Пообедал наскоро, здоровенным – с локоть величиной – ломтем хлеба с паштетом из рубленых яиц, ветчины и трюфельного масла. А запил все кувшином великолепного грушевого сидра. Пока хватит, тем более некогда мне. За штурвалом стою – дело весьма ответственное и приятное. Хотя и тяжелое. Да и штурвалом это устройство особенно не назовешь. Сам я только задаю направление, а рулят два здоровенных матроса, таская по мостику агромадную хрень, что-то вроде румпеля. Ничего, построю новый корабль – на нем и появится тот самый, всем знакомый по фильмам про парусный флот, красивый и элегантный штурвал. Обязательно – это я про корабль новый… и про штурвал тоже.

Клаус как-то разом отошел от морской болезни и ошивался рядом со мной. А потом не утерпел и задал очередной вопрос, поинтересовавшись: а уместно ли целому барону, блестящему командиру лейб-гвардии, баннерету и прочая, на глазах у подлого люда так позориться, руля вот этой странной штуковиной.

Пришлось отвечать…

– Представь себе, что ты командир кавалерийской эскадры.

– Я? – недоуменно переспросил Клаус, а затем, видимо представив такую блестящую перспективу, гордо согласился: – А что? Я могу, ваша милость.

– Тебе надо вести ее в атаку. По ходу перестраиваться, отдавать команды и вообще, очень много всего. Так как же?

– Да, монсьор… – немного приуныл парень.

– Ты храбр, благороден, готов крушить врагов в капусту, но вот со знаниями у тебя пока не очень. А сержант, старый служака, все это прекрасно знает, но он всего лишь сержант и вести эскадру в бой ну никак не может – ведь есть ты. К тому же, к примеру, он подлого сословия. А вести надо, если не сейчас, то в скором времени. Как выйти из положения?

– Как? – озадачился Клаус. – Ну… надо срочно научиться? Так, монсьор?

– Правильно, мальчик мой. А учиться надо с самых азов. Вот я и учусь. И это совсем незазорно, ибо командир, знающий воинскую, а в данном случае – корабельную, науку хуже своих подчиненных, вовсе не командир, а фигляр ряженый. Понятно?

– Ну да, монсьор, – согласно кивнул головой Клаус, а потом замялся: – А это… а если…

– Тоже порулить хочешь? Ну давай… становись рядом…

Вот так: не только клинком махать приходится, но и педагогический талант проявлять. Но ничего, главное – зерна падают на благодатную почву. Иоста потерял по собственной глупости, хоть этого постараюсь спасти…

Ветер продолжал усиливаться, обещая перерасти в настоящий шторм, к тому же переменил направление, и, несмотря на маневрирование, нас стало относить к берегу. Течение в этом значительно способствовало ветру. Тудыть его в качель – течение это. Можно было уйти в открытое море, но дело близилось к вечеру, поэтому было принято решение спрятаться в бухте, благо подходящая как раз подвернулась. Вернее, не бухта, а относительно спокойный участок воды, прикрытый от ветра высоким мысом и цепочкой рифов.

От командования меня отстранили, вежливо дав понять, что пока не по сеньке шапка. Далее последовало настоящее колдунство – это для непосвященного, – и в скором времени «Виктория» благополучно бросила якорь. А я направился прямиком в каюту, обмыться и переодеться перед ужином, попутно пообещав себе начертить и заставить моих механикусов отлить настоящий якорь – с лапами, штоком и прочими составляющими. А то хрень какая-то вместо него: бесформенная свинцовая чушка с дырой. Стыд один, а не якорь. А в каюте чуть не впал в ступор…

На кровати, скрестив ноги в шоссах моих гербовых цветов и сбив малиновый берет на затылок, сидел какой-то мальчишка и что-то там рукодельничал, мурлыча себе под нос смутно знакомую мне песенку:

– … ах, тяга к благородным у девушки простой…

– Что за нахрен? – рявкнул я грозным голосом, наконец опознав в мальчишке Лидку.

– Ай!.. – Девчонка пискнула от испуга и мигом слетела с кровати, бухнувшись предо мной на колени. – Простите, господин!..

– Монсьор!!! – Из боковой комнатушки выскочили близнецы и склонились в поклоне. – Мы вам все объясним, монсьор…

– Слушаю. – Я особенно не гневался, но на всякий случай грозный вид сохранил.

– Монсьор, это все мы… – начал Луиджи.

– Не она, а мы… – продолжил Пьетро.

– Платьишко у нее совсем пострадало…

– Право дело, не платьишко, а бесстыдство, дырища на дырище…

– Вот мы и осмелились…

– Женского платья-то у нас нет…

– Неча матросне на хозяйскую женщину глядеть…

– Тем более переодеться ей было не в чего…

– Понимаем, грех бабе рядиться в мужское платье…

– Но мы отмолим и готовы понести наказание…

– Она не хотела, ей-богу, не хотела…

– Мы силком заставили…

Лидия прижималась испуганной мышкой к моей ноге и украдкой поглядывала снизу вверх – видимо, уже представляла себя летящей за борт с ядром на ноге. Или что-то вроде того.

Я захотел рассердиться – и не смог. Перед глазами как живая встала Франсуа-Франсуаза, которую я нередко вспоминал. М-да… экий ты стал сентиментальный, бастард Арманьяк… Хотя нет – тут все просто объясняется. Я добрый. Сентиментальный добряк, и ничего поделать с собой не могу, хоть успел зарезать и извести разными другими способами немыслимое количество людей. Натура – она такая: всегда вылезет, как ее ни прячь. В общем, сам себя не похвалишь – никто не похвалит.

Картина на самом деле очень характеризующая – это, конечно, если я все правильно понимаю. Лидка оказалась девчонкой весьма умненькой и навела первым делом контакты с близнецами. Не знаю, чем она их взяла, но в результате пацаны готовы добровольно получить тумаков, хотя зуб даю – идея с переодеванием не их рук дело. И взяла она именно мозгами, а не своим телом – пацаны просто не осмелились бы, так как нынешнее свое положение весьма ценят. Да и тоже явно не дураки, даже совсем наоборот – ума близнецам не занимать. В данном лицедействе может быть и их расчет, натуру мою изучить успели и прекрасно понимают: особо гневаться хозяин не будет, а может, даже и наградит за радение о хозяйской бабе. Да и за выдумку тоже. А вообще, налицо тайный сговор. Но ничего, все тайное рано или поздно становится явным – и тогда… У-ух…

Порычать, что ли, ради профилактики? Покрутил головой и обнаружил в каюте образцовый порядок – даже посуду в лотках кто-то надраил до нестерпимого блеска. Явно женская рука прослеживается. Бельишко мое аккуратной стопочкой на кровати сложено. Ну да, как раз девчонка его в порядок приводила. Ну и чего рычать, спрашивается?

– А ну-ка встань… поворотись…

Лидка кокетливо развела ручки в стороны и несколько раз повернулась. И застенчиво покраснела. Или лукаво?

А что? Паж как паж. Чрезмерно женственный, конечно: грудка у девчонки скромноватая, но задок вполне впечатляющий. Мне и не привыкать – был уже один. А если точнее, то была. Да и в свитах многих, если не всех, родовитых дворян – таких задастеньких полно. Особенно у тех, которые из южных регионов. Тьфу ты… содомиты хреновы. Инквизиции на вас нету. Вернее, есть, но не тем занята. А команде моей такая метаморфоза с девчонкой вообще похрену. Капитан – он второй после Бога, да и мало ли, что господину в голову взбредет… Чернокнижием не занимается, Сатану не славит, да и ладно, а все остальное и не важно. Главное – милостив и справедлив.

– Ладно. Но смотрите у меня! Шкуру спущу! А теперь я желаю мыться и переодеваться. Да… и это… дайте ей какой-нить кинжальчик на пояс, как-никак на военном корабле. А ты и не надейся, что постоянно так ходить будешь. В порт прибудем – обзаведем тебе женское убранство…

Все остались довольными. А близнецам я тайно насыпал монеток. За догадливость.

– Слушай, адмирал, а нас при отливе на скалы не снесет? – выйдя из каюты, я первым делом озаботился о безопасности «Виктории»

– Нет, господин шаутбенахт. Мы на берегу мертвый якорь поставим. – Веренвен показал рукой на матросов, суетящихся у баркаса.

– Тебе видней. Но, как я понимаю, до следующего прилива мы с места не тронемся?

– Тоже верно, господин шаутбенахт. Значица, отчалим только завтра пополудни. Но до вечера в Шербур успеем. Тут делов-то – всего лишь мыс Аг обогнуть.