Когда они пришли за мной, я провел в постели не более часа и совсем не поспал. Но прикинулся спящим без задних ног. Кто-то грубо потряс меня за плечо. Я не «проснулся». Он снова потряс меня. Я пошевелился. Он счел предыдущие свои действия бесполезными и довольно сильно ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Вот сейчас точно настала пора «просыпаться».

Я заворчал, поморгал и приподнялся, потирая рукой лоб.

— Давай, поживее вставай, Толбот. — Если не считать левой стороны его лица, напоминавшей своим цветом закат в миниатюре, то Ройал выглядел, как всегда, спокойным, приятным и отлично выспавшимся — еще один убитый человек на его совести не очень-то помешал ему спать. Я рад был увидеть, что рука Валентино все еще болтается на перевязи — это облегчало мою задачу превратить его в бывшего телохранителя.

— Поживее вставай, — повторил Ройал. — А почему только одни наручники?

— А? — я поводил головой по сторонам, вовсю делая вид, что еще не совсем пришел в себя. — Черт возьми, что я съел вчера на ужин?

— Ужин? — Ройал слабо улыбнулся. — Ты и твой тюремщик разожрали бутылочку, вот и весь твой ужин.

Я медленно кивнул. Он будет говорить уверенно до тех пор, пока уверен, что если я принял наркотик, то у меня будут лишь весьма смутные воспоминания о том, что происходило до того, как я отключился. Я мрачно посмотрел на него и кивнул на наручники:

— Сними эту хреновину, а?

— Почему только одни наручники? — спокойно повторил Ройал.

— Какая разница — одни наручники или двадцать? — раздраженно ответил я. — Не помню. Кажется, Яблонски засунул меня сюда в большой спешке и нашел только одни. Думаю, ему тоже было нехорошо. — Я сильно потер ладонями лицо, словно пытаясь привести себя в чувство, и сквозь пальцы увидел, как Ройал медленно понимающе кивнул. Я понял, что попал в точку: именно так и поступил бы Яблонски — он почувствовал, что с ним что-то не в порядке, и поспешил приковать меня, пока не отключился.

Проходя через комнату Яблонски, я, как бы между прочим, посмотрел на стол. Бутылка из-под виски все еще стояла на столе. Пустая. Ройал или Вайленд ничего не упускали.

Мы вышли в коридор. Первым шел Ройал, за ним — я, за мной Валентино. Внезапно я замедлил шаг, и Валентино ткнул мне пистолетом в поясницу. Валентино ничего не делал нежно, но сейчас он ткнул меня сравнительно легко, однако я заорал так, как будто он сделал это в десять раз сильнее. Я остановился, Валентино наткнулся на меня, а Ройал развернулся. Он повторил свой фокус — его маленькая игрушка уже уютно покоилась в руке.

— В чем дело? — спросил он холодно. Никакого изменения интонации, никакого повышения голоса. Я очень хотел надеяться, что доживу до того времени, когда увижу Ройала встревоженным.

— В нем, — ответил я. — Держи свою дрессированную обезьяну подальше от меня, Ройал, иначе я разорву его на части, ему и пистолет не поможет.

— Отстань от него, Гантер, — тихо приказал Ройал.

— Боже, босс, я его почти не трогал. Если отбросить надбровные дуги антропоида, перебитый нос, оспины и шрамы, то на лице Валентино оставалось мало места для игры чувств, но, как бы то ни было, сейчас оно выражало изумление и острое недоумение несправедливо обиженного:

— Я лишь слегка...

— Конечно, — Ройал уже отвернулся и пошел вперед. — Просто отстань от него.

Ройал подошел к лестнице и уже спустился ступеней на десять. И снова я внезапно замедлил шаг, и снова Валентино наткнулся на меня. Я развернулся и ударил его ребром ладони по запястью, выбив пистолет.

Валентино наклонился, потянувшись за пистолетом левой рукой, и закричал от боли, когда я изо всех сил врезал ему каблуком но пальцам. Я не слышал, затрещали ли кости, но этого и не требовалось — теперь обе его руки повреждены, и Мери Рутвен понадобится новый телохранитель.

Я не стал подбирать пистолет. Даже не двинулся с места. Слышал, как Ройал медленно поднимается по лестнице.

— Подальше от пистолета, — приказал он. — Оба.

Мы отошли. Ройал подобрал пистолет, отошел в сторону и жестом приказал мне спускаться по лестнице впереди него. Я не могу сказать, о чем он думал: с таким же выражением лица он наблюдал бы и за падением листа с ветки. Он больше ничего не сказал, даже не взглянул на руку Валентино.

Генерал, Вайленд и наркоман Ларри ждали нас в библиотеке. Как и раньше, усы и борода скрывали выражение лица генерала, но глаза его слегка покраснели, а лицо казалось более серым, чем тридцать шесть часов назад.

Но, может быть, мне это только показалось — в то утро мне все виделось в плохом свете. Вайленд был, как всегда, вежлив, элегантен, улыбчив, чисто выбрит и одет в прекрасно сшитый серый костюм, белую рубашку с красным галстуком. Ларри был просто Ларри — белое лицо, невидящий взгляд наркомана. Он тоже улыбался, и я пришел к выводу, что он плотно позавтракал, главным образом, героином.

— Доброе утро, Толбот, — сказал Вайленд: крупным проходимцам сегодня так же легко удается быть вежливыми с вами, как и бить по голове. — Что там был за шум, Ройал?

— Гантер, — Ройал равнодушно кивнул на Валентино, который только что вошел, сильно прижав левую руку больной правой и постанывая от боли. — Он слишком терроризировал Толбота, и тому это не понравилось.

— Убирайся и скули где-нибудь в другом месте, — холодно приказал Вайленд. Манеры доброго самаритянина! — Чувствуешь себя крутым и обиженным сегодня, да, Толбот? — Он больше не делал попыток показать, что босс здесь — якобы генерал. Тот стоял на втором плане гордой и в некотором смысле трагической фигурой. Но я мог ошибаться в отношении генерала. Очень ошибаться. Фатально.

— Где Яблонски? — поинтересовался я.

— Яблонски? — Вайленд лениво приподнял брови. — Кто тебе Яблонски, Толбот?

— Мой тюремщик, где он?

— Тебе, похоже, очень хочется знать это, Толбот? — он окинул меня долгим оценивающим взглядом, и мне это не понравилось. — Я видел тебя раньше. И генерал тоже. Никак не могу припомнить, кого ты мне напоминаешь?

— Утенка Дональда. Где Яблонски? — Я повел очень опасную игру.

— Он уехал. Смылся со своими семьюдесятью тысячами.

Сказав «смылся», он совершил ошибку, но я не стал заострять на ней внимание.

— Где он?

— Ты начинаешь повторяться и утомлять, — он щелкнул пальцами. Ларри, телеграммы.

Ларри взял какие-то бумаги со стола, передал их Вайленду и плотоядно улыбнулся мне.

— Генерал и я — очень осторожные люди, Толбот, — продолжил Вайленд. Можно сказать — очень недоверчивые, что одно и то же. Мы проверили тебя.

Мы провели проверку в Великобритании, Голландии и Венесуэле, — он помахал бумажками. — Это мы получили сегодня утром. Здесь говорится, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь — один из лучших в Европе специалистов по спасательным работам. Поэтому мы можем использовать тебя, поэтому Яблонски нам стал больше не нужен, и мы отпустили его сегодня утром. Вместе с чеком. Он сказал, что предвкушает поездку в Европу.

Вайленд говорил тихо, убедительно, очень искренне и смог бы уговорить даже апостола Петра пропустить его в рай. Я напустил на себя такой вид, какой был бы у апостола Петра, затем произнес много такого, чего никогда не сказал бы апостол Петр, и закончил свою речь словами: «Грязный, лживый обманщик!».

— Яблонски?

— Да, Яблонски. Подумать только: я слушал этого лживого двуличного человека! Я верил ему! Он обещал мне...

— Что он обещал тебе? — мягко поинтересовался Вайленд.

— Он считал, что я кончу на виселице и что обвинения, по которым его выгнали из нью-йоркской полиции, подстроены. Он думал, что сможет доказать это, если ему представится шанс расследовать деятельность некоторых полицейских и покопаться в некоторых полицейских досье. — Я снова выругался. — Подумать только: я верил...

— Ты говоришь бессвязно, Толбот, — резко перебил меня Вайленд. Он очень пристально наблюдал за мной. — Давай к делу.

— Он думал, что сможет купить свой шанс, при этом я помогу ему, а он — мне. Часа два он вспоминал старый федеральный закон, а затем написал телеграмму в какое-то агентство, предложив им какую-то очень интересную информацию о генерале Рутвене в обмен на предоставление ему возможности ознакомиться с определенными досье. И я, дурак, поверил, что все это всерьез!