— За золотом, — пробормотал Вооз. — Все за золотом.

Эта старая идиома возникла еще в те времена, когда золото считалось драгоценным металлом, и люди хватались за любую возможность его добыть.

Он собирался смешаться с толпой кладоискателей. Поблизости следовали несколько очень быстрых кораблей; он выждал несколько часов, пропуская их вперед, прежде чем отправиться.

Но Мейрджайн — большой мир, и у Вооза было преимущество, недоступное им. И обычная для него мрачность отступила перед оптимистичной уверенностью.

Корабль пробудил его от беспокойных снов. Интонация была слегка настойчивой, и Вооз, немедленно вскинувшись, принял сидячую позу на кушетке, которой пользовался вместо кровати.

Взгляни, сказал корабль.

В сознании опять появилась картинка — или, вернее, череда смонтированных картинок. Планета, ее поверхность, усеянная пурпурными, синими и мальвовыми пятнами, с филигранной сеткой других цветов — золотистого, серебристого, алого. Планету согревало желтое солнце с чуть синеватым оттенком; он понял, что звезда излучает весь спектр цветов, доступный человеку.

А на диаграмме увидел то, чего не мог бы различить невооруженным глазом; десятки кораблей на орбите. Перед внутренним оком Вооза мелькали их контуры. Многие были знакомы по космодрому Уайлдхарта.

— Почему они не садятся? — спросил он.

Они не могут, ответил его корабль.

— Почему?

Я вызвал Неутомимую.

Неутомимая, яхта Радальце Обсока, была из самых скоростных и, вероятно, прибыла среди первых. В сознании Вооза сформировался образ Обсока, возлежащего на роскошном диване. Мэйси свернулась калачиком на кушетке рядом, смежив веки.

Глаза навыкате блеснули.

— Приветствую, кораблеводец. Наконец-то ты добрался.

— Что произошло? — спросил Вооз. — Почему никто не садится?

— Никто не может сесть, — Обсок дернул ртом. — Многие пытались. Атмосфера непроницаема.

Вооз промолчал, ограничившись озадаченным выражением на лице.

— Мой техник говорит, планета окружена чем-то вроде реверс-инерционного поля, — сообщил Обсок. — Хотя, как по мне, он просто прячет невежество за умными словами.

— Это же не имеет никакого смысла, — медленно произнес Вооз.

— Что не имеет? Недоступность Мейрджайна? Вероятно, для тех, кто манипулирует нами таким образом, кем бы ни были они, — имеет. Там внизу что-то есть, кораблеводец, и оно с нами забавляется.

— Мы не можем висеть здесь вечно, — сказал Вооз. — Через пару стандартных дней подоспеет крейсер.

— Отнюдь не обязательно, чтобы все пошло так, как захотят на крейсере. У нас тут, кораблеводец Вооз, настоящий орбитальный город, не лишенный средств защиты. — Обсок нахмурился. — Настоящая проблема в том, получится ли что-нибудь из этого испытания. Если хочешь, можешь присоединиться к дискуссии. Мы собираем конференцию, чтобы решить, как дальше двигаться.

— Кто на ней будет присутствовать?

— Некоторые из ранее пытавшихся пробиться сквозь барьер. А также ученые. — Обсок помолчал. — Кроме того, я обязан предостеречь тебя, что полностью исключить неприятные неожиданности не удастся. Тут крутятся люди самого опасного сорта. Их терпение на исходе; уже зафиксированы первые стычки.

— И кто принимающая сторона?

— Совещание состоится на борту моей яхты. Жилая секция там особенно просторная. Если интересует, заходи в гости через три стандартных часа.

— Хорошо, — решил Вооз. — Я буду.

Изображение исчезло с проецируемого в мозг экрана.

Инструкции? спросил корабль.

— Продолжай движение по орбите.

Вооз снова посмотрел на планету внизу. Отчего-то загадка не пробудила в нем любопытства. Только раздражение.

Испустив тяжелый вздох, он снова уснул.

Когда Вооз подлетал к Неутомимой, корабли уже начинали собираться. Вдоль тонкого изящного корпуса яхты вытянулась целая вереница их, различных форм и размеров. Он узнал ладного Звездного ныряльщика Ромри — стыковочный шланг свободно болтался под брюхом более крупного судна. Ромри, видимо, уже на вечеринке.

В голове Вооза прозвучал голос, не Обсока, а, вероятно, члена экипажа или какой-нибудь машины:

— Гражданин Обсок приветствует вас на борту, кораблеводец Вооз.

Корабль Вооза ответил уместными приветствиями. Он неуклюже спустился к тамбуру, откуда стыковочный шланг уже тянулся к такому же у звездной яхты. Как только они сочленились, шлюз открылся, приглашая его войти.

Расстояние до яхты составляло примерно пятьдесят ярдов. Поле инерциальной гравитации за пределами корабля не работало, поэтому в трубе Вооз сразу испытал невесомость и вынужден был подтягиваться по хваталкам. Однако на полпути его резко потянуло вниз и приложило о пол. Стоило догадаться, подумал он завистливо, что такой богач, как Обсок, наверняка снабдит гравитацией даже стыковочные шланги.

Когда Вооз достиг дальнего шлюза, тот тоже открылся. Одинокий робот помог взобраться на борт.

— Гражданин Обсок в главной гостиной, уважаемый, — сказал автомат тем же голосом. — Если позволите, я провожу вас.

Коридор был отделан панелями медового дерева — органические волокна обладали интересной текстурой, а под определенным углом свет выхватывал в ней серебристые нити. На полу протянута толстая ковровая дорожка — на ощупь как мох, поглощавшая звук шагов. Такая обстановка радикально отличалась от привычных ему голых, твердых, временами пружинивших под ногами полов.

Робот поторопил его в гостиную. Радальце Обсок приподнялся и вежливо приветствовал Вооза.

Вооз огляделся. Стены и потолок отделаны золотом, мебели немного. Наверное, большую часть пришлось вынести, чтобы освободить место или исключить повреждение ценного антиквариата. Присутствовало около дюжины человек, включая Ромри; тот говорил с каким-то юношей, а за ними наблюдала спокойная улыбчивая толстуха. Вероятно, его пригласили потому, что эти трое недавно завязали тесные отношения. Обсок, пожалуй, единственный из слетевшейся на Уайлдхарт оравы хранил верность общественной морали.

— Тут все не поместятся, — заметил Вооз.

— Имеете в виду владельцев тех кораблей снаружи? Они тут роятся, как насекомые вокруг меда. Слухи разносятся. Но я пригласил всего двадцать шесть человек.

— Обсок понизил голос. — Там Ларри с двумя своими барышнями. Вы уж постарайтесь их не напрягать.

С этими словами он заговорщицким жестом указал на крупного, крепкого в кости человека с агрессивными чертами гангстера, стоявшего у столика. Его фланкировали две девушки, высокие и статные, моложе спутника, но обладавшие некоторым сходством с ним, так что их можно было принять за сестер или дочерей Ларри: те же длинные челюсти, вызывающий взгляд хищно сверкавших глаз. Вооз, однако, понимал, что это клоны Ларри, генетически мужские особи, а соматически — женские: еще в утробе они подверглись гормональной обработке. Вся банда Ларри состояла из таких девушек, и сколько их у него, никто не знал в точности. Как и большинство других гостей, Ларри переминался с ноги на ногу, нетерпеливо отпивая из бокала.

Внимание Вооза привлекла другая дверь, дальше вдоль стены гостиной. Через нее входили Братцы-Шляпники. Обсок немедленно подхватился приветствовать их.

Братцев-Шляпников тоже легко было принять за клонов, но они были естественными генетическими копиями, близнецами. Но не так впечатляло их сходство, как примечательные темные широкополые шляпы на головах. Об этих металлических головных уборах ходили легенды. Вооз понимал, что психопатология профессиональных преступников порождает страсть к сильным семейным взаимоотношениям, как в случае с бандой Ларри. Шляпы братьев были частью их черепов и представляли собой установленные их отцом трансиверы ментальной активности, настроенные и закодированные друг на друга. Каждый брат переживал то же самое и мыслил так же, как и другой, и так продолжалось с раннего детства. В сущности, Шляпники были единым разумом в двух телах[4].