В кургане, где нашли амфору с надписью, помните, был и меч. Если амфору при погребении разбили, то меч сломали и верхнюю часть клинка с рукоятью воткнули глубоко в землю. Необходимейшая воину вещь была таким образом «убита» (как убивали в этих случаях и животных) и отправлена «на тот свет» вместе с тем, кто, наверное, не расставался с ней при жизни.

Амфора была византийская. Ну, а меч? Кто его сделал? Константинопольский оружейник? Или варяжский? Или французский? А может быть, русский?

Длинный – без малого метр, – с широким, прямым, несколько скругленным на конце клинком и красивой, украшенной обычно бронзой, серебром, а то и золотом рукоятью – таким был меч европейского воина тысячу лет тому назад.

С этим мечом нечего было делать пехотинцу: ему нужен совсем другой меч – короткий, с острым концом, чтобы в тесноте рукопашной схватки можно было колоть противника. Тут не размахнешься, не рубанешь длинным мечом. Им нужно было рубить с коня. И владели такими мечами, конечно, конники; на Руси – княжеские дружинники.

Мы уже говорили, что некоторые из них были норманнами – варягами. Одно время даже думали, что если среди дружины варяги и не составляли большинства, то все же большинство дружинников было вооружено варяжским оружием, мечи считали норманнскими.

Их находили не только в курганах (хотя в погребениях встречено большинство мечей), но изредка и в древних городах, на местах сражений и торговых путях. Редкость таких находок можно понять: ведь в погребении меч остается навеки (особенно если он положен туда уже сломанным), а оставаясь среди живых, этот чрезвычайно ценный предмет переходит из рук в руки; его дарят, получают по наследству, продают, захватывают в качестве военной добычи; его не бросают никогда и очень редко теряют. Даже на месте кровопролитного сражения оружие убитых не оставалось: его старательно собирали. Так что остаться на поверхности земли целый меч мог лишь в каком-нибудь исключительном случае. Не чаще, впрочем, он оставался и под водой. Но и со дна реки археологи извлекают иногда мечи.

Пятьдесят лет тому назад при работах, связанных со строительством Днепрогэса, у левого берега Днепра напротив Кичкаса со дна реки среди других предметов подняли сразу пять мечей. Тут уж как будто все было за то, чтобы считать их норманнскими: ведь находка сделана как раз на знаменитом пути «из варяг в греки».

Но вот на клинках трех мечей Владислав Иосифович Равдоникас прочел одно и то же слово, выбитое латинскими буквами: «ULFBERHT» – «УЛЬФБЕРТ».

Это было имя, но оно принадлежало не владельцу меча, а оружейнику, который меч сделал. Мечей с этой надписью ко времени днепростроевской находки уже было известно десятка два. И большинство их было найдено в Скандинавии, то есть на родине варягов. Однако само имя Ульфберт – совсем не варяжское и вообще не скандинавское. Оно франкское. Мастер-то значит, был франк, а франки ведь жили некогда на территории Франции.

Еще в конце прошлого века хранитель Бергенского музея Лоранж считал, что норманны не были хорошими оружейниками и ввозили оружие из Западной Европы.

Позже исследователи пришли к заключению, что имя Ульфберт, вероятно, служило маркой большой мастерской или даже нескольких мастерских, находившихся где-то во Франции или на Рейне в районе Майнца, а может быть, и на территории современной Бельгии – в средневековой Фландрии. Первоначально это действительно было имя конкретного мастера, но потом производство разрослось, и под этим именем работали и другие мастера, ставившие иногда на откованных ими клинках, кроме традиционного «Ульфберт», еще и свой значок.

Была в тогдашней Европе и еще одна знаменитая мастерская. Она находилась тоже на Рейне, может быть, в районе Золингена. Марка ее была «Ингельред» – тоже имя мастера. На одном клинке из этой мастерской прочли на одной стороне «INGELRED», а на другой – «FIT», что значит: «Ингельред сделал».

Мечи из Западной Европы везли в Скандинавию на кораблях. Скандинавский поэт тех времен восторженно описывает эти корабли,

А как же попали те пять мечей, изготовленных в мастерской Ульфберта, из Скандинавии в Кичкас, да еще на дно Днепра? Может быть, их везли на корабле продавать?

Может быть. А может быть, и нет.

Ведь византийцы, если и нуждались в этого рода товаре, легче могли приобрести его не у скандинавских купцов, а непосредственно у франкских или, например, у дамасских. Мечи попали на корабль викингов не как товар, а как оружие. Такие корабли плыли через Волхов, озеро Ильмень, верховья Днепра, проходили мимо Киева и отчаянно боролись с бурными днепровскими волнами в порогах. Должно быть, не один из них нашел здесь свой конец, не один воин в своем тяжелом вооружении камнем пошел на дно.

Но ведь мечи найдены около Кичкаса, то есть ниже порогов. Корабль, на котором плыли их владельцы, как раз благополучно миновал буруньи. Он погиб уже в относительно спокойных днепровских водах по какой-то другой причине.

Эту причину хорошо знали в те времена и недаром считали как раз место у Кичкаса и острова Хортицы самым опасным на пути «из варяг в греки». Один византийский писатель отмечал, что река здесь довольно узкая, «и высота берега, которую видит глаз снизу, такова, что пущенная оттуда стрела как раз попадает в плывущих…» Наверное, знали об этом и степные кочевники, любившие подкарауливать здесь богатые караваны.

Итак, судьба этих пяти мечей довольно плачевна. Их сделали франкские оружейники, какой-то купец привез в Скандинавию и продал викингам. Мы не знаем, где побывали после этого их хозяева, но, видимо, когда они поехали «в греки» на Днепре, возле острова Хортица, их корабль подвергся нападению. И викинги погибли не от ярости волн, а от стрел противников. А мечи проделали сложный путь как в пространстве, так и во времени – от мастерской Ульфберта, где-нибудь около Бордо, через Скандинавию и Днепр в Днепропетровский музей.

Значит, варяги, как и другие народы тогдашней Европы, пользовались мечами франкского производства. Но может быть, все же из Франции привозили только клинки, а рукояти делали норманны? Ведь на богато украшенных рукоятях мечей находят типично скандинавские мотивы.

Вот на перекрестье и навершье меча причудливо переплетены фигуры чудовищ, напоминающих отвратительных и злобных змей. Пасти их раскрыты, тела напряжены. Они яростно борются друг с другом.

Очень похожие узоры вырезаны на варяжских надгробных камнях в Скандинавии. И древнеисландская сага – «Старшая эдда» – описывает такое украшение меча:

Нет, конечно, этот меч – скандинавский, хоть найден он на Украине, неподалеку от воспетого Гоголем городка Миргорода. Так решили сначала известный украинский историк Михаил Сергеевич Грушевский, потом шведский историк Арне и, наконец, молодой археолог Анатолий Николаевич Кирпичников. И в Киевском историческом музее меч хранился как уникальный чужеземный предмет, попавший на Русь почти тысячу лет назад: рукояти подобной формы стали делать около тысячного года.

Позднее другой скандинавский ученый – Арбман – все же усомнился в скандинавском происхождении рукояти этого меча. Дело в том, что на трубке, прикрывавшей стержень рукояти, той, за которую боец держит меч рукой, нет изображения «змея, обвивающего хвостом рукоять». На ней – узор, в котором какие-то ветки или листья разделены четкой геометрической ломаной линией. А. Н. Кирпичников согласился с этой поправкой и связал меч с более близкими к Руси областями – с юго-восточной Прибалтикой. Тем самым спор закончился; казалось бы, можно закончить и историю вещи.