— Страж нашелся! — заревел тот, сграбастал меня в медвежьи объятия и от избытка чувств саданул по спине. — К ночи над Ждановичами творилось черт-те что. Ваша работа? Некоторые трусоватые решили, что начался конец света. А Войтек сразу понял, что это вы там шуруете.

— Ага, — кивнул Мигорцкий.

Радек не сказал ничего. Он был мертвецки пьян и спал прямо на столе, оглушительно храпя. Павел мрачно смотрел на моих знакомых. Его раздражала эта вынужденная заминка.

— Сегодня у него печальный день. Даже упился раньше срока, — извинился за друга Мариуш.

— Что его расстроило?

— Он просился у князя вернуться в харугву. Как и мы. Но его милость отказал. Сказал, что такие отчаянные люди нужны ему под Моровом, а харугва уже две недели как выступила к Штейнбургу. Мы хотим быть в рубке с другими братьями-хусарами, искать себе славу, а не торчать у мамки за подолом.

— Ага, — согласился Войтек.

— Но ведь и здесь будут бои, — возразил я. — Моров — крупный город.

— Чтобы взять город, нужны саперы, артиллеристы, шпионы да предатели. Ну и несколько тысяч дураков из пехоты, которые почти все без всякого смысла сложат голову под стенами. — В свои двадцать с небольшим Мариуш знал, о чем говорит. — А мы хусары! Гвардейцы! И штурмовать стены на лошадях не обучены. Нам нужна рубка. И без разницы кого бить — панцирников или всадников. Хусары лучшие солдаты в Чергии!

Говорил он достаточно громко, так что многие слышали его слова. Кто-то одобрительно кивал, кто-то, наоборот, хмурился.

— Князь ждет, ван Нормайенн. — Павел не отличался терпением.

Радек перестал храпеть, пьяно посмотрел на стража.

— Что за?.. — пробормотал он и, не закончив фразу, вновь провалился в сон, прижавшись щекой к столешнице, отполированной локтями сотен посетителей.

— Что это за шуты? — поинтересовался у меня Павел, уже поднимаясь по лестнице.

— Господа Хольгиц, Мигорцкий и Хальвец.

— Хальвец? Родич Горловица? Слышал о нем. Говорят, он упрям точно баран, да к тому же еще страшно вспыльчив. Нашел ты себе компанию, ван Нормайенн.

— Отличная компания, Павел. С этими господами можно отправиться в ад и притащить черта за хвост. Путешествовать с ними оказалось безопаснее, чем с отрядом в пятьдесят всадников.

Он хмыкнул и ничего не ответил.

Возле апартаментов, в которых поселился князь, несли караул двое гвардейцев. Черноусые, в высоких парадных шапках с фазаньими перьями, зеленых бархатных доломанах[106] и накинутых на одно плечо плащах с лисьей опушкой, стянутых на груди золотыми шнурами. На алых кушаках висели широкие палаши. В руках воины держали чергийские копья — короткое древко и узкий четырехгранный наконечник, больше похожий на длинную иглу.

Я знал, что кантонские наемники называли их свиноколами. Некоторые солдаты полюбили это оружие настолько, что укорачивали древко и носили копье за спиной, как двуручный меч.

— Клинки сдайте, господа стражи.

Павел безропотно отдал воину свой кинжал. Я неохотно сделал то же самое.

Большую часть комнаты занимал круглый стол, на котором возвышался макет Морова — точная копия города со всеми изгибами стен, оборонительными башнями, улицами, домами и церквями. На ключевых позициях размещались оловянные фигурки солдатиков, всадники, пушки и флажки. Такое впечатление, что детишки собрались поиграть в войну. Вот только цена этой игры — настоящие человеческие жизни.

— Сегодня прибыли два ядра, — с резким акцентом, выдающим уроженца кантонов, сказал воин с рыжей щетиной, покрывающей впалые щеки.

Его лицо было изуродовано ударом булавы — страшно перебитый нос, деформированная челюсть. Небогатая одежда, тяжелая черная кираса со стальным воротником, открытый шлем-бургиньот под мышкой, два пистолета с колесцовыми замками за поясом, еще два, в кожаных кобурах, висели на бедрах, через плечо перекинута тяжелая рейтарская сумка с зарядами.

Внешность у него была узнаваемая, я уже успел наслушаться о Крехте Разбитая Рожа, талантливом командире наемников, служивших князю Горловицу.

— Еще бы они не прибыли, когда за каждое я заплатил по шесть тысяч грошей золотом. Распорядись, чтобы первое отправили Жиротинцу завтра же, — ответил князь.

Горловиц, в отличие от своего собеседника, любил одеваться богато — в бархат и шелк. За поясом носил золотой шестопер, символ княжеской власти в Чергии, пальцы были унизаны перстнями с драгоценными камнями, поверх стеганой куртки с соболиной опушкой висела тяжелая золотая цепь, украшенная рубинами и гранатами.

Князь оказался ниже меня на голову. У него был большой орлиный нос, взгляд хищной прожорливой птицы и жестокие складки в углах рта, стоило ему сжать губы. В густых усах и на, висках полно седины.

— Быть может, милорд желает, чтобы ими разрушили стены, а не город? Я помню, что вы не хотели здесь зимовать.

— Жиротинец спрятался за стенами, как улитка в раковине. И раковина прочная, Крехт. Я не хочу рисковать. Основной заряд прибудет на днях. Его и используем против укреплений. А пока мы посеем панику в городе. Завтра переведете пушки на другие позиции, на холмы к Варжи. Оттуда можно вести огонь по южной части Морова. После чудо-ядер бейте зажигательными по домам, пока изменники не взвоют.

— Не взвоют, милорд, — спокойно возразил наемник. — Жиротинец хорошо подготовился к осаде. Почти все, кто не умеет сражаться, были выведены из города. Вы это знаете.

— Знаю, черт бы его побрал! Сукин сын избавил себя от тысяч голодных ртов. Склады, если только их не получится отравить, позволят ему пересидеть всю зиму. И воды тоже предостаточно — Будовица под боком. Хоть упейся. A-а… Павел. — Князь заметил нас. — Ты вчера перепугал мою армию. Какого черта происходило в Ждановичах?

— Небольшая прополка, ваша милость.

Крехт, слыша эти слова, заржал и от восторга хлопнул себя по боку кирасы:

— Прополка! Отличные слова, страж! Я так и передам моим бандам.[107] Вчера эти сосунки до утра молились святым, думая, что по соседству с ними распахнулись адские врата!

— Твоим бандам пора браться за ум! — Тон князя мгновенно прервал смех наемника. — Вчера солдаты из Дерфельда из-за шлюхи убили капитана моих саперов! Я посадил преступников на кол. Они должны воевать за моих чергийцев, а не убивать их!

— Я не командую теми, кто из Дерфельда, князь, — тут же открестился от этой проблемы Крехт. — Видит бог, они хорошие солдаты, но у них своя компания.[108] С моими ребятами они не имеют ничего общего. Своих я предупредил, чтобы не было драк и, как видите, они следуют правилам. Если у вас все, я пойду. Распоряжусь насчет ядра.

— Готовь людей. Заложим заряд под Епископскую башню, как только он прибудет. Скажи солдатам, что получат двойное жалованье за месяц вперед, если смогут снести эту преграду к чертовой матери!

Кантонец ухмыльнулся искаженной усмешкой калеки и надел на голову бургиньот.

— Думаю, это предложение их заинтересует. Ночи сейчас темные. Можно попытать счастья. Но если ваша милость позволит, я посоветовал бы вам обратить внимание на Голубиную башню. Она подходит к самому берегу. Если правильно разместить заряды на скалах, то это будет грандиознее последнего землетрясения в Солезино. Может рухнуть целая секция.

Он показал на макете. Горловиц призадумался, затем кивнул:

— Хорошо. Если дело выгорит — получишь двести золотых.

— Работать на вас одно удовольствие, милорд. — Командир наемников иронично отсалютовал нам всем и, развернувшись, насвистывая ушел.

— Чертов пес! — бросил в закрывшуюся дверь князь, явно желая кулаком разбить находящийся перед ним макет города. — Видишь, с кем мне приходится иметь дело, страж, для того чтобы освободить свою страну? Он служит мне, пока я плачу, и плачу щедро, чтобы его не могли перекупить мои враги.