Я никогда в жизни не забуду того ужасного чувства, какое испытывал все время, пока, напрягая все свои силы, плыл к берегу, ожидая ежеминутно, что одно из этих страшных чудовищ оторвет у меня руку или ногу. Если я случайно задевал одной ногой о другую, во мне мгновенно холодела кровь от ожидания страшного укуса акулы. Преследуемые этим убийственным страхом, мы плыли, невзирая на буруны и поминутно нагонявшие нас валы, к берегу, ища там спасения от акул. Грозный прибой то подхватывал нас, как щепки, и швырял далеко вперед, то отгонял обратно в море, кидая из стороны в сторону. Чтобы избежать ударов волн, мы ныряли под воду и, вынырнув, как только вал перекатится через нас, плыли дальше, напрягая все свои силы. Наконец совершенно измученные и выбившиеся из сил мы выбрались на берег. Но — увы! — это не было еще концом наших мучений.
Берег оказался песчаный, и этот наносный песок был до того легок и сыпуч, что когда мы ступали на него, то уходили в него чуть не по колена, но он тотчас же рассыпался, и набежавшая волна прибоя смывала нас обратно в море. Мы снова и снова старались выбраться на берег, но наши ноги не находили точки опоры. Наконец негры, бывшие свидетелями нашего крушения, целой толпой прибежали на берег, и когда море выкинуло нас на песок, изловили нас и оттащили на пригорок, где нас не могло смыть прибоем. Совершенно выбившись из сил, мы лежали неподвижно на песке, выжидая уготованной нам нашими спасителями участи. Прежде всего эти негры стащили с нас все, что было на нас, до последней нитки, а когда один из наших матросов попробовал запротестовать, то негр без дальнейших разговоров всадил ему острие своего копья в бедро.
Поделив между собой наши одежды, они после непродолжительного совещания связали нам руки и, окружив нас плотным кольцом хорошо вооруженных копьями и стрелами рослых людей, повели куда-то внутрь страны. Мы тронулись в путь с весьма невеселыми предчувствиями и мысленно прощаясь навсегда с синими волнами океана, с нашим судном и оставшимися на нем товарищами. Пески были страшно глубоки, а жара стояла положительно нестерпимая. Из-за отсутствия одежды, под палящими лучами полуденного солнца кожа наша трескалась от жары, во многих местах сочилась кровь, мы изнемогали от усталости, но негры заставляли нас идти вперед, подгоняя своими длинными копьями, как только мы замедляли шаг, и угрожали всадить в нас копья при первой попытке остановиться. Мы ждали только наступления ночи, думая, что она принесет нам временное облегчение. Наконец ночь настала. Негры принялись собирать валежник и зажгли костры, чтобы отогнать хищных животных, и затем расположились кольцом вокруг костров, поместив нас в середину. Мы надеялись, что теперь нам можно будет отдохнуть после всех испытанных нами мучений, но оказалось, что ночь была мучительнее дня. На нас обрушились целые тучи москитов, и укусы их были до того болезненны и ужасны, что мы доходили до бешенства. Так как руки у нас были связаны, то мы не имели даже возможности отогнать их, мы катались по земле как раненые звери, стараясь избавиться от наших жестоких мучителей. Но это привело только к еще худшим результатам. Так как тела наши были почти сплошь покрыты волдырями и пузырями, вызванными припеком солнца, то мы, катаясь по песку, давили эти волдыри, и в открытые раны забирался песок, причиняя нам невероятные мучения, и мы, молившие о наступлении ночи, теперь молили о возвращении дня, а многие молили о смерти.
Когда солнце взошло, мы двинулись дальше, причем наши проводники совершенно не считались с нашим состоянием и продолжали подгонять нас, как накануне. До полудня мы прибыли в какую-то деревню, где наши погонщики подкрепились пищей и питьем, а нам уделили по маленькой горсточке зерна и по чашке воды, после чего мы продолжали свой путь, минуя несколько небольших городов, состоящих, как и вообще все города этой страны, из небольших низких хижин, построенных из тростника, круглых, как шатры или муравейники, и оканчивающихся остроконечной, конусообразной крышей.
Этот день прошел почти так же, как предыдущий. Нас подгоняли кольями, когда мы замедляли шаг, и грозили смертью, когда у нас не хватало сил идти дальше. Но вот снова наступил вечер, и снова зажгли костры. На этот раз костры были громадные и горели гораздо ярче, вероятно, от того, что опасность от хищных зверей была теперь больше, чем в предыдущую ночь; мы теперь слышали их рев и вой, доносившийся со всех сторон, чего накануне не слыхали. Но зато и москиты не так сильно мучили нас, и нам удалось хоть сколько-нибудь отдохнуть и подкрепить свои силы сном, впрочем, довольно часто прерываемым. С рассветом мы снова пустились в путь, и, насколько можно было судить по солнцу, в направлении к востоку.
В продолжение первых двух дней пути нас встречали крайне недружелюбно жители попутных городов и селений, очевидно, потому, что это население часто страдало от вербовщиков, ведущих торговлю рабами.
Даже самый вид наших белых лиц был им ненавистен и противен; они предполагали, вероятно, что и мы явились сюда с той же целью, и теперь злорадствовали над нашим жалким положением. Но по мере того как мы подвигались в глубь страны, к нам относились дружелюбнее, на нас смотрели, как на особую породу людей, с веселым, добродушным любопытством, а женщины, видя, насколько мы измучены и изнурены, спешили принести нам как можно больше распаренных круп и козьего молока, что в значительной степени восстанавливало наши силы и позволяло нам продолжать путь, с боязнью останавливаясь на мысли о предстоящей нам участи.
Переплывая через небольшую речонку, которая, по-видимому, явилась естественной границей между двумя смежными государствами, мы были встречены огромной толпой негров, которые, казалось, хотели отбить нас от наших настоящих владельцев, но после довольно продолжительных переговоров они, как видно, сговорились, и дело кончилось тем, что к нашим неграм присоединился еще довольно значительный отряд новых встречных негров, в сопровождении которых мы тронулись дальше.
Вскоре мы пришли к довольно обширной пустыне и здесь сделали продолжительный привал, во время которого негры наполняли водой многочисленные фляги из тыквы или глины и собирали различные съедобные коренья и плоды.
Покончив с этими приготовлениями, мы вступили в пустыню. Нас ужасно поразил безотрадный вид этой бесплодной песчаной равнины, где на всем громадном ее протяжении не было видно ни единого кустика, ни малейшего пучечка травы, ничего, кроме однообразного сыпучего песка, столь легковесного, что при малейшем движении он взлетал вверх и подымал громадные облака тонкой, светлой пыли; ноги наши уходили так глубоко в этот песок, что мы с трудом выгребались из него, волоча одну ногу за другой. Но зато, когда настала ночь, мы были вполне вознаграждены за этот утомительный путь: не было надобности разводить костры, так как в этих местах не было никаких хищников, а главное, не было никаких москитов и других насекомых, так что мы могли беспрепятственно предаться сладкому сну и столь необходимому для нас отдыху. Поутру мы встали настолько подкрепленные и бодрые, что на этот раз могли почти весело продолжать свой путь.
Проходя по пустыне, мы видели много слоновых клыков, но слонов не встречали; оставалось только предположить, что сами слоны погибли при переходе через пустыню.
Но наши запасы воды истощились раньше, чем мы успели выбраться из пустыни, и мы испытывали страшные муки, идя под палящими, почти вертикальными лучами солнца в течение целого дня. Ночь также принесла нам мало облегчения, так как жажда продолжала мучить нас и ночью, а на следующий день, когда силы наши стали окончательно изменять, и мы уже обсуждали вопрос, не лучше ли лечь и предоставить нашим погонщикам приколоть нас и тем положить конец нашим мучениям, мы вдруг пришли к реке, которую, видимо, с большим старанием искали наши негры. Здесь все мы утолили свою жажду и остались отдыхать на берегу весь день, что для нас всех было крайне необходимо, так как даже сами негры были столь же измучены и истощены, как и мы. На следующее утро мы переправились через реку и углубились в лес; но так как лес этот тянулся по возвышенной местности, то москиты не так беспокоили нас, как на низменных местах побережья. Во все время нашего перехода лесом мы питались исключительно мясом птиц и животных, которых негры били с удивительной ловкостью своими копьями и стрелами.