Близость к иранской и туркменской границам сделали Герат этакими воротами, через которые в страну идёт чуть ли не половина всего импорта. Иностранцы (в основном иранцы и туркмены) здесь не редкость; на нас с Книжником никто не обращал такого пристального внимания, как в прочих городах. Конечно, если мы останавливались с рюкзаками где-то, набиралось десять-двадцать зрителей, но что это по сравнению с Кундузом, Балхом или другими городами? Там 50–60, а то и 70, а то и 100 зрителей набегали на нас любоваться. А тут — не обращают внимания… Даже немножко обидно! Не ценят! не замечают!

Да, и вписку не предлагают. В общем, афганская Европа. Чем больше товаров в магазинах, тем меньше интерес к иностранцу. Ходили по городу, непрерывно пили газировку «Зам-зам» и удивлялись, удивлялись…

Удивлялись тому, что на нас почти не удивлялись!

Прошли мимо столовых, затем по рынку, мимо цитадели (древняя крепость Герата до сих пор служит военным фортом), и никто нас в гости не позвал. Прошли за крепость, и тут нас цепко выявил некий безбородый, почти белый афганец, даже говорящий по-английски.

— Пошли, добро пожаловать в мой хотель! — улыбался он, — у меня есть всё, что вам нужно!

Мы не стали отпираться, хотель так хотель, сказали только, что мы хотим ночевать на крыше. Безбородый человек повёл нас в ворота, над которыми большими буквами было написано: "Азад хотель" (свободный хотель).

— Нет проблем, нет проблем, — мы поднялись на третий этаж, и действительно оказались на крыше хотеля. На ней уже устраивались на ночлег другие постояльцы. Уточнив, сколько стоит супер-хотель (меньше одного доллара), мы согласились остаться и заказали чай.

10–12 августа 2002 / 19–21 асада 1381

Свободный хотель и его свойства.

"Азад хотель", в котором мы посетились, являл собой настоящий постоялый двор. Как обычно, городские здания имеют в Афганистане четырёхугольную планировку со внутренним двором. Здесь во дворе был колодец с резиновыми вёдрами, по ночам — автостоянка (девять машин приезжали сюда на ночлег), а днём — оптовая база какой-то крупы или зерна. Это зерно высыпали прямо на асфальт во дворе, и распихивали в большие белые мешки. К вечеру зерно и мешки исчезали, а наутро опять появлялась куча зерна и его опять насыпали в мешки.

На втором этаже находились гостиничные номера. Каждая комнатка была размером примерно два на три метра. Помимо полового коврика, абсолютно никакой мебели в номерах не было. Большая часть номеров была заселена афганцами, этакими работоголиками, приехавшими в Герат на заработки из других провинций. Некоторые знали английский, турецкий, арабский языки, иногда бывали за границей — кто в Турции, кто в Эмиратах, опять-таки на заработках. Больше половины были безбородые, остальные — слабо бородатые. Все они готовили себе еду у себя в номерах на газу: каждая тусовка имела свой газовый иранский баллон, и, конечно же, иранскую чугунную скороварку. Как и у водителей-дальнобойщиков. Все номера выходили во внутренний дворик, и проход был по длинному общему балкону, и по вечерам все сидели на этом балконе, варили овощи в скороварках и пили чай. Спали же, в основном, на крыше, там же читали намаз, ибо в номерах было жарко: за день солнце их нагревало чрезвычайно. Ещё на втором этаже был «ресторан», где все сидели, смотрели телевизор (когда он действовал) и пили чай. А днём дремали под вентиляторами те, кто не ушёл на работу. На третьем этаже хотеля находился только туалет и выход на крышу. Почему туалет построили наверху, а не внизу, мне осталось неясным.

Сотрудников хотеля было трое: начальник с бородой, записавший наши паспорта в специальную книгу, рекламщик-повар без бороды, заманивший нас сюда, и парень—разносчик чая. Заведение нам понравилось, особенно тем, что можно было пить чай, ничего не делать и оставлять рюкзаки — нам выделили комнату номер шесть, маленькие ключики и китайский навесной замочек. Как и большинство афганцев, в номере мы хранили вещи, а спали на крыше.

Гостиница наша стояла на большой улице, которую утром заполняли продавцы всего, а вечером они уходили. Оставались лишь арбузники, чей товар был тяжёлым и непереносным. Один арбуз средней величины стоил у них меньше трёх рублей ($0.1).

Город Герат.

Почти трое суток мы провели в очень жарком городе Герате, и вот почему. В субботу мы пошли в иранское посольство, окружённое толпой мужчин и даже женщин, желающих получить визу. Иранцы сказали, что визу дадут, но не скоро: наши анкеты отправят в Тегеран, и ответ придёт дней через пять. Выходило, пока придёт ответ, пока сдадим и получим паспорта, пройдёт неделя, и желание получить иранскую визу у нас улетучилось — слишком уж жарко было в этом Герате! Мы покупали полуторалитровую бутылку холодной иранской воды «Зам-зам» и носили её в сумке, непрерывно потребляя её, а уже через час нам нужна была новая бутылка! За эти дни мы выпили столько газировки, сколько в России не выпиваем за целое лето. Можно было на время ожидания визы куда-нибудь съездить и вернуться, но как же лень выезжать из этого Герата в какую-нибудь пустыню, а потом вновь сюда возвращаться; узнать, что виза ещё не готова, и опять жариться… Хорошо ещё, что город тенистый, с деревьями.

Тогда мы подумали, что неплохо бы получить визу Туркмении — консульство тоже находилось в этом городе, на главной улице. Но в субботу и воскресенье туркмены отдыхали, и мы попали в посольство только в понедельник. Здесь тоже нас ждал облом — транзитная виза делатся двадцать дней! Увидев, что с визами Ирана и Туркмении дела не клеятся, мы решили тогда завершить полный круг по Афганистану, вернуться в Мазари-Шариф — и домой, в СССР!

Итак, понедельник, 12 августа, был для нас днём решения судьбы, а пока мы его ожидали, жили в Герате. Друзья наши не проявились, следов их не было: видать, горная дорога оказалась весьма медленной. В Герат приехал министр почты; в этот самый день я отправил письмо в Россию (и оно, как все прочие, не дошло). Ещё обменяли деньги — двадцать долларов — и получили огромную кучу денег, двенадцать пачек!

Два дня бродили по Герату, накупили афганских сувениров. Я приобрёл женскую чадру, бывшую в употреблении, ещё пахнущую духами изнутри, прожжённую искрами домашнего очага; также купил две афганские шляпы а-ля Шах Масуд; два молельных коврика (якобы афганского производства; потом выяснилось — пакистанского); карту Афганистана на английском и местном языках, выпущенную в Иране; "хароб арзон чин саат" (плохие дешёвые китайские часы); две аудиокассеты афганских певцов, выпущенные в Пакистане; учебный русско-дари словарь, изданный в Москве в 1983 году, и ещё портреты вождей. Книжник купил себе блестящий металлический чайник (иранского производства). От сувениров и денег мой рюкзак утяжелился.

Книжник нашёл ещё флейту, которую назвал трубой «Сур». Мы до сих пор вспоминали ангела Исрафила из исламской книги, назначение которого — "свистеть в трубу Сур", от первого звука которой "разрушаются все существующие устройства". В.Шарлаев в Кабуле как-то заметил, что сама труба Сур тоже должна разрушиться от первого звука, и поэтому второго звука не будет! Но эта деревянная афганская флейта Сур не разрушилась от первого звука, и я вскоре купил себе такую же.

Сам город Герат выглядит так. Центром его, как и в Мазаре, является большая мечеть, наверное крупнейшая в стране. Рядом имеется большая старинная крепость, с башнями и стенами, но заглянуть в неё нельзя: она до сих пор является военным фортом; государственный чёрно-красно-зелёный флаг и большой портрет Масуда висят над воротами, и солдаты охраняют всё. Вокруг мечети и крепости — базарный район, где все ремёсла группируются по улицам: улица жестянщиков, сапожников, мясников, менял, фруктовая, ковровая, шляпная, чадровая, фотографическая, инструментальная, книжная… В Москве тоже когда-то так было, и названия говорят об этом: "улица Мясницкая", "Охотный ряд", "Кузнецкий мост"… Сейчас у нас магазины многотоварные, здесь же каждый продавец знает толк только в своём товаре и что попало продавать не будет.