Затем я спустился вниз. На первом этаже перешагнул через труп, под который уже натекла довольно приличная лужа крови.

Я склонился, обшарил его одежду, но не нашел серебряного знака. Думаю, он есть лишь у одного из тех, кто пришел в этот дом. Все остальные — наемники, люди без дара, выполнявшие черную работу.

Темные комнаты, пустая кухня. Сюда уже заполз холод из распахнутых входных дверей, а сквозняк затушил одну из трех свечей на подсвечнике, который я нес. К моему огромному разочарованию, здесь тоже было пусто.

Плохо.

Я вернулся в тот момент, когда Гертруда уже накрыла тело Иосифа одеялом.

Мое горло сдавила безжалостная рука.

— Прости, — тихо сказала Гера. — Иногда магия не может помочь.

— Ты сделала для него все, что могла. Ребенка нет. Быть может, Орден…

— Нет. Не думаю. Иначе им не было смысла здесь оставаться.

— Что будем делать?

— Уходить. Эта пятерка вполне могла отправить кого-то с известием, что они обнаружили стража. Если сюда нагрянет кто-то из орденских жрецов, так просто нас не отпустят.

— А он? — Я кивнул в сторону тела. — Еще один страж останется непохороненным?

— Сейчас мы уйдем, чтобы не пришлось хоронить троих, Людвиг. Потом я позабочусь о нем. Возьми, пожалуйста, его кинжал.

Клинок Иосифа я нашел на полу, отброшенным под стол. Гертруда уже вышла из комнаты, спеша к лестнице. Я замешкался на пороге и, так ничего и не сказав, отправился за ней.

На улице магистр между тем отвязала трех лошадей, шепнула им наговор, и те сразу пошли легкой рысью в сторону тракта.

— Ложный след не помешает. — Она устало зачерпнула с земли снега и стала оттирать кровь Иосифа, засыхающую у нее на руках.

Бежать дальше у нас не было сил. На противоположном конце города мы нашли какой-то клоповник под названием «У хрустальной рюмки». Все комнаты были свободны, и заспанный хозяин пустил нас на постой. Увидев метки наемников, он не стал докучать вопросами, лишь принес горячего вина и холодной колбасы, как я попросил, и ушел.

В комнате пахло сыростью, постели были так себе, а отопление и вовсе прескверным. Гера ушла на задний двор, попросив с ней не ходить.

— Я договорюсь насчет тела. Тем, кто придет, лучше не видеть человека.

— Будь осторожна. Иначе за эту область волшебства тебя будет искать инквизиция.

Она согласно кивнула, ушла и вернулась лишь через полчаса. Бледная, вымотанная, с покрасневшими от слез глазами.

— Дело сделано. Его похоронят на кладбище, как подобает. Налей мне вина, пожалуйста.

То уже порядком остыло и было едва теплым.

— Завтра, если уже не сегодня ночью, Орден может обложить город.

— Пусть. Они нас никак не свяжут с тем, что произошло. Кинжал Иосифа уже не у меня. Прятаться без мальчишки не имеет смысла… Он был хорошим человеком, — помолчав, произнесла она. — И сделал для Братства куда больше, чем многие магистры.

Она была права. Иосиф создал новое Братство. Почти все, кто стал стражами за последние сорок лет, приехали в Арденау вместе с ним.

— У него был удивительный дар — находить нас. И он всегда отлично ладил с детьми.

— Но не всегда со взрослыми, — печально улыбнулась Гера. — Отец его едва не убил, когда страж приехал за мной. Он не желал отдавать меня в Арденау. Папочке хватило, что у меня и так уже было одно проклятие для семьи — колдовской дар. «Если уж она и станет кем-нибудь, то точно не одним из вас, — сказал он Иосифу. — Я лучше отдам ее Ордену». И позвал охрану.

Про отца она говорила так же редко, как и про свою сестру. Точнее, никогда.

— Что же заставило его изменить свое решение?

— Дядя замолвил словечко.

— Э-э…

— Да, именно тот самый дядя, которого ты видел в Риапано. — Гера правильно расценила мое замешательство. — Он сказал, что у меня два пути — стать монашкой и служить Церкви с теми способностями, что у меня есть, после того как я пройду обучение в Ордене. Или же быть в Братстве. Последнее дяде было выгодно — семья получала первого стража, а Орден… там уже были свои связи. Отец терпеть не может брата моей матери, но всегда умеет прислушаться к выгодным предложениям. К тому же он никогда не желал, чтобы его любимая дочка превратилась в кислое яблоко монастырского сада.

— Думаю, стражем он тебя тоже не видел.

— Ну да. Предпочитал представлять в бальном платье, с выводком внуков, и чтобы ко мне непременно обращались по меньшей мере «герцогиня». Пришлось ему отказаться от этих мечтаний на мой счет и направить их на свою младшую дочь. Мою сестру. Впрочем, сейчас это неважно. Иосиф увез меня, и через полтора месяца я была в Арденау.

— Я помню тот день. Это был май, шел сильный дождь, и ты приехала в дорогой карете.

— Да. Отец отправил с нами своих вассалов, чтобы с его чадом ничего не случилось по пути. Ну а ты?

— Ты знаешь эту историю, — пожал я плечами, снова разливая вино. — Наш путь с Иосифом был гораздо короче твоего. Я нос к носу столкнулся с душой на площади Триумфа и рассказал другим детям из приюта. На следующий день пришел он и отвел меня в Братство.

Гертруда сложила руки на столе, положила на них голову и стала смотреть на желтое пламя свечи.

— Я так устала, что не в силах даже думать. Завтра с утра нам надо найти ребенка. Хотя бы попытаться это сделать. Мы не знаем, кто это. Мальчик или девочка. Как он выглядит, из какой он семьи, сколько ему лет.

— Мы найдем его.

— Иосиф бы этого хотел.

Спустя минуту она начала клевать носом, и я, не давая ей заснуть за столом и не слушая возражений, подхватил ее на руки, отнес на кровать. Помог снять сапоги, и Гера, не раздеваясь, завернулась в одеяло и тут же уснула.

А я вернулся на прежнее место, сел, вспоминая стражей, которых когда-то знал, но с которыми не смогу больше встретиться в этом мире.

Беззвучно распахнулась дверь платяного шкафа и оттуда, осторожное, точно кот, вылезло Пугало. Зыркнуло на меня, уселось в углу, поджав под себя ноги. Проповедник вошел через дверь, скорбно вздохнул и негромко, чтобы не разбудить Геру, произнес:

— Мне так жаль. Господь позаботится о его душе.

— Вы уже в курсе?

— Были неподалеку. — Он сел на свободный стул. — Вы ввязались в опасную игру. Это того не стоит.

— Новый страж всегда чего-то стоит. Иосиф заплатил цену. И отступить после такого — ни я, ни Гера себе не простим.

Он задумчиво покивал плешивой головой.

— Да, справедливость угодна Господу.

— На тебя непохоже. Обычно ты кудахчешь, что все опасно и мы вот-вот умрем. А потом начинаешь толковать про любовь к ближнему и подставление щеки под удары.

Старый пеликан посмотрел на меня с необычайным укором:

— Любить ближнего своего чудесная заповедь, но порой мне кажется, что Господь придумал ее для кого-то еще. Не для людей, обожающих грешить направо и налево. Возможно, он просто ошибся и отправил сообщение не в тот мир.

Пугало от такого богохульства разбил паралич. Оно потрясенно застыло.

— Порой твои изречения поражают даже одушевленных, — невесело усмехнулся я.

Голова гудела, веки стали тяжелыми. Пора было ложиться спать.

— Кстати говоря, меня видели законники, — как бы между прочим сообщил Проповедник.

— А раньше ты сказать не мог? — нахмурился я. — Ты же знаешь, что им не надо показываться на глаза.

— Как будто с первого взгляда я могу отличить обычного человека от того, в ком есть дар, — тут же обиделся он. — У вас на лбу не написано, кто есть кто. А если бы и было, я все равно читать не умею. Пугало и то грамотнее меня.

Одушевленный покачал головой.

— По-моему, он намекает, что ты врешь.

Пугало тут же кивнуло, подтверждая мою догадку.

— Кого ты слушаешь, Людвиг?! — взбеленился старикан. — Я не умею читать, и ты это знаешь!

— Говори, пожалуйста, потише. Оно не на чтение намекает, а на то, что их ты узнал.

— Ну, узнал, — не стал отрицать тот. — Они крутились возле дома, где ты со своей ненаглядной ведьмой устроил бойню. А все оно виновато! — Он указал обвиняющим перстом на Пугало, которому явно не понравилось, куда ведет разговор. — Ему, видите ли, приспичило поиграть в чучельника! И пока оно занималось потрошением трупов ваших наемников, приехали законники, и мне пришлось их отвлекать, чтобы они не увидели нашего друга. Слава богу, ему хватило ума выглянуть в окно и сбежать через заднюю дверь в последнюю минуту.