Мы на их возню не обратили внимания:

— Что бы ни случилось, узнать это будет сложно, — продолжил Львенок. — Те, кто видел парня, рассказывали мне, что в первый день он шатался по городу и окрестностям без всякого дела. Так они полагают. Думаю, он проверял улицы на присутствие темных. Остановился на том же постоялом дворе, что и я. Хозяйка вспомнила, что за день до смерти он показался ей каким-то странным.

— В смысле?

— Вел себя не так, как раньше. Был нервным и возбужденным. Отказался от завтрака, только попросил молока, но пить не стал, лишь посмотрел. Взял со стола солонку и ушел. На ночь не вернулся, а на следующее утро его нашли под мостом.

— Ты туда не ходил?

— Хотел сегодня, но, как видишь, пришлось возиться с душой. Теперь идти уже поздно. До темноты вернуться не успеем, а дорога там, надо сказать, не самая хорошая.

— Завтра я хочу туда сходить. Составишь мне компанию?

— Не вопрос. Хотя не думаю, что мы найдем там хоть что-то, но проверить надо, не спорю. Хотя бы для собственного спокойствия. Эй, ребята. Третий игрок вам не помешает?

— Мне все равно, — изрек Проповедник, следя за руками Пугала, тасующего карты. — Если оно не возражает.

Пугало не возражало.

— Давайте за стол. На что играете?

— На твою жизнь, — замогильным голосом сказал Проповедник. — На что мы можем играть, страж? Ты разве видишь у нас гору флоринов? На интерес. Хочу выиграть у этого жулика и не понимаю, как он так хитро мухлюет.

Вильгельм улыбнулся и сгреб розданные ему карты, а я завалился на кровать и, глядя в обитый деревом потолок, думал, что могло случиться с молодым стражем в таком уютном и спокойном городе, как Дерфельд.

Следующий день оказался еще более холодным и промозглым, чем предыдущий, хотя снега было все так же мало. Тонкая белая пыль едва покрывала каменистую, бегущую на спуск дорогу, лежала на ветвях деревьев, острых булыжниках и крутых склонах то ли больших холмов, то ли маленьких гор. Мы шли быстро, стараясь не мешкать и держаться поближе к скалам, а не к краю пропасти, на дне которой гудела река.

В первое время, особенно когда мы только оказались за городской чертой, было зябко, и я порадовался, что купил у хозяйки постоялого двора шерстяной шарф. Впрочем, благодаря быстрой ходьбе я согрелся так, что стало даже жарко. Львенок шагал впереди, и как всегда это было с ним с утра, выглядел хмурым и неприветливым. Половину ночи он резался в карты с душами и поэтому не слишком хорошо выспался. К тому же Путало разгромило соперников в пух и прах, без труда сведя на нет все их заговоры и коалиции.

Оно ушло, когда еще не рассвело, как всегда никому ничего не сказав и не оставив обратного адреса, в который раз проявив самостоятельность. Перед тем как отправиться в дорогу, Львенок показал Проповеднику пару карточных фокусов, и тот безапелляционно заявил, что сегодня нам придется справляться без его участия.

У старого пеликана появился новый бзик — обыграть Пугало во что бы то ни стало. Он не мог думать больше ни о чем другом.

Спустя час ходьбы дорога сузилась до неприличных размеров, да к тому же стала из рук вон плохой. Дураку ясно — ездили здесь в последний раз во времена столь отдаленные, что даже Крестовые походы в земли хагжитов по сравнению с ними — события совсем недавние.

— Нам туда, — сказал Львенок, подойдя к краю пропасти.

Я заглянул вниз:

— Издеваешься?

— Ничуть. Дорога ведет в деревню, где летом устраивают пасеки. А нам вниз, по этой тропе.

— Ты очень снисходителен к ней, раз называешь столь странный путь таким громким именем, как тропа, — с иронией произнес я. — Для него даже «ниточка» звучит внушительно.

— Ты куда? — спросил Вильгельм.

— Срублю деревце. Нужна хорошая палка. Я не собираюсь скакать по козьему маршруту без надежной опоры.

Как я и думал, палка пригодилась и за время долгого спуска несколько раз выручила меня, не позволив упасть. Львенок, шедший сразу за мной, то и дело чертыхался. Когда мы оказались внизу, на каменистом берегу реки, я задрал голову, глядя туда, откуда мы пришли. Хорошо, что с нами не увязался Проповедник. Вот уж кто бы ныл, не переставая.

Львенок снял перчатки, засунул их за пояс, на котором кроме кинжала висело излюбленное оружие наемных рот всех стран — короткая ровалийская шпага[47] с закрытой гардой.

— Теперь, судя по рассказам местных, нам надо вон туда, вверх по течению.

Еще двадцать минут пути нам на головы падал мелкий снежок, после превратившийся в сильную порошу, стихшую так же быстро, как и началась. Мы вошли в узкое ущелье с высокими отвесными склонами. Влажное и туманное, где некуда была деться от эха, рожденного рокотом несущейся вниз реки. Из-за витавшей здесь влаги, оседающей на камнях и скалах, кругом были ледяные наросты и сосульки, словно мы оказались в середине зимы где-то далеко на севере. Особенно меня поразили немногочисленные деревья — их ветви были скованы льдом, словно рыцари, одевшиеся в мощную броню.

Впереди из туманного марева появились косы срывающегося со скалы белопенного водопада. Он каждое мгновение извергал массу воды, которая тремя беснующимися гребнями врезалась в и без того неспокойную реку.

Я понял, что мы на месте, задрал голову, но едва смог различить тонкую ниточку Чертова моста, так велико было до него расстояние.

— Ты глянь, кто здесь, — привлек мое внимание Львенок.

— Почему-то я ни минуты не сомневался, что мы с ним встретимся. Оно любит загадки даже больше, чем ты.

Пугало, затянутое в порядком изношенный офицерский мундир времен князя Георга, стояло к нам спиной, не двигаясь. Оно казалось странным памятником, изваянием, гротескной фигурой, посвященной одновременно нелепости и жутковатому страху.

— Эй! — окликнул я его.

Оно неохотно повернуло «лицо» в мою сторону и поманило нас к себе.

— Что-то нашло? — полюбопытствовал я.

Пугало молча указало серпом перед собой. Львенок, несмотря на свою кажущуюся беспечность, не стал наклоняться вперед, явно опасаясь, что серп отчекрыжит ему голову. Я же, как человек менее рассудительный, когда дело касается тех, кто меня окружает, склонился и сразу увидел обильные следы крови.

Легкий запах, исходивший от этого места, был столь неуловим, что я не придал ему никакого значения, хотя какая-то мысль попыталась зацепиться за ощущение. Но ей не дали никаких шансов — меня окликнул Вильгельм:

— Людвиг, иди, посмотри. Как говорила Рози, царство ей небесное, похоже, мы нашли искомую точку — и вся история началась здесь.

— Что это? — спросил я у него, изучив найденное. Львенок пожал плечами:

— Черт его знает. А на что, по-твоему, похоже?

— На каракули, — не раздумывая, ответил я. — На паршивые бесформенные каракули.

Пугало, выглядывающее из-за спины Львенка, кивнуло, подтверждая мои слова. На большом плоском камне виднелись следы неестественных бурых потеков.

— У тебя слишком скудное воображение. Лично я вижу гротескную даму из породы блудниц верхом на сороконожке или… курице.

— Избавь меня бог от такого воображения, — проворчал я, присаживаясь на корточки перед странным «рисунком». — Это точно не магия или колдовство. Никаких всплесков или остаточных явлений. Что думаешь ты?

Он проводил взглядом отправившееся к водопаду Пугало, цокнул языком:

— Да, это не магия, здесь ты прав. Это не воск. И точно не сажа, иначе бы из-за снега она давно размазалась. — Львенок провел пальцем поперек одной из линий. — И не кровь. Странный состав. А какова вероятность, что эта штука не имеет никакого отношения к гибели стража?

— Не знаю… И вряд ли смогу узнать.

Я еще раз обошел каменистую площадку возле речного берега. Пугало каким-то неподдающимся разумному объяснению способом перебралось на ту сторону и теперь торчало в водопаде, разумеется, совершенно не намокая. Затем оно и вовсе пропало из глаз, скрывшись за белой стеной, в ледяных брызгах ревущей стихии.

вернуться

47

Ровалийская шпага — название широкого тесака длиной чуть больше локтя со шпажной гардой.