Можете себе представить, как обрадовался Филиппов, увидев среди наших находок тот самый круглый штамп с изображением птицы, о котором уже говорилось. Этот штамп мы нашли среди пережженных и полопавшихся сосудов в яме, куда гончар выбрасывал брак. Конечно, он не выбросил бы «образцовую печать», если бы ею еще можно было работать. Но ручка отломана и на плоскости штампа у самой головы птицы также отколота часть, так что этим инструментом работать было уже нельзя: он давал неправильный оттиск. Так и угодила «образцовая печать» в яму вместе с бракованной посудой. А теперь она водворена в музей, и рядом лежит обожженная керамическая плитка с оттиснутой этим штампом фигурой птицы. Но, чтобы никто не принял эту плитку за древнюю, на обороте ее стоит клеймо Лаборатории керамики Академии архитектуры, где она изготовлена.

А другую, квадратную «образцовую печать» с цветком-розеткой нам принесли рабочие. Тогда шло строительство одного из корпусов будущего высотного здания на Котельнической набережной. Рыли котлован для его фундамента. И, конечно, как везде, в районе бывшей Гончарной слободы, находили множество изделий московских гончаров. Археологи часто посещали строительство, объясняли рабочим значение находок. И рабочие, заинтересовавшись историей этого места, стали сами собирать находки и приносить их археологам, не упуская при этом случая поподробнее расспросить обо всем, что касалось каждой найденной вещи.

Как же изготавливали «образцовые печати»? Конечно, чтобы изготовить форму для изразца из дерева, необходимо было вырезать на доске нужное изображение, для чего требовалось немалое искусство. Но глиняный штамп можно было изготовить гораздо проще. Достаточно было оттиснуть в сырой глине какое-либо готовое изделие, например изразец, чтобы получилось то обратное изображение, которое могло уже само служить формой для изготовления изразцов. Нужно было только обжечь его, чтобы глина затвердела. Иногда при изготовлении «образцовых печатей» бывали забавные ошибки. Нужно помнить, что при оттискивании получается как бы зеркальное отражение узора штампа. А ведь каждый знает, что у нашего отражения в зеркале правая рука становится левой, а левая – правой.

Глиняными штампами обрабатывали не только изразцы, но и посуду. Недавно в Кремле был найден сосуд, на дне которого рельефное изображение Китовраса. Как вы уже знаете, Китовраса изображали похожим на мифических кентавров Древней Греции – получеловеком-полуконем, но в короне и обычно со скипетром, натянутым луком или мечом. Вот и Китоврас на найденном нами сосуде изображен в зубчатой короне, с крыльями и мечом, который он обнажает. Но почему Китоврас тянет рукоять меча левой рукой, а ножны меча придерживает правой? Конечно, не потому, что он левша, а потому, что изображение это оттиснуто неверно сделанным глиняным штампом. Резчик, готовивший «образцовую печать», наверное, по ошибке вырезал фигуру с обычным положением рук, не рассчитав, что на оттиске его Китоврас окажется «левшой». Ошибка, видимо, не считалась в те времена такой уж значительной, и гончар употреблял штамп для выделки дорогой посуды. На днище сосуда с обратной стороны остались даже отпечатки пальцев мастера, видимо прижимавшего сосуд очень сильно.

«Образцовые печати» очень ценились гончарами. Недаром мастер, выпуская ученика, должен был снабдить его не только одеждой, но и дать ему три «образцовых печати», чтобы было с чем начать дело. И, даже отслужив свой срок, эти инструменты занимают почетное место в наших музеях.

Повадился кувшин по воду ходить – тут ему и голову сложить!» – говорит старая русская пословица.

Как это понять?

У нас кувшины по воду не ходят. По воду ходят ведра. И, чтобы их нести, есть особое приспособление – коромысло. По воду ходят (вернее, ездят) бочки – их везут на колесах или на санях лошади. Да что говорить – у нас теперь обычно по воду не ходят и не ездят: она сама приходит в наши дома. Не только в городе, но все чаще – в деревне. И все же обычными сосудами для воды у нас уже давно считаются ведра. Раньше даже всякие большие количества воды измерялись обычно ведрами. Например, в цирке бывали «водяные феерии» – представления с водопадами, кораблями, морскими боями и водными играми, – во время которых арена превращалась в бассейн. Тогда в афишах писали: «На арене три тысячи ведер воды!» – или что-нибудь в этом роде.

Мы знаем, что по воду ходят и с кувшинами, но, по нашим представлениям, так достают и носят воду не у нас, а где-то далеко, на юге. Вспоминается, например, пьеса великого испанского драматурга Лопе де Вега «Девушка с кувшином» или пушкинские строки о царскосельской статуе:

Эта статуя изображает не русскую девушку, а, как обычно в то время, скорее, девушку древнегреческую. Недаром Пушкин избрал для этого стихотворения древнегреческий размер – гекзаметр. И Лермонтов не раз возвращался к поэтическому образу грузинской девушки, идущей по воду с кувшином, – будь то простая грузинка или княжна Тамара.

Но вот русский рисунок, сделанный лет четыреста назад. Сергий Радонежский трудится не покладая рук. Он кроит и шьет одежду. Достает из колодца воду и носит ее в дом. Художник изобразил его у колодца не только с ведром, но и с кувшином. А потом Сергий идет домой, неся в правой руке ведро, а левой придерживая стоящий на плече кувшин, – не хуже лермонтовской грузинки.

Значит, когда-то ходили и у нас по воду кувшины?

О том же рассказывают и археологические находки. Во многих древних колодцах находят осколки кувшинов и даже целые кувшины. Вот, значит, как надо понимать старую пословицу. Раз уж кувшин начал ходить к колодцу, рано или поздно он там и останется, целый или, скорее всего, разбитый. Однажды в двух стоящих рядом старых колодцах нашли тринадцать кувшинов! А глубокий колодец, открывшийся при строительстве метро у площади Ногина, был прямо-таки забит осколками кувшинов: наверное, здесь разбили их больше сотни. Когда строился высотный дом на Котельнической набережной в Москве, в колодце XVII века нашли кувшин, который специально был оплетен берестой, чтобы не разбился о стенки колодца. Но, видимо, и это не помогло. Хоть кувшин и остался целым, но однажды веревка, на которой его спускали, оборвалась, и только через двести лет мы вытащили его из этого колодца.

Однажды в археологическом отделе Музея истории и реконструкции города Москвы раздался телефонный звонок. Звонили со строительства в районе Казарменного переулка. Рабочие нашли в старом колодце огромный, совершенно целый кувшин, когда-то «сложивший здесь свою голову». Его осторожно вынули, очистили от набившейся внутрь тины и привезли в музей. Да, это был очень большой кувшин – емкостью литров тринадцать. Сделан он не без щегольства – черный, блестящий, похож на металлический. Венчик с носком, чтобы было удобно лить воду, ручка плоская; высокая, стройная шейка плавно переходит в округлое тулово. На шейке и тулове узкие полоски – для украшения. Конечно, кувшин был по тем временам хороший и стоил, наверное, не дешево. Хозяин или хозяйка должны были им дорожить. Не потому ли на нем есть и надпись. Ее обнаружили, когда хорошенько отмыли кувшин снаружи. Под горлышком на шейке кувшина, напротив ручки, изогнулась дугой строка надписи: «Кувшин добра человека Григория Офонасева».

Может быть, эта надпись сделана мастером, которому Григорий Афанасьев (или Офонасев) заказал сделать кувшин? Нет, мастер сделал бы надпись по сырой глине, когда кувшин еще не был обожжен, – так было легче. А эта надпись процарапана уже по обожженному сосуду, и более светлые буквы резко выделяются на темном теле кувшина. Наверное, сам Григорий Офонасев прочертил каким-то острым инструментом, вроде железного «писала», эти буквы, что стоило ему, должно быть, немалого труда. И этот Григорий был, по-видимому, неплохим грамотеем: линия надписи плавно изогнута, буквы четкие. Почерк, каким писали в конце XVI – начале XVII века.