С конца июля англичане наконец перешли от обещаний к конкретным поставкам. Первый пароход прибыл в порт Ревеля в конце июля. В последующие дни прибыл ещё один транспорт, затем ещё два с обмундированием, танками, вооружением. Большой пароход с обмундированием прибыл в Ревель в сентябре. В его трюмах был следующий груз: сорок тысяч комплектов обмундирования (от носков и френчей до ботинок с обмотками), двадцать тысяч шинелей, провизия, туалетные принадлежности, двадцать тысяч дорожных чемоданчиков с бритвенными принадлежностями, зубными щётками и пр. Так же было поставлено двенадцать тысяч винтовок «Lee-Enfield».
12 октября 1919 года Северо-Западная армия (13 тысяч штыков и сабель против 25 тысяч у красных), сравнительно хорошо подготовленная, имевшая в своём составе 4 бронепоезда, 4 броневика и 6 танков английского производства, вместе с эстонскими войсками прорвала оборону Красной армии у Ямбурга и, взяв 16 октября Лугу и Гатчину, 20 октября — Царское село, вышла к пригородам Петрограда. Белые овладели Пулковскими высотами и на крайнем левом фланге ворвались в предместья Лигово, а разъезды разведчиков завязали бои у Ижорского завода. Но недостаток собственных сил и средств, недостаточная помощь Эстонии, которая вела переговоры с большевиками о признании собственной независимости и в критический момент наступления СЗА была вынуждена бросить собственные силы на подавление выступления латышей, отправив армию Бермондта-Авалова на Ригу, недостаточная помощь британского флота, отвлечённого по той же причине, двух кратное численное превосходство красных, не позволили овладеть городом. После десятидневных ожесточённых и неравных боёв под Петроградом с красными войсками, численность которых выросла до 60 тысяч человек, Северо-Западная армия 2 ноября 1919 года начала отступление и с упорными боями отошла к границам Эстонии в районе Нарвы.
Именно там беляки узнали о амнистии Советов и в армии появились первые случаи дезертирства. Сначала перебежчики насчитывались десятками, затем стали сдаваться повзводно и зачастую поротно.
Вот именно в этот момент наша группа из трех человек готовилась пересечь линию фронта, когда были получены данные о бегстве Краснова еще зимой в Германию после поражения на выборах на пост донского атамана. Мы срочно стали готовиться к заграничной командировке. Без сопровождения взрослых нам бы не удалось выполнить это задание, поэтому из Москвы прислали троих: Эйтингона (по легенде бывший хозяин ювелирного магазина Макс Отто фон Штирлиц), чекистку из поволжских немцев Марту Диллеманн (по легенде супруга фон Штирлиц) и Федора (дальний родственник Макс Шмидт, который коряво но немного говорил по-немецки, Федор проживал до службы на флоте в Саратове в одном дворе с тремя немцами) по состряпанной наскоро легенде — воспользовавшаяся разрешением свободного выезда за границу семья с детьми (Отто, Вальтером и Сержем) сваливает в Берлин.
У нашей командировки был еще одна задача, о которой знали только я и Аркаша как командир группы — ликвидация Пауля фон Гинденбурга, Франца фон Папена, Курта фон Шлейхера, Адольфа Гитлера, Эрнста Рема, Германа Геринга и Генриха Гиммлера. То есть всех, кто привел к власти нацистов и самых одиозных палачей.
В Берлине мы сняли квартиру, с трудом найдя свободную — русские эмигранты в количестве около трехсот тысяч человек заполонили столицу Германии. Одним из наиболее популярных типов рекламы в местной прессе являлись объявления о скупке у населения бриллиантов и драгоценных металлов. Так, сотрудники фирмы «Балишанский» предлагали покупку бриллиантов, украшений и жемчуга по высоким ценам, компания «Juwel» заманивала покупателей лучшими ценами на золотой лом, а ювелиры Вишневский и Гольпер принимали жемчуг, цветные камни, золото и платину на Лейпцигер Штрассе −113. Популярность объявлений подобного типа объясняется тяжелым материальным положением большей части эмигрантов. Продажа ювелирных изделий и ценных вещей, привезенных с собой из России, была частой практикой. Большая часть русских не смогла еще найти работу. Временно решить финансовые вопросы также было возможно с помощью беспроцентного займа, или кредита под низкий процент. Для этих целей в Берлине открывались различные финансовые организации. Так, в сентябре этого года была организована Русская финансовая касса главной целью которой являлась помощь беженцам из России.
Правовое положение русских беженцев не давало права на бесплатную квартиру или комнату, часто эмигранты проживали в помещениях, предоставленных социальными организациями. В целом, германское правительство относилось к русским эмигрантам снисходительно, несмотря на пьяные загулы, переходящие в драки тех, кто имел солидные долларовые накопления и шиковал, заказывая икру и дорогое шампанское, однако периодически проводились проверки документов. Лица, не имеющие «персональный аусвайсов и паспортов», штрафовались, а в отдельных случаях и выселялись за пределы Германии. Празднование Рождества и Нового года происходило с большим размахом. Так, «разгул, который наблюдался среди русских за границей во время Пасхи, был 'беспримерен в истории».
По германским законам начальное образование могли получать дети любых национальностей, законно проживавшие на территории государства. При этом, в эмигрантской среде высказывались опасения о скорой германизации молодежи и потере ею русских культурных черт.
Несмотря на финансовые трудности, доходы большей части русских эмигрантов позволяли приобретать продукты питания, спиртные напитки, табак, одежду, предметы интерьера и мебель. Гиперинфляция еще не охватила страну. С нас за две комнаты взяли пятьсот марок, хотя платежи владельца за комнату составляла пятьдесят марок. С русских запросто могли взять и полторы тысячи за комнату, нам пошли навстречу только из-за нашей национальности. Серый и Аркаша усиленно учили немецкий вместе с Федором, стараясь поменьше на людях говорить на своем плохом немецком.
Наум оказался обаятельным и общительным юношей, он нам похвалился, что один из его предков в год наполеоновского нашествия повторил подвиг Ивана Сусанина, заведя отряд французов в непролазные болота, где они и погибли. Озверевшие солдаты повесили отважного патриота.
Мы с ним часто играли вечерами в шахматы, а остальные наблюдали. Наум в первый же такой вечер рассказал немного о себе — Мне было тринадцать, когда умер мой отец, работавший конторщиком на местном бумажном заводе. Жило наше семейство небогато, хотя наша родня относилась к купеческому сословию. После смерти отца моя семья из захолустного Шклова перебралась в Могилев. Кроме меня на попечении матери находилось еще две сестры и брат, которых ей одной прокормить было не под силу. Какое-то время нас содержал дедушка, работавший частным поверенным, однако вскоре и он скончался. На этом мое детство окончилось — как старший в доме я стал подрабатывать перепиской бумаг. Заработок мой был мал, и подобная работа не сулила мне никаких перспектив. В связи с этим я решил поступить в Могилевское коммерческое училище. После февральской революции я ушел из седьмого класса училища и устроился инструктором отдела статистики, а весной вступил в партию эсеров, в то время пользовавшуюся среди нас, еврейской молодежи, большой популярностью. Однако уже спустя несколько месяцев я был разочарован практической деятельностью верхушки партии, стремившейся в первую очередь к большим окладам и мало прислушивающейся к народным нуждам. После Октябрьской революции городская управа была распущена, и я начал работать в пенсионном отделе городского совета, занимаясь оформлением пенсий и пособий. Когда в марте восемнадцатого германские войска перешли по всему Восточному фронту в наступление, наш Могилев оказался занят солдатами кайзера. Интервенты разогнали Совет рабочих и солдатских депутатов, и я устроился на бетонный завод. Когда германские войска белорусские земли, в Могилев вошли части Красной Армии, восстановив советскую власть и я вновь устроился в городской совет и занялся реализацией продразверстки. По долгу службы мне пришлось много разъезжать по губернии, участвуя в подавлении кулацких бунтов. Спустя короткое время меня перевели на работу в Губпродукт, где я решал проблемы, связанные с кооперацией производителей. Весной этого года меня отправили в столицу для учебы на курсах, организованных при Всероссийском совете рабочей кооперации. В родные края я вернулся в сентябре, обосновавшись в Гомеле, я принял участие в подавлении мятежа, возглавляемого бывшим царским офицером Стрекопытовым. Когда я узнал о приближении к Гомелю белогвардейцев, я вступил в партию большевиков и стал бойцом партийного отряда. А тут вдруг вызов из Москвы! Да еще телеграмма была подписана самим председателем ВЧК! Я по дороге в столицу всю голову сломал, пытаясь понять для чего я понадобился. Вы не в курсе, откуда товарищ Дзержинский про меня узнал и почему именно меня определили в ваше управление?
