– А ехали мы с моего девичника, – возразила я. – Значит, я тоже виновата?

– Нет, конечно, – ужаснулась она.

Я стиснула в ладонях ее руку. Похоже, Кэролайн ничего не помнила о той ночи, поэтому я решила воскресить события в ее памяти.

– Эми сама расстегнула ремень безопасности. А ты сделала все возможное, чтобы избежать столкновения. А потом, если бы ты не выбралась из разбитого автомобиля и не нашла ее, Джек бы вас не заметил и не затормозил, и… Все было бы по-другому…

Я не раз проматывала в голове возможные сценарии той ночи.

На лбу Кэролайн залегла знакомая складочка; подруга всегда хмурилась, встречая особенно сложную задачку.

Я стала развивать свою мысль:

– Может, Джек и вытащил меня из-под обломков, но спасла – именно ты. Понимаешь? Тебе я обязана жизнью.

Она недоверчиво затрясла головой, но я не умолкала:

– У тебя был шок, ты только что пережила настоящий кошмар – и при этом сделала все возможное, чтобы помочь нам с Эми. А потом держала ее за руку, пока мы ждали «Скорую». Ты была очень сильной и храброй. Как всегда.

Закрыв глаза, я вспомнила, сколько раз Кэролайн выступала на моей стороне. Давным-давно один задира в школе, старше нас на два года и выше на полметра, начал надо мной издеваться, и именно Кэролайн с ним разобралась – уж не знаю, как. А еще она выслушала мою истерику, когда я впервые рассталась с Ричардом. Я позвонила ей в два часа ночи, несла какой-то бред, а она заявила, что я молодец и все сделала правильно. Каро поддерживала меня, даже если в чем-то не соглашалась. Она спасла мою жизнь не только в ночь аварии – Кэролайн всегда была моим ангелом-хранителем.

Хорошо, что я решила здесь переночевать. Скорее всего, Каро подтолкнули к срыву долгие бессонные ночи без Ника. Она перестала принимать снотворное и вообще игнорировала рекомендации врача. Когда я искала телефон пиццерии, нашла на дне ящика, в самом дальнем углу, две визитки психотерапевтов.

– Знаешь, просить о помощи не стыдно, – сказала я, распаковывая новую зубную щетку, которую Каро держала на случай нежданных гостей (неужели кто-то вообще так делает?).

Каро отозвалась не сразу, чистя зубы над соседней раковиной. Сполоснув рот от пены, она вдруг выдала:

– Может, я и схожу. Если ты тоже пойдешь. Не из-за аварии, а чтобы разобраться в своих отношениях с Ричардом.

Вытирая губы пушистым полотенцем, я покачала головой.

– Это для тех, кто переживает кризис. А у нас с Ричардом кризиса нет. Между нами просто все кончено.

– Так нельзя. – Каро ступила на зыбкую почву. – Знаю, ты не хочешь слушать, но… Ник говорил, что никогда еще не видел Ричарда таким. Он переживает гораздо сильнее, чем в прошлый раз.

Закусив губу, я промолчала.

– Эмма, он и правда очень жалеет. И сознает, что совершил ужасную ошибку.

– Вот и отлично. Не придется лишний раз ничего объяснять. И, между прочим, я считала, что вы на моей стороне.

Вот что значит иметь общих друзей…

– Мы ни на чьей стороне. Мы, как Швейцария, сохраняем нейтралитет. – Я сердито уставилась на нее в зеркале. – Ну хорошо, я с тобой. За нейтралитет выступает Ник. Так пойдет? Просто Ричарду больше не с кем поделиться.

Выключив в ванной свет, мы перебрались в спальню.

– Ну? – жалобно спросила Каро – Ты сможешь его простить? Знаешь, такое случается… Люди находят в себе силы забыть обо всем и жить дальше.

Расчесав волосы, я вскарабкалась на кровать, заняв половину Ника. Хотя в доме были две гостевые спальни, почему-то мы с Кэролайн даже не подумали, что я могу спать в другом месте. Она тоже легла и потушила ночник. Наверное, чтобы не видеть мое лицо, когда вдруг спросила:

– Надеюсь, твое нежелание мириться с Ричардом никак не связано с Джеком Монро?

Вопрос так и остался висеть в темноте.

– Спокойной ночи, Кэролайн, – твердо сказала я.

Я лежала, не шевелясь, и вскоре по ровному дыханию Кэролайн поняла, что подруга заснула. А вот ко мне сон не шел, и неудивительно – обстановка слишком напоминала о наших совместных ночевках в прошлом. Правда, обычно возле кровати стояла раскладушка. Воспоминание было таким ярким, что казалось, будто вот-вот в комнату заглянет мать Кэролайн и строго скажет: «Ну-ка, девочки, живо спать». Веки отяжелели, и я повернулась на бок, поджимая ноги.

– Спокойной ночи, Кэролайн, – сонно пробормотала я. – Спокойной ночи, Эми.

Я увидела ее сразу же, как только утром выглянула в окно. Почему-то она казалась гораздо чище, чем вчера. Будто по пути сюда побывала в автомойке.

– Твоя машина! – воскликнула Кэролайн, уставившись на старенький и довольно убогий автомобиль, припаркованный на подъездной дорожке. – Откуда?!

Я специально завела будильник пораньше, чтобы вызвать такси, забрать машину с кладбища и успеть в магазин до открытия. Ведь мне еще предстоял серьезный разговор с начальницей…

– А! – сама себе ответила Кэролайн. – У Ричарда были ключи.

Да. В числе всего прочего, что я собиралась забрать из его квартиры. Кое-какую одежду, туалетные принадлежности с полочки в ванной, пару книг и дисков…

– Так мило с его стороны. – Кэролайн запихнула в тостер два кусочка хлеба. – Согласись, красивый жест?

Я ничего не ответила, лишь выдавила улыбку, свирепо кромсая вилкой яичницу.

Как бы мне ни было тошно, надо поблагодарить его за машину. Поразмыслив, я трусливо набрала СМС: «Спасибо, что пригнал авто». А потом, чуть помешкав, добавила: «Не мог бы ты при случае завезти ключи в магазин?» И нажала кнопку «отправить».

– Ну вот. – Я откинулась в кресле, любуясь своей работой. – Как тебе?

Мама вытянула руки, оценивая ярко-розовый лак, которым я только что накрасила ей ногти.

– Прелесть! – Подняв голову, она улыбнулась. – Очень красиво. Спасибо, Эмма.

Я закрыла баночки с лосьонами и кремами, собрала инструменты для маникюра и запихнула их обратно в косметичку. Мама подняла руку, чтобы заглядывающее в окно солнце заиграло на полированных блестящих ногтях.

– Просто чудо что за цвет! Точь-в-точь «амарантовый маджента» на палитре, которую мы недавно купили для школы.

Я уставилась на нее с грустной улыбкой. Как порой жестока судьба: мама могла назвать любой цвет с многосотенной палитры, которую не видела несколько лет, но мало что помнила о своей жизни любящей матери и жены.

Нам обеим нравился этот еженедельный ритуал. Правда, наверное, по разным причинам. Я ввела его несколько месяцев назад и всякий раз, подстригая, полируя и подкрашивая маме ногти, вспоминала, что побудило меня это сделать. Мы с Ричардом поехали в одно заведение, которое специализировалось на уходе за больными Альцгеймером. Папа категорически отказался к нам присоединиться – и хорошо. Нельзя сказать, что мы увидели нечто страшное: современное здание, неплохие условия содержания, дружелюбный и внимательный персонал…

Однако, проходя мимо спален, которые, несмотря на домашнюю мебель и прочие предметы интерьера, слишком походили на больничные палаты, я все глубже погружалась в меланхолию. Мы шли по бесконечному коридору, невольно заглядывая в темные комнаты, где сидели пожилые люди, уставившись в пустоту. Здесь не место моей маме. Она слишком живая, улыбчивая и веселая. Тут нечего делать женщине с творческой жилкой, острым глазом и художественным чутьем. Это не для нее…

В конце коридора сопровождавший нас менеджер достал из кармана ключ и отпер высокие двойные двери.

– Зал для пациентов с умственными расстройствами. Нам приходится держать их взаперти – уж больно они любят погулять.

Двери распахнулись, и я с упавшим сердцем поняла, что ошиблась. Мама прекрасно сюда впишется. Запах мочи сильно бил в нос, но я не поэтому медлила у порога, не решаясь зайти. Ричард вдруг схватил меня за руку, и я повернулась. Покачав головой, он шепнул мне на ухо:

– Ей здесь не место. Не переживай.

Наверное, я никогда не любила его так сильно, как в эти секунды, – он без слов понимал все, что я чувствую.