— Кто эти трое?

— «Мы провидим лишь части, и тем туманится зеркало предсказаний».

— Говори все, что видишь.

— Первый молод, черноволос. Сейчас стоит он на грани убийства и грабежа. Демон его осаждает. Имя демону — ГЕРОИН.

— Что за демон? Я не знаю его, даже в сказках такого нет.

— «Мы провидим лишь части, и тем туманится зеркало предсказаний». Есть иные миры, стрелок, и иные демоны. Воды сии глубоки.

— Второй?

— Вторая. Она движется на колесах. Разум ее как железо, но в сердце ее и глазах затаилась мягкость. Больше я ничего не вижу.

— Третий?

— В цепях.

— Человек в черном? Где он?

— Он рядом. Ты будешь с ним говорить.

— О чем будем мы говорить?

— О Башне.

— Мальчик? Джейк?

— …

— Расскажи мне про мальчика!

— Мальчик — твои врата к человеку в черном. Человек в черном — твои врата к нем троим. Трое — твой путь к Темной Башне.

— Как? Как это может быть? Почему — так?

— «Мы провидим лишь части, и тем туманится зеркало…»

— Тварь, богом проклятая.

— Меня проклял не бог.

— Оставь со мной этот свой снисходительный тон. Ты, тварь. Я сильнее тебя.

— …

Как там тебя называют? Звездная патаскуха? Проблядушка Ветров?

— Кто-то живет любовью, что исходит из древних мест силы… даже теперь, в эти мрачные, злобные времена. А кто-то, стрелок, живет кровью. И даже, как я понимаю, кровью маленьких мальчиков.

— Его можно спасти?

— Да.

— Как?

— Отступись, стрелок. Сворачивай лагерь свой и уходи на запад. Там, на западе, еще нужны люди, занющие как пустить пулю.

— Я поклялся. поклялся отцовскими револьверами и предательством Мартена.

— Мартена больше нет. Человек в черном пожрал его душу. И ты это знаешь.

— Я поклялся.

— Значит, ты проклят.

— Теперь делай со мной, что хочешь. Ты, сука.

Пылкое нетерпение.

Тень нависла над ним, поглотила его. Внезапный экстаз, переломленный только наплывом галактической боли, такой же слепящий и тусклый, как древние звезды, багровеющие в коллапсе. На самом пике соития его обступили лица — непрошенные6 незваные. Сильвия Питтстон. Элис, женщина из Талла. Сьюзан. Эйлин. И еще сотня других.

И наконец — спустя вечность — он оттолкнул ее, уже приходя в себя. Опустошенный и преисполненный отвращения.

— Нет! Этого мало! Это…

— Отвяжись от меня.

Рывком стрелок сел и едва не упал с алтаря. Осторожно встал на ноги. Она робко и ненавязчиво прикоснулась к нему (жасмин, жимолость, свежесть розового масла), но он грубо ее оттолкнул, упав на колени.

Потом он поднялся и, шатаясь как пьяный, направился к внешней границе круга. Переступил невидимую черту и буквально физически ощутил, как тяжкий груз разом свалился с плеч. Стрелок содрогнулся и с шумом, похожим на всхлип, втянул в себя воздух. Он ушел не оглядываясь, но он чувствовал, что она стоит перед каменною решеткой своей темницы и смотрит, как он покидает ее. И сколько теперь ей ждать, пока еще кто-нибудь не преодолеет пустыню и не найдет ее, изголодавшуюся и одинокую. Перед громадою времени, полного неисчислимых возможностей, он себя чувствовал точно ничтожный карлик.

— Вы что, заболели? Вам плохо?

Джейк поспешно вскочил. Стрелок, еле-еле волоча ноги, продрался через последние заросли и вышел к лагерю. До этого Джейк сидел, сгорбившись, перед потухшим костром, держа на коленях истлевшую челюсть и с мрачным видом глодая косточки кролика. Теперь же он несся навстречу стрелку с такою доверчивою мордашкой, что тот безотчетно пригнулся, вдруг ощутив тяжкое, мерзкое бремя предательства, которое ему предстояло еще совершить, — предательства первого и, скорее всего, не последнего.

— Нет. Не плохо. Я просто устал. Вымотался. — Стрелок указал на челюсть в руках у Джейка. — А ее можешь выкинуть.

Джейк тут же ее отшвырнул от себя и вытер руки о рубашку.

Стрелок сел. Едва ли не свалился. Суставы ломило от боли. Мозги как будто разбухли и заколотились внутри черепной коробки: мерзопакостное ощущение — обычный «отходняк» от мескалина.В паху угнездилась тупая боль. Он свернул себе сигарету — тщательно, неторопливо, бездумно. Джейк наблюдал за ним. Стрелку вдруг захотелось рассказать пареньку обо всем, что он узнал от оракула. Порыв такой был, но стрелок быстро опомнился и с ужасом отбросил эту идею. Он даже задался вопрослм, а не утратил ли он сегодня какую-то часть себя — сознания или души.

— Переночуем здесь, — сказал он чуть погодя. — А завтра пойдем. Я попозже схожу и попробую чего-нибудь подстрелить нам на ужин, а сейчас я немного посплю. Хорошо?

— Ну конечно.

Стрелок только кивнул и улегся. Когда он проснулся, тени у них на поляне стали заметно длиннее.

— Ты давай разожги костер, — он протянул Джейку огниво. — Знаешь, как пользоваться?

— Да. По-моему, знаю.

Стрелок отправился к ивовой роще, но в заросли углубляться не стал, а повернул налево, огибая ее по краю. Добравшись до открытого места — небольшого пригорка, густо заросшего травою, — он отступил в тень деревьев и замер. Издалека явственно доносилось приглушенное чик-чик-чик: это Джейк бил кремнем о кресало, высекая искру. Десять минут стоял стрелок неподвижно. Пятнадцать. Двадцать. На пригорок выскочили три кролика. Стрелок достал револьвер, подстрелил двух пожирнее, тут же на месте освежевал их и выпотрошил. Вернулся в лагерь с готовыми тушками. Джейк уже разжег костер. Вода в котелке как раз закипала.

Стрелок кивнул мальчику.

— Ты, смотрю, потрудился на славу.

Джейк аж зарделся от удовольствия и молча вернул стрелку огниво.

Пока поспевало жаркое, стрелок воспользовался последним светом заходящего солнца и вернулся в ивовую рощу. Остановившись у первой же заводи, он нарубил лозы, нависающей над заболоченной кромкой воды. Позднее, когда костер прогорит до углей и Джейк уснет, он сплетет из нее веревки, которые могут потом пригодиться. Он, однако, не думал, что подъем будет таким уж трудным. Он чувствовал тяжкую поступь судьбы, и это уже не казалось странным.

Когда он возвращался в лагерь, где ждал его Джейк, в руках у него срезанная лоза истекала, как кровью, зеленым соком.