— Нет.

— Тогда не говори ничего, я не хочу ни о чем думать. Ей показалось, что он хотел ей что-то сказать, но, видимо, передумал.

— Мы не будем ни говорить, ни думать.

Она сняла с него рубашку. Он пребывал в необычной пассивности и не помогал ей. Ей нравилось это.

— Сними ночную сорочку, — попросил Эйдриан. — Я хочу видеть тебя.

Встав на колени, она через голову стянула сорочку. Его теплые ладони легли на ее грудь.

— Ты такая красивая. Как белый цветок в лунном свете. Белая роза. Красивая и удивительная.

Слова их первой ночи отозвались щемящей тоской в ее сердце. Даже тогда она поскупилась отдать побольше. Хотя она и отдала ему свою невинность, но щедрость принадлежала только ему.

Ее пальцы блуждали по его груди, путешествуя по очертаниям его мускулов.

— Только с тобой я такая красивая… Только для тебя.

Они с жадностью обменивались ласками, словно их руки могли сохранить на память очертания их тел. Их обоюдное удовольствие превратилось в молчаливый диалог. Ее грудь и кожа необыкновенно живо воспринимали его прикосновения. Неизведанная доселе душевная близость превратила удовольствие в разделенный экстаз.

София нагнулась, чтобы снять с него сапоги. Ловя на себе его восхищенный взгляд, она задыхалась от нетерпения. И раздевала его, не переставая дарить ему ласки и поцелуи.

Отдавать. Такая потребность наполнила все ее существо поразительной щедростью. Их сердца преисполнились взаимным притяжением.

София наклонилась, коснулась губами его сосков, позволила своему языку спуститься ниже по его груди, пока ее пальцы ласкали его бархатистый жезл. Все его тело напряглось в ответной реакции.

Положив щеку на его живот, она наблюдала, как ее ласки воздействуют на его возбуждение. Ее собственное желание разрасталось, поднимаясь на решительный уровень.

— Я хочу любить тебя, Эйдриан, — шептала она. — Хочу… Ты никогда не просил меня об этом. Ты хочешь, чтобы я любила тебя?

— Да. Но потом ты позволишь мне проникнуть внутрь тебя? Мне нужно прижать тебя к своему сердцу, София.

Ее губы и язык спускались все ниже и ниже… Он напрягся, заставляя ее отбросить последний стыд. Она становилась все агрессивнее. Низкий стон подтверждения вырвался из его уст.

Внезапно он, перевернув ее на спину и подтянув колени к груди, начал изводить ее мучительной лаской, так что она закричала от наслаждения и его поцелуев…

И тогда он взял ее. Казалось, все его смутное настроение вылилось в физическую силу. Вцепившись в его плечи, она крепко прижимала его к себе, помогая ему.

Когда все кончилось, он еще долго не отпускал ее. Прислушиваясь к его спокойному дыханию и чувствуя, что напряжение оставило его, она подумала, что он уснул.

София лежала рядом, запоминая каждую выпуклость, каждую впадинку его тела.

— Я люблю тебя, Эйдриан. Ты всегда будешь в моем сердце.

Он медленно повернул голову и посмотрел на нее сквозь темноту. Он не спал. Он слышал ее слова.

София снова проснулась, ощутив его присутствие. Эйдриан стоял рядом с кроватью и смотрел на нее. Перекинув сюртук через плечо, он удерживал его на одном пальце.

Она приподнялась и положила ладонь ему на грудь. Первый утренний свет окрасил его белоснежную рубашку в серебристый тон.

— Ты должен уйти?

— Мне нужно кое-что сделать сегодня утром.

— Джеральд? — Видимо, арест Стидолфа не позволяет Эйдриану остаться, подумала она.

— Да.

— Ты вернешься после?

— Конечно. А теперь поспи, еще рано.

Приподняв ее лицо за подбородок, он осторожно провел большим пальцем по очертаниям ее рта. Затем наклонился и нежно прижался к нему губами.

— Я люблю всю тебя. Храни меня в своем сердце, как обещала ночью.

Резко повернувшись, Эйдриан вышел из комнаты.

Она не могла объяснить почему, но поцелуй поселил в ее душе беспокойство, наполнив сердце нехорошим предчувствием.

Все утро София думала о своей любви, несла ее в себе, словно драгоценную ношу, очарованная новизной чувства. Она даже забыла на некоторое время волнение, которое все еще гнездилось в глубине ее души из-за странного ухода Эйдриана.

София чувствовала, что и сама изменилась. Солнце, казалось, светило ярче, а воздух стал удивительно чистым. Даже слуги улыбались ей как-то особенно. Когда Дженни потащила ее в гардеробную, решительно призывая просмотреть все платья и выбросить все старье, обычное занятие превратилось в увлекательнейшую забаву.

Должно быть, ее настроение передалось Дженни. Улыбка не сходила с ее лица. Она беспрестанно что-то щебетала. Доставая одно платье за другим, они обсуждали, что с ними делать, продолжая веселиться.

— Возьми это себе, — предложила София, когда настала очередь желтого шелкового платья. — Оно всегда тебе нравилось.

— Но оно почти новое, — попыталась возразить Дженни.

— А я говорю: забирай. Теперь тряпки ничего не значат для меня.

Улыбка Дженни на какой-то момент угасла.

— Что вы говорите, миледи? — Она отложила желтое платье в сторону и вытащила следующее. — А как это?

— Это я хочу сохранить.

— Если честно, розовый цвет никогда не шел вам.

— Все равно я оставлю его. Я была в нем, когда Эйдриан впервые поцеловал меня.

Дженни быстро отвернулась.

— Что-то не так, Дженни?

— Нет, нет… — Девушка снова улыбнулась и занялась делом.

В одиннадцать часов появилась Дороти Берчард, крайне удивив Софию своим неожиданным визитом. С сияющими глазами, счастливая и оживленная, она ворвалась в гардеробную.

— Простите, милочка, но я прогуливалась неподалеку и решила заглянуть к вам на минутку. Вы не возражаете? Я попросила Чарлза пренебречь формальностями. Чем вы занимаетесь? Я обещаю не мешать вам.

Она присела рядом с Софией.

Ей показалось, подумала София, или Дженни действительно вздохнула с облегчением, когда появилась сестра Динкастера? Они быстро обменялись взглядами, и Дженни продолжала прерванное занятие.

Дот обещала не вмешиваться, но не сдержала слова. Посыпались вопросы о французских модистках, которые сшили такие великолепные платья, восхищение деталями и тканью… Ее суждения перемежались забавными историями о всяких портновских промахах, которые она наблюдала на балах за долгие годы пребывания в свете.

Улыбки, улыбки… Разговоры, разговоры…

Спустя полчаса дворецкий объявил о приходе виконтессы Леклер.

Удивленное молчание длилось довольно долго. Дороти и Дженни снова переглянулись.

— Виконтесса? Как чудесно! — воскликнула Дот. — Вы ведь примете ее, София? Почему бы нам не спуститься вниз и не попросить какао? На улице сегодня прохладно, и, я думаю, какао придется очень кстати.

Дот расплылась в улыбке. Дженни согласно кивала.

София наконец поняла, что происходит. Они старались всячески занять ее. Но, почему? Легкое беспокойство, которое она так удачно игнорировала, внезапно заявило о себе с новой силой.

Они нашли виконтессу в гостиной, одетую в амазонку темно-синего цвета. Она бросилась навстречу Софии, приветственно протягивая руки и натужно улыбаясь.

— Простите, что побеспокоила вас в такой неурочный час, — торопливо залепетала виконтесса. — Я возвращалась с прогулки по парку и подумала, что загляну к вам и поблагодарю за вчерашний прием. Обещайте, что не расскажете Леклеру, иначе он отругает свою американскую женушку за пренебрежение к правилам этикета. — Она удивленно вскинула брови, увидев Дороти. — Дороти? Не может быть! Подумать только, какое поразительное совпадение! У меня блестящая идея: учредить министерство в поддержку искусства. Я планировала поговорить об этом с герцогиней, но ваше участие в обсуждении вопроса как нельзя кстати.

— Прекрасная мысль, — одобрительно кивнула Дороти. — Вы непременно должны рассказать нам свои планы за какао, — предложила она.

— Какао? Чудесно! По утрам уже довольно-таки холодно. Боюсь, что это наступили последние летние деньки.