После чая, со свежими самоходными свойствами, я продолжил схождение вниз. Чувство свободы и счастья — переполняющее. Музыка пастушеских флейт; звон цепей на грузовиках; шум реки и ветра.

Возможно, я так и дошёл бы до города Чарикар или дальше, но тут рядом со мной остановилось жёлтое такси.

— Эй, мужик! — примерно так (только на дари) крикнул мне таксист. — До Чарикара? Десять баксов и полетели!

Я отверг предложение таксиста: желание ехать у меня ещё не возникло. Но пока таксист меня уговаривал, рядом остановилась ещё одна машина — микроавтобус с англоговорящим водителем. Водитель вёз обеих своих жён (в чадрах) и нескольких детей домой в Кабул, из Кундуза, куда они ездили в гости.

— Куда идёшь? Поехали! Денег не надо! — обратился ко мне водитель по-английски.

Здесь так редко услышишь английскую речь, что я смутился и сел в машину.

Да! Оказалось, по-английски говорит не только сам водитель, но и дети его, и жёны. Как только прояснилось точно, что я иностранец, жёны начали весело выглядывать из чадр! То одна, то обе снимали чадру, задавали всякие стандартные вопросы и хихикали. Когда вдали показывалась деревня или придорожный базар, жёны опять залезали в чадры, а потом опять снимали их. Вот так оно: при иностранце, видать, можно!

Мальчик лет двенадцати, сын водителя, не упустил случая отругать минувший режим:

— Сейчас талибов нет, а при талибах было очень плохо! Они не разрешали смотреть телевизор!

— А что ещё было плохого при режиме талибов? — спросил я.

Мальчик замялся: он не знал. Папа пришёл ему на помощь:

— При талибах нужно было носить длинную бороду! Вот такую, — он показал.

Сейчас у водителя осталась только маленькая, короткая бородка.

— Ага, значит, телевизор и борода, — повторил я недостатки режима талибов, — А какие ещё были проблемы?

На этот раз никто не мог ответить: ни жёны, ни дети, ни сам водитель.

В последующем я расспрашивал многих афганцев о недостатках режима «Талибан», и все, как один, жаловались на бороды и отсутствие телевизора. Конечно, я общался только с интеллигентными горожанами, противниками «Талибана»; со сторонниками я не общался, ибо те, как правило, не говорят на английском или на русском языках. Но, в общем, можно сделать вывод: талибов погубили бороды и запрет на ТВ.

Перед Кабулом горы кончились. Пошли просторы. Что было на этих просторах? Развалины. Бесконечные руины, остатки некогда цветущих селений, обломки больших глиняных двух- и трёх-этажных домов, каких-то стен и башен; заросшие поля и канавы, бывшие каналами; красные камни, указывающие на мины, и танки, танки, танки… На одном поле я увидел бесчисленное множество разбитых танков, возможно, 500. Или это полигон, или здесь действительно были серьёзные битвы — ни шагу назад! за столицу, за Кабул!

Минные поля

У читателя возникает резонный вопрос: опасны ли такие поездки? Можно ли подорваться на мине? Действительно, афганцы подрываются. Происходит это обычно в сельской местности. Собирая хворост и дрова там, где их ещё никто не собрал; перегоняя стада на новые пастбища; ища ценные полезные вещи среди груд подозрительного металлолома, они и попадают на мины.

В населённых пунктах, на базарах, в обитаемых домах, на трассах, на полях, возделываемых и орошаемых, на протоптанных дорогах мин, разумеется, нет. Танки, стоящие на обочинах дорог, тоже безопасны. А вот ходить пешком по оврагам и горам, где нет следов иных людей, ковыряться вдали от дорог в обломках военной техники и кучах старого металла, заходить в пустые нежилые дома и их развалины, сходить с шоссе в необжитых местах, особенно там, где имеется разметка «мины» (красные камни, надписи «LM» или "MF") — не рекомендуется. Имейте голову на плечах, и она останется при вас, а также и руки, и ноги.

Пригороды Кабула, руины, иностранные машины, бригады сапёров с миноискателями. Интересно, можно ли искать мины путём биолокации? Ведь уверяют, что можно найти таким путём воду, нефть, клады… Мина — тоже своеобразный клад.

Удивительно, но пяток НОВЫХ танков! Стоят на дороге, готовы к отправке в сторону Саланга. Или так просто стоят. Видно, что действующие.

— Наверное, Хамид Карзай едет сюда, — предположил сын водителя.

Наличие действующих танков удивило и его…

Перед нами в сторону Кабула едут действующие БТРы. Быстро едут. У нас на спидометре 60, но БТРы — впереди. Хорошие машины. Потом всё же нам удаётся обогнать их.

Развалины, руины, минные поля и узкие проходы в них, размеченные камнями. Кое-что (мало что) отстраивают заново. А вот стоят грузовики с ракетными установками в кузове. Железный контейнер, расстрелянный в решето, в сито. Опять сапёры. Белый иностранец, стоя на подножке медленно едущего джипа, на ходу снимает всё на видеокамеру.

Эти журналисты и тусуются в радиусе тридцати километров от Кабула, это и снимают: развалины, танки, сапёров, мины, бомбы, опять развалины… Это и идёт на телеэкраны во всём мире. Мирную жизнь показывать они не будут — не за это им платят командировочные и надбавки "за риск". Кадры мирной жизни стоят слишком дёшево! Горные сёла, караваны, продавцы арбузов, одежды и дров, водители, крестьяне, простые мирные люди, живущие в целых, не разбомбленных домах — это не интересно, это не нужно, это слишком дёшево стоит, этого всюду достаточно. А вот на развалинах, среди куч действующего и уже не действующего оружия, в очагах новых и бывших военных конфликтов, сапёры, руины и танки — это горячо, это круто, это боевые кадры, они стоят дорого, их покупают, их заказывают, они и идут на экраны. А жаль! Таким образом создаётся искажённый образ Афганистана, как будто здесь сплошная война, мины, бомбы и наркотический базар.

Вот мы и въезжаем в столицу.

— Кабул! — с гордостью сообщил водитель. — В Кабуле живёт двадцать миллионов человек!

Про себя я подумал, что не больше двух миллионов, но вслух не сказал. Жёны закутались в чадры и замолчали. И вот пошли дома и лавки, магазины, мастерские, стройматериалы, автозапчасти… Столица!

На прощание водитель подарил мне огромную дыню и высадил меня в центре Кабула.

Несмотря на пятницу, официальный выходной день, столичные улицы были оживлены и многолюдны. Вдоль всего города протянулся большой базар, заполняющий собой русло реки Кабулки. В сезон дождей река, вероятно, разливается, а сейчас она являла собой жалкий ручеёк. Всё её высохшее дно было застроено торговыми палатками — не такими, как в Москве, конечно, а афганскими, из палок и тряпок. Торговля шла также сверху, на обеих набережных реки, на всех мостах через реку и во всех прилегающих домах.

Продаётся в Кабуле всё — как и в любой столице. От европейских и многих азиатских городов он отличается, пожалуй, хаотичностью. Тут и телеги с фруктами, и фотосалоны «Куника» и «Кудак» (ну, нет буквы «о» в языке дари!), и сваленный на земле кучами разнообразный сэконд-хэнд, лифчики и джинсы, тут и мороженщики с вафельными стаканчиками, и обменщики всех валют мира с большими мешками и ящиками денег, и многочисленные аптеки с лекарствами от всех болезней, и продавцы газировки с вёдрами холодной воды и льда (а в этих вёдрах плавают бутылки), и сами продавцы льда с большими льдинами, готовые отпилить пилой любой ледяной брусок. Книги и автозапчасти, сахар и конфеты, инструменты и китайские безделушки, жареная картошка и крошечные пакистанские бананы — всё соседствует друг с другом и тянется вдоль всего города. Да и вообще все-все дома, расположенные вдоль главных проезжих улиц, смотрят на дорогу магазинами и харчевнями. На верхних этажах больших зданий (есть в центре Кабула и такие — аж трёх-четырёхэтажные!) тоже какие-то офисы, вывески, компьютерные услуги (но интернета нет), аптеки и гостиницы.

По улицам Кабула ездят, также хаотически, жёлтые такси (в большинстве своём — советского производства), маршрутки, автобусы, телеги, запряжённые лошадями, ослами или людьми; звенящие грузовики, расписанные в пакистанском стиле; ходят бородатые и бритые пешеходы и их зачадрованные жёны; бегают дети, пытающиеся продать за один доллар единственную англоязычную газету "Kabul Times"; тусуются нищие, довольствующиеся и меньшей суммой, — как правило, им хватает 1000 афгани. Проезжают, бибикая, роскошные джипы всевозможных дипломатических, военных и гуманитарных миссий. Как правильно заметил Сергей Лекай, на стоимость одного такого джипа можно накормить пол-Афганистана. И это близко к истине. Афганистан, как и Чечня, — удобная урна для денег; большие средства западных налогоплательщиков ушли сперва на то, чтобы всё разбомбить, а теперь на "гуманитарные цели". Журналисты, дипломаты и работники десятков гуманитарных организаций шлют домой фотографии нищих и руины домов, чтобы оправдать собственную нужность и выбить очередную порцию денег. Половину — на разминирование и накормление афганцев; вторую половину — себе на зарплату.