Жаль. А может — и нет.

— Князь Кестут. Князь Московской Литвы. Твои земли — отобрали. Твой народ — погиб.

Мда… Отобрал у князя главное — его народ. Кто — в земле гниёт, кто — дровами в топку этногенеза.

— История Московской Литвы — закончилась. Но не закончилась история князя Кестута. Раз есть князь — должно у него быть и княжество. Сделать тебе княжество в этих чащобах… нельзя. Ты — князь прирождённый. Тебе смердам указывать как поля пахать да канавы копать… Не княжеское это дело. Твое дело — володеть и княжить. Не пустой землёй, не дикими лесовиками — богатым племенем, славным народом.

Кастусь отзывался лицом на каждое моё слово. Грустью, расстроенностью при упоминании о гибели своего племени. Недоумением, надеждой — на «история не закончилась».

Елица вцепилась в меня взглядом. Недоверчивым, напряжённым. Лишь бы её Кастуся не обидели.

— Твой дед по матери — господин сембов, владетель Самбии, один из князей пруссов. Прямой потомок великого Видевута. Ага… Великий Видевут перед самосожжением разделил земли между двенадцатью сыновьями и тремя дочерьми — наследование идёт и по женской линии. Твоя мать имела право на долю в имении твоего деда? А ты? Ты бывал в Пруссии, в Ромове. Ты знаешь своего деда, а он знает тебя.

Давай, парень, думай. Для меня — это просто слова, для тебя — живые картинки, люди, места. Я не знаю конкретики, деталей. Не могу определить твоих возможностей там, цены, которую придётся заплатить.

— Я хочу… Я хочу, чтобы вы, ты и Елица, были счастливы. Она-то последует за тобой хоть в печи пылающие. А вот ты… Ты хочешь быть правителем. Князем. Это — часть тебя, твоей души. Лишить тебя этого — как сунуть в подземелье. Без солнечного света и вольного ветра. Уморить в тоске и печали. Я не могу дать тебе княжество здесь. Но я могу помочь тебе приобрести княжество там.

Как приятно говорить правду! Вот как думаю — так и говорю. Знаю, что многие, вятшие особенно, от этого дуреют. Всё ищут второй-третий смысл, обман, хитрости. А я ж простой! Прямой-бесхитростный! Как «удар сокола» в голову.

Хотя, конечно, и второй-третий, и пятый-десятый… есть. Но я никого не обманываю!

— Э… Ты хочешь, чтобы я… пошёл туда? К деду? Но там… как это… раскреститься? На землю пруссов никто не может приносить чужого бога. Так заповедали божественные братья-близнецы Брутен и Видевут перед тем, как вступить на костёр и вознестись к богам.

— Какому богу, Христу или Перуну ты будешь молиться — твой выбор.

Вот честное слово! Мне, как закоренелому атеисту — абсолютно пофиг.

«Лишь бы по согласию».

Парень выглядел потрясённым. Елица — не менее. Но недоверчивость, осторожность прорезалась у неё быстрее:

— «Помочь приобрести…». И как это сделать? Господине…

— Как? Ну например… Весной Сигурд с Самбориной отправятся к её отцу. Вы пойдёте вместе. Я дам вам корабли. Возьмёте с собой своих людей. Тех, кто захочет. Кому вы можете доверять. Я дам вам богатые подарки. И товары, которые мои приказчики распродадут в тамошних землях. Дам кое-каких мастеров. Которые будут работать на Кастуся и приносить ему богатство. Дам и попа. Для окормления этих христиан.

— Но Брутен и Видевут…

— Я помню. А вот помнишь ли ты такое название — Кауп?

— Э… этот город сожгли полтораста лет назад.

— Да. Но город был. Пока не пришёл Кнут Великий из Дании. Разве там не было христиан? Там была церковь?

— Не… я не знаю.

— Христиане — датчане, готы, русские — живут на земле пруссов. Если нельзя поставить церковь во владениях сембов — попроси себе кусок. Остров, полуостров. Построй на нём церковь. С моим попом. И сотни людей придут к тебе. Одни — стремясь к истине Христа. Другие — к твоему богатству. Третьи — спасаясь от своих прежних бед. Придя — они сделают тебя богаче, сильнее. Всё в мире делается людьми.

— Но… жрецы… вайделоты, кривы… Они потребуют изгнания, смерти!

— Значит — не спеши. Пусть это случится тогда, когда ты станешь достаточно силён. Когда ты станешь князем Самбии. Как я слышал — у твоего деда нет прямых наследников.

— Э… есть. Но один мой дядя немножко… больной человек.

— На голову?

— Да. А второй — жрец. Из кривов высокого ранга.

— Вот и сделай так, чтобы твой дед назначил наследником тебя. А остальные… кандидаты — чтобы тебе не помешали.

Забавно — я вываливаю на ребят вариации схемы Сигурда. То, что обдумывалось, проговаривалось при обсуждении его исхода. Подобие возможного развития будущего моего Алу. Которое не проговаривалось, не обсуждалось. Но мною — продумывалось.

Сигурд — взрослый мужчина, скрытный, осторожный человек, опытный предводитель. Его цель «выросла» у него сама. Мне надо только помочь в уточнении, в средствах достижения.

Алу — до такой цели ещё не дорос. Навязать ему? — Будет конфликт. Его собственный внутренний конфликт. Который помешает ему жить, будет выпирать из него, будет ломать ему душу. Как чрезмерный груз ломает спину коня. Пусть чуть подрастёт, возмужает. Телом и мозгами.

Кастусь — не намного старше. Но у него уже есть опыт. Ему уже можно ставить такие цели. Точнее — объяснять неизбежность трансформации его собственных целей — вот в такое. И помогать ему надо значительно больше, чем Сигурду. Не только «больше» деньгами, ресурсами. Но и советами, целеуказаниями.

Схема простая: «Кукушонок».

Дальний родственник правящей особы приходит в дом. Не принять нельзя — «закон родства». «Возвращение блудного сына» или менее умилительно — неважно. Его принимают. «Пускают на порог». Бедным родственником. А он оказывается — не бедным. У него есть люди, слуги, воины. У него есть деньги, товары. Связи. Где-то там, «за горизонтом». Это проявляется не сразу, не мгновенно.

«Дайте воды напиться, а то так кушать хочется, что и переночевать негде» — русская солдатская…

Сосед-китаец. С гвоздиком, веревочкой, дохлой крысой… Сами сбежите.

Изначально — «яйцо». Как у всех лесных птиц. Может, чуть крупнее, чуть иначе раскрашенное. Мелкие отличия. В общем ряду. Родня.

У него есть опыт, которого нет у других. Он видел страны, он бывал в переделках.

— И тогда тысячи всадников, дико вопя и завывая, кинулись на нас, к Земляничному ручью…

— Брехня! Тысячных конных армий — не бывает!

— Это здесь не бывает. А там — Степь. Вспомните, что рассказывают кривы о войне с Атиллой. Это было в Степи, у гуннов была многотысячная конная армия. Я там был. Я там сражался. Подобно Германариху восемь веков назад, подобно другим древним королям нашего народа. Но лучше — мы победили.

«Кукушонку» дают место. И вокруг него собираются люди. Местные, «желающие странного», «ищущие нового», «бахрома вокруг летящего тополиного семечка»…

Собираются и не уходят. Потому что у него есть деньги. Чтобы их кормить. Есть силы. Чтобы защищать. Они, эти приходящие люди и становятся его силой, приумножают его богатства.

«Кукушонок» растёт, прирастает людьми, становится самым сильным, ему тесно в «гнезде», в общем ряду. А остальные родственники — не хотят. Признать его равенство, потом — превосходство. И их становится… меньше. Никого.

— Ой, вывалился! Ой, упал! Ой, разбился! Бедненький…

Родовое гнездо — только его, «Кукушонка».

Два условия. Ключевых среди множества важных.

Мозги «кукушонка». Разумность, проницательность, предусмотрительность. Удачливость. И — приток ресурсов со стороны в необходимом количестве и в нужное время.

Ресурсы… У меня нет тысячи воинов, которых собрал норвежский Хакон для возвращения Владимира, ставшего потом Крестителем, на Русь. Но кое-что у меня есть.

Мозги… Я бы не отправил в эту авантюру одного Кастуся. Хороший парень, но, временами, не догоняет, не видит. Мешают заложенные в детстве стереотипы, каноны.

«Каркас младенческих ценностей».

Жизненный опыт, пребывание в князьях и обучение здесь — несколько расширили диапазон восприятия, мышления, но… Канонический племенной вождь. Храбр, вынослив, энергичен. Живуч. Очень. За последние пять лет он должен был, по моим прикидкам, умереть раз шесть. Последний — в сече на Земляничном ручье. Был там… момент.