его Преподобие простился со всеми, и мы благополучно миновали одну за другой спускные решетки блокгаузов, на что я даже не надеялся до сих пор. К полудню мы расстались с Сиеррой, и я вздохнул полною грудью, впивая в себя вольный воздух равнины. Слуги и часть вьючных мулов несколько опередили нас, чтобы успеть все приготовить для Его Преподобия на месте привала, заранее намеченном.

Погода стояла чрезвычайно жаркая, и солнце пекло нестерпимо. Ровно в полдень мы сделали привал, где нас ждал обед и обычная в этих странах «сиеста», т. е. полуденный отдых. Когда мы прибыли к месту привала, слуги успели уже разбить большой походный шатер для Его Преподобия, и все было готово для обеда. Сойдя со своего мула, иезуит расположился в шатре, где, наконец, нашел защиту от палящих лучей солнца, и пригласил всех нас последовать его примеру; мы уселись также в шатре, но на почтительном расстоянии от Его Преподобия.

Чтобы вполне насладиться приятной прохладой, св. отец снял с себя верхнюю черную рясу, какие обыкновенно носят иезуиты, и положил ее подле себя на земле. Нам подали обед; и несмотря на томительную жару, все были веселы и довольны. После обеда все расположились на отдых, кто где мог, пользуясь каждым клочочком тени от шатра или сложенных на земле вьюков, и предались сиесте на целых два часа. По прошествии этого времени Его Преподобие проснулся, встал и подал знак отправляться в путь. Нам подвели коней, а иезуиту — мула; тогда один из его слуг поднял с земли его рясу и помог ему надеть ее.