— Не надо сейчас говорить банальностей. В присутствие смерти.

Она отпрянула, обиженная и пораженная. Он, должно быть, солгал, когда сказал ей, что он — не священник. Солгал, чтобы ее испытать. Такова была ее первая мысль.

— Он тебе нравился, — произнес незнакомец этаким катерогичным тоном. — Правда?

— Кто? Норт? — Она рассмеялась, прикинувшись раздраженной, чтобы скрыть смущение. — Я думаю, что вам лучше…

— Ты — добрая, и сейчас ты немного напугана, — продолжал он. — А он жевал травку. Заглядывал с черного хода в ад. И вот он — — смотри. И дверь за ним даже успели захлопнуть, а ты думаешь, будто ее не откроют, дверь, пока не придет твое время переступить тот порог, верно?

— Вы что, пьяны?

— Мишту Нортон. Он мертв, — с неожиданной злобою вымолвил человек в черном. — Мертв как и всякий. Как ты. Как все вы.

— Убирайтесь отсюда.

В душе у нее поднималась холодная дрожь отвращения, но от низа живота по-прежнему исходило тепло.

— Все в порядке, — сказал он мягко. — Все в полном порядке. Подожди. Просто подожди и увидишь.

Глаза у него — голубые. Как-то вдруг в голове у нее стало легко, словно она приняла дурманящего снадобья.

— Видишь? — спросил он. — Ты видишь?

Она тупо кивнула, и он рассмеялся — звонким, сильным и чистым смехом. Все как один обернулись к нему. Он обвел взглядом зал, внезапно сделавшись центром внимания как по какому-то неведомому волшебству. Тетушка Милли запнулась и замолчала, только отзвук высокой скрипучей ноты еще дрожал, растекаясь в воздухе. Шеб сбится с ритма и остановился. Все с беспокойством уставились на чужака. Снаружи по стенам строения шуршал песок.

Тишина затянулась. У Элис перехватило дыхание — оно как будто застряло в горле. Она опустила глаза и увидела вдруг, что обеими руками сжимает живот под стойкой. Они все смотрели не него. Он — на них. Потом он опять рассмеялся этим сильным свободным смехом. Только никто не хотел смеяться вместе с ним.

— Я покажу вам чудо! — выкрикнул он. Но они лишь смотрели во все глаза, как смотрят послушные дети на фокусника — только дети, которые уже выросли для того, чтобы верить в его чудеса.

Человек в черном рывком подался вперед, и тетушка Милли отшатнулась от него. Он свирепо оскалился и шлепнул ее по широкому пузу. Она издала какой-то хриплый всхлип, неожиданно для себя, и человек в черном запрокинул голову.

— Так лучше, правда?

Тетушка Милли всхлипнула еще раз, потом вдруг разрыдалась и не разбирая дороги бросилась за порог. Все остальные молча смотрели ей вслед. Буря начиналась уже по-настоящему: тени мчались друг за другом, вздымаясь и опадая на белой циклораме небес. Какой-то мужчина, застывший у пианино с позабытой кружкою пива в руке, издал хриплый тяжелый стон.

Человек в черном встал перед Нортом, глядя на него сверху вниз и ухмыляясь. Ветер выл и вопил снаружи. Что-то тяжелое и большое ударилось в стену таверны и отскочило прочь. Один из мужчин, что стояли у стойки, неожиданно встрепенулся и вышел на улицу нетвердою запретающейся походкой, в чем-то даже гротескной. Очередью внезапных сухих раскатов прогрохотал гром.

— Хорошо, — человек в черном осклабился. — Замечательно. Что ж, приступим.

Старательно целясь, он принялся плевать Норту в лицо. Слюна заблестела на лбу у покойного, стекая жемчужными каплями по крючковатому носу.

Руки Элис под стойкою заработали еще быстрее.

Шеб, неотесанная деревенщина, расхохотался, да так, что аж согнулся пополам. Он поперхнулся и начал кашлять, отхаркивая липкие комки мокроты. Человек в черном одобрительно рыкнул и постучал его по спине. Шеб ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.

Кое-кто убежал. Остальные сгрудились вокруг Норта. Теперь уже все лицо его, сморщенная шея, прикрытая дряблою складкой второго подбородка, и верх груди блестели от жидкости — такой драгоценной в этом засушливом краю. А потом все застыло. Как по команде. Слышалось только дыхание, тяжелое, хриплое.

Человек в черном внезапно подался вперед и, согнувшись, перелетел через труп, описав дугу в воздухе. Это было красиво, как всплеск воды. Он приземлился на руки, с разворота встал на ноги, потом ухмыльнулся и прыгнул обратно. Кто-то из зрителей, забывшись, захлопал в ладоши, но тут же попятился, выпучив в ужасе глаза. Зажав рукой рот, он рванулся к дверям.

Норт шевельнулся, когда человек в черном перелетел через него в третий раз.

По рядам зрителей побежал ропот. Один только вздох, и все вновь затихло. Человек в черном завыл, запрокинул голову. Его грудь вздымалась в частом поверхностном ритме, как бы вкачивая в себя воздух. Все быстрее и быстрее становились его прыжки — он буквально переливался над телом Норта, как вода из стакана в стакан. В глухой тишине слышался только рвущийся скрежет его дыхания и гул набирающей силу бури.

Норт втянул в себя воздух. Сухой, глубокий вдох. Руки его затряслись и принялись колотить по столу. Шеб с визгом выбежал за порог. Следом за ним убежала одна из женщин.

Человек в черном перелетел еще раз. Второй, третий. Теперь у Норта дрожало все тело: тряслось, извивалось и корчилось. Гнилостный запах, смешанный с благоуханием экскрементов, вздымался удушающими волнами. Глаза Норта открылись.

Элис почувствовала, как ноги сами уносят ее назад. Отступая, она уперлась спиною в зеркало. Оно задрожало, и ее вдруг охватила слепая паника. Ее всю трясло.

— Это тебе от меня, — тяжело дыша, окликнул ее человек в черном. — Можешь теперь спать спокойно. Даже такое преодолимо. Хотя это… так… черт подери… смешно!

И он опять рассмеялся. Хохот замер, когда она опрометью бросилась вверх по лестнице и остановилась только тогда, когда захлопнула и заперла за собою дверь.

Привалившись к стене за закрытою дверью, она опустилась на корточки и захихикала, раскачиваясь взад-вперед. Смех ее обратился пронзительным воем и утонул в воплях ветра.

А из бара внизу Норт с рассеянным видом вышел на улицу, в бурю, чтобы сорвать себе травки. Человек в черном — единственный оставшийся посетитель — проводил его взглядом, по-прежнему ухмыляясь.

Когда, уже вечером, она заставила себя спуститься вниз с зажженною лампой в одной руке и увесистым поленом — в другой, человек в черном уже ушел. Не было и повозки. Зато Норт как ни в чем не бывало сидел за столиком у дверей, словно бы никогда и не отлучался. От него пахло травкой, хотя и не так сильно, как того можно было ожидать.