— Здравжеламвашсиятельство!!! — встретил меня на пороге дружный рев луженых глоток. Правда, на фламандском языке сие приветствие звучит не так браво, как на русском, но все равно звучит. Да, каюсь, сам научил, из хулиганских побуждений. И не только этому.

Вот они, мои ухари-горлорезы, иначе и не назовешь. Редкостной ценности и редкого качества народ. Как там говорил Маяковский — гвозди б из такого народа делать; крепче б не было гвоздей? Или это поэт Николай Тихонов сказал? Не помню, да и неважно; важно, что это сказано как раз про моих живорезов. Некоторые со мной вместе еще со времен службы моей в должности лейтенанта арбалетчиков наемной ватаги рутьеров. Раньше они носили белые котты с красным крестиком на груди, а сейчас уже зеленые, с гербом графа де Граве... Стоп, вру, конечно: еще даже не заказаны наддоспешники с графским гербом, не успели, так что пока — герб кавалера ордена Золотого Руна барона ван Гуттена. Но это и неважно.

Вот мордатый огненно-рыжий приземистый здоровяк с порубанной мордой, Петер ван Риис, великолепный повар, да и рубака хоть куда. А этот верзила с кровожадной рожей, сержант Якоб Бользен, одним махом, не отрываясь, выпивает бочонок пива и может из арбалета ласточке в глаз попасть. Рядом с ним Питер Нидербоккер и Курт Боулингер, таких храбрецов свет еще не видел — тоже мастера-арбалетчики. Вот браво таращится Гуус Бромель, в прошлом отрядный капеллан банды рутьеров, а сейчас... да и сейчас капелланом считается. А вообще он спитцер от бога: такие фортели пехотной пикой выделывает — диву даешься. Великан с рожей, сшитой как у Франкенштейна — это Виллем Аскенс, добрейшей души человек, муху зря не обидит — он виртуозно владеет профессией профоса, то есть палача. Если Вилли сажает клиента на кол, то можно быть уверенным — оный клиент сядет как положено и будет подыхать долго и мучительно. Немного в стороне от остальных держатся Энвер Альмейда и еще десяток бородачей в чалмах — мои аркебузиры. Они христиане, но живут на мусульманских территориях, оттого и такого сарацинского вида. На редкость способный к огневому бою народец. Да и вообще бойцы из лучших. Было их больше, но остальные ушли домой. Ну и в завершение — пятерка негров, самых настоящих. Гавриил Зеенегро, «в девичестве» просто Мвебе, у них главный. Этих негрил я освободил из рабства, и теперь они считают меня своим хозяином. Звери, а не бойцы, ну и вида соответствующего. Враги особенно впечатляются, порой до смерти, да и обитательницы борделей тоже. Правда, всего лишь до потери чувств.

И тут непременно возникнет вопрос: а почему столь полезные и умелые люди находятся при мне, а не служат кому-либо другому? Ответ достаточно прост. В нынешнее время у всех есть хозяин. Сервы, вилланы, даже свободные горожане — все имеют своего господина. Мало того, это правило действует и на дворян, будь то барон, виконт, граф или даже герцог — все они имеют своего сюзерена. Я не упомянул о титулах «Божьей милостью», так как на данный момент таковых уже почти нет, одним из последних был мой папенька конт Арманьяк, а я как наследник — не в счет, ибо официально ему не наследовал. Есть еще владетельные герцоги, до недавнего времени таковых было целых два, а со смертью Карла Смелого остался всего один — дюк Бретани. И еще, как ни странно, виконт Беарна — тот не только «Божьей милостью», но и «его высочество», так как папа римский признал его права как принца. Но это ненадолго, туда клятый Паук уже внедрил свою сестру в качестве агента влияния — прекрасную Мадлен. О, Мадлен, Мадлен... видно, не судьба...

На этой феодальной лестнице каждый сверчок знает свой шесток. Так вот: будь ты хоть семи пядей во лбу, все равно твоя судьба во многом зависит от твоего господина. Причем далеко не всегда хорошего. Вот люди и стараются держаться толковых хозяев, потому что прекрасно понимают: только такие по достоинству оценят их службу. Конечно, в некоторых случаях можно поменять господина, но это достаточно проблематично, да и кто даст гарантию, что новый сюзерен будет лучше?

В армии точно так же. У солдат это правило проявляется еще ярче. От правильного капитана во многом зависит не только солдатская жизнь, но и количество золотишка в мошне. Что может быть важнее этого для служаки? Да ничего.

Без лишней скромности скажу — именно таким командиром я и являюсь для своих людей. Они идут за мной, потому что понимают — я их никогда не предам и не брошу, более того, всегда изыщу возможность достойно вознаградить.

Стоп, стоп... что-то я ударился в самовосхваление. Прям бронзовею на ходу. О ком я еще забыл упомянуть? Ах, да...

Ну и, конечно, с нами отправляется юнкер Уильям ван Брескенс вместе со своими двумя оруженосцами — Юргеном и Михелем. Здоровенные детины, под стать своему господину, причем оба его дальние родственники по жене — Брунгильда ультимативно муженьку навязала. Храбрые молодцы, этого не отнять, но пока к ним присматриваюсь. Новые для меня люди. Тук их колотит нещадно — применяет прогрессивные методы воспитания. И ничего — терпят, ибо понимают, что в противном случае так останутся на всю жизнь мелкопоместными дворянчиками без титулов и чинов.

Короче, банда еще та, общей сложностью тридцать человек — это вместе с еще не представленными персонажами.

Но есть еще один, с виду не такой лютый, но не меньшей полезности, если не большей. Прошу любить и жаловать: мой обер-аудитор, а если по-простому, то бухгалтер Хорст Дьюль. Без меры въедливая и нудная скотина, но терплю, ибо стоит своего веса в золоте, если не больше. Хотя порой невыносимо хочется его повесить.

— Ваше сиятельство, — почтительно доложил Логан, — все готово к маршу.

Я скосил глаза и разглядел с краю строя Земфиру, Лилит и их общую служанку Мальвину. Сирийка умело гарцевала на чистокровной арабской кобыле и больше всего походила на юного сарацинского воина без бороды. С длинными полами зерцальный доспех дорогущего индийского изготовления, тюрбан, османский лук в саадаке да длинный ятаган у пояса. Словом, лихая воительница. Кстати, владеет оным вооружением вполне прилично. Луком — так особенно. Ну-ну... посмотрим, как запоешь, когда пару дней по жаре погарцуешь в железе. Хотя, судя по ее упорству, должна справиться.

Лилит соблюла приличия, не стала наряжаться в мужскую одежду и выглядела почтенной кастильской матроной. В седле держится уверенно, к тому же, когда отъедем от города, она пересядет из этой жуткой конструкции в нормальное мужское седло. Как и служанка, в прошлом боевая маркитантка по прозвищу Волчок. Тоже проверенная... гм... в некоторой степени, девица, не должна подвести. Так, вроде все нормально. Все о конь, заводные лошадки с поклажей тоже на месте. Значит, не стоит больше медлить.

Я ступил с крыльца, огладил своего жеребца по холке и вскочил в седло.

— С богом! Выступаем!.. — Покрутил головой, определил, что горожане только начали вставать, и из озорства скомандовал: — Запевай!!!

Виллем Аскенс немедленно затянул пронзительным тенором:

Зеленою весной под старою сосной

С любимою Петер проща-а-ается,

Кольчугой он звенит и нежно говорит —

Не плачь, не плачь, Гертруда, краса-а-авица...

И уже через мгновение его поддержал дружный рев пропитых глоток, пронесшийся громом по узеньким улочкам:

Гертруда-а-а молчит и слезы льет,

От гру-у-усти болит душа ее.

Кап-кап-кап, из ясных глаз Гертруды

Капают слезы на копье.

Кап-кап-кап, из ясных глаз Гертруды

Капают горькие, капают, кап-кап,

Капают прямо на копье...

А я, слыша истошные проклятия разбуженных бюргеров, счастливо расхохотался и пальнул из пистоля в воздух.

— Нет, черт возьми, жизнь все же отличная штука!!! Весело мне, мать вашу! Воевать едем! А это всегда весело!..