В отряд Сэра Кеннета, в начале похода, входило более пятидесяти бойцов и хотя к рождеству 1192 года их осталось всего двое – сам Спящий Леопард и его старый оруженосец, место в лагере ему всегда выделяли для размещения двадцати шатров, в знак признания заслуг. Когда Жиль де Сольте и Филипп де Фальконбридж подъехали к расположению легендарного командира, на довольно большой площади было установлено всего три шатра, а вокруг них носились очень крупная гончая, кобель чёрной масти и изрядно подросший леопард, по очереди гоняясь друг за другом. Заметив, что посетители нарушили периметр их владений, звери прекратили игру и заняли место возле жилища своего хозяина, принимая его под охрану, согласованность их действий была как у опытных воинов.

– Сэр Кеннет Маккинли, – позвал оруженосец Ричарда, не слезая с коня. – Король прислал меня к вам с поручением.

Рыцарь Спящего Леопарда был очень высок и отлично сложен. Его лицо было довольно симпатичным, женщинам такие нравятся. Породистый тонкий нос, с небольшой горбинкой, волевой квадратный подбородок был чисто выбрит, а ярко синие глаза, казалось, обладали способности видеть вещи насквозь.

– Больной? – спросил он без всякого почтения к королевскому порученцу.

С тех пор, как Сэр Кеннет отбил у сарацин лекаря, к нему в основном присылали больных.

– Нет, Сэр. Это сын короля Ричарда.

– Сын? – Спящий Леопард недоверчиво поглядел на Филиппа де Фальконбридж.

– Бастард, Сэр, – поклонился тот, не слезая с коня.

– И что же вам угодно, милорд бастард?

– Король повелел мне поступить к вам на службу, Сэр, – ещё раз поклонился Филипп.

– Я не принимаю на службу детей. Во всяком случае не всех, – хмуро буркнул рыцарь и с любовью погладил своего леопарда. Хищный зверь, вскормленный козьим молоком в лагере крестоносцев, среди людей, коней и собак, довольно заурчал как обыкновенный домашний кот.

– Это ещё не всё, Сэр, – встрял в разговор Жиль де Сольте. – Король передал вам в подчинение отряд недавно прибывшего рыцаря Бриана де Фулиена. Так же он сказал, что за малейшее неповиновение вы в праве зарубить любого из них на месте.

– Даже так… – по лицу Сэра Кеннета скользнуло подобие усмешки, он посмотрел на бастарда уже более заинтересованно. – Отец хочет вас поскорее угробить?

– Нет, Сэр, – в третий раз поклонился Филипп. – Он хочет сделать из меня героя. Король считает вас лучшим и поэтому определил на службу именно к вам.

Похвалу Спящий Леопард равнодушно пропустил мимо ушей.

– Король не сказал вам, сколько из служивших у меня героев осталось в живых?

– Я не боюсь смерти, Сэр! – юноша горделиво задрал подбородок, вызвав ещё одно подобие улыбки у рыцаря.

– Хорошо, дамуазо. В том шатре живёт мой оруженосец, вы будете жить вместе с ним и начнёте учиться именно у него.

– У меня есть свой шатёр, Сэр.

– Мне зарубить вас прямо сейчас, милорд бастард? – Сэр Кеннет демонстративно положил руку на рукоять меча.

– Нет, Сэр. Я всё понял, Сэр.

Спящий Леопард молча кивнул, развернулся и скрылся в своём шатре.

В январе 1193 года в лагерь при Яффе вернулся из Рима архиепископ Солсбери Губерт Готье. Привезённые им новости, Ричарда порадовали. Папа настолько тяготился давлением на него Императора[55] и короля Франков, что решил поддержать все инициативы Ричарда – от привлечения к Крестовому походу наёмников, которых он повелел беспрепятственно пропускать через владения Империи и Филиппа-Августа, до публичного одобрения учреждённого английским королём светского Ордена Героев. И это помимо денег, которых Святой престол выделил даже больше, чем ожидал Ричард.

– Как, по-вашему, чем вызвана такая щедрость, Сэр Губерт?

– Для матери нашей церкви, такая сумма – сущая мелочь, Сир.

– Это я и без вас знаю, милорд. Как знаю и то, что церковь, мать наша, потому и богата, что крайне скупа. Такая щедрость ей не присуща и я хотел бы понять – что от меня попросят взамен. Они ведь прекрасно понимают, что Иерусалим я возьму и так.

– Понимают, Сир. Отлично понимают. Как понимают и то, что после этого вы станете настоящей Легендой. Со мной об этом, разумеется, прямо не говорили, но я умею понимать намёки. Папа рассчитывает на вашу поддержку, он не в восторге от притязаний Императора на Сицилийский трон[56].

– То есть он рассчитывает, что я ввяжусь в войну с Империей?

– Не совсем так, Сир. Папа уверен, что вы в эту войну и так ввяжетесь и решил вас поддержать заранее, под благовидным предлогом.

– А он не дурак, – усмехнулся английский король.

– Не дурак, – согласился архиепископ Солсбери. – Папа трус и интриган, но дураком его назвать нельзя, Сир.

– С этим спорить не буду, вам видней. В любом случае, до прямого столкновения с Империей нам ещё предстоит взять Иерусалим. Кстати, как отнеслись в Риме к новым владетелям княжества Антиохии и графства Триполи?

– Без особого восторга, но с пониманием, Сир. Все отлично помнят, чем закончилась прошлая распря феодалов на Востоке. В Риме у вас хватает недругов, но концентрацию власти в ваших руках даже они считают вас гораздо меньшим злом, чем сарацинское нашествие. С гораздо большим беспокойством воспринимается ваше влияние на Тамплиеров и Госпитальеров. Награждение Великих Магистров вашими орденами вызвало массу неблагоприятных слухов.

– Это очень хорошо! Именно для того я их и наградил. Даю вам неделю на написание подробного отчёта. Перечислите в нём поимённо – кто считает меня злом, пусть и меньшим. А в то же время, готовьтесь к новому посольству, ваше преосвященство.

– Куда на этот раз, Сир?

– На этот раз недалеко. В Конийский[57] султанат. Для начала мне нужен их нейтралитет, а после будет возможен даже союз.

– Вы полагаете такое возможным, Сир?

– Более чем. Невозможное в политике – это всего лишь объявленная позиция упоротых фанатиков, а вас я считаю хорошим и здравомыслящим дипломатом, способным добиться компромисса. Вы знаете, что такое компромисс?

– Компромисс – это ситуация, устраивающая обе стороны, Сир.

– Или не устраивающая, но в равной мере. Мы готовы к уступкам со своей стороны, но требуем с них ответных. Сельджукам нужны товары из Индии, мы готовы открыть им торговлю с Триполи и Лаодикеей[58], на равных условиях с христианскими купцами. Второе – мы не имеем с ними общих границ и вражда наша сугубо политическая, крови между нами пока нет. Третье – сельджукам нет никакого дела до Иерусалима, они им никогда не владели, а вот к сарацинам у них большие счёты. Четвёртое – мне нужно разрешение на пропуск караванов из Константинополя только для того, чтобы вывести из Константинополя наёмников. Иначе эти наёмники под знаменем Базилевса будут воевать против Султаната. Читайте.

Губерт Готье принял письмо и начал читать. Рауль де Лузиньян завербовал в Византии три тысячи русов, но Базилевс поставил условие, что к Иерусалиму они пойдут через Малую Азию, за что, кстати, изрядно приплатил, очевидно рассчитывая взаимно ослабить и крестоносцев, и сельджуков. Пробиться через Конийский султанат у младшего де Лузиньяна шансов не было никаких, только погибнуть там на пользу Византии.

– Вот ведь подлец, Сир, – прокомментировал условия Исаака Ангела архиепископ.

– Бросьте, Сэр Губерт. В политике подлость называется манёвром. Если твои манёвры закончились победой – ты сам потом назначаешь подлецов из числа проигравших. Можете намекнуть султану, что мне не только сарацины враги, но и византийские торгаши далеко не друзья, как и армяне[59].

– Такой союз потрясёт основы, Сир. Многие воспримут его как предательство веры.

– Потрясёт, несомненно, Сэр Губерт. Но до союза дело не дойдёт, нам достаточно нейтралитета, чтобы оставить в дураках Базилевса. Но даже союз не был бы предательством веры, ведь это был бы союз против сарацин. В любом случае, уже сейчас пора задуматься – что мы будем делать с мусульманами дальше.