— Что, сын мой?

— Вот у нас с Макаром к Вам вопрос имеется.

— Говорите, дети мои, — выпрямился батюшка и отер пот рукавом рясы.

Я быстро, в нескольких словах обрисовал наше затруднение.

— Сын мой, — обратился священник к Макару, — Негоже жить во грехе. Ежели ты готов жениться и она согласна идти за тебя замуж, то надобно её окрестить, и тогда я вас обвенчаю. Чтобы всё было по-Божески, чин по чину.

Вопрос был серьёзный. Непонятно, отпустят ли племя соплеменницу. И я пошёл опять собирать Совет Старейшин.

У индейцев оказалось всё куда проще, чем у как бы цивилизованных белых. Тяжелый камень, взглянув на Макара тут же сообразил о ком идет речь, гортанно крикнул, и вскоре прибежала смущённая суженая нашего богатыря. Вождь и шаман задали несколько вопросов, на что она бойко тараторила, потом открыто глядя Согласно кивнула.

— Проворная ласточка согласна креститься если для этого надо чтобы её мужем стал Макар. А вождь или шаман, хотя им и не нравится что соплеменница меняет веру предков, тем не менее запретить не могут: кто они такие, чтобы вмешиваться в волю духов. А рас духи так решили, Значит так тому и быть.

Когда закончились работы, состоялась импровизированная служба: в начале прошёл обряд крещения Проворной ласточки, новокрещёной под именем Мария, в честь нашего судна. И сразу вслед обряд венчание сына Божьего Макара с дщерью Божьей Марией. Лангсдорф расщедрился и из своих неприкосновенных запасов выделил светопластинку, сделал светоснимок молодой пары, это была первая в мире свадебная фотография, которую добрый доктор вставил в рамку и вручил молодоженам. Резанов по-видимому вспоминал Кончиту, потому что вначале умилялся, а под занавес бракосочетания захандрил. Счастливые молодые в эту ночь почивали в одном шатре.

Утром 24-го Мы проснулись ещё до рассвета. Собирали вещи, ставили последние задачи, отдавали последние распоряжения.

Пока я, довольный поисками, растолковывал Ереме как лучше сжигать нефть в топке парового котла, Резанов молчал.

«Вашбродь, ты чего кручинишься?» — заметил я наконец напряжение владельца тела.

«А? — вынырнул из задумчивости камергер, — Да не то что кручинюсь… Думаю как разгребать твои „подарки“. Ты-то прыг-скок и в дамки: вот вам золотишко, вот землица, вот новые подданные Империи, вот нефть. Вот и думаю как всё это пристроить».

«Так договор у тебя на руках», — беспечно пожал я плечами.

«Договор договором. Мало приобрести, надобно удержать, сохранить и приумножить. Но и это полдела».

«А что ещё?»

«Как что!? Вот ты представь: мы тут всё наладили, золотишко и нефть добывается, землица обрабатывается, идёт стройка, людишки трудятся. Мы уплыли, а сюда нагрянули супостаты. Те же алчные до золота гринго, янки-американцы, надолго-то сохранить в тайне сии россыпи не получится. И покуда до нас сия неприятная весть дойдёт, оне тут уже всё, всё приберут к рукам…»

«М-м-да-а… Знаешь Николай Петрович, а ты прав. Как-то я об этом не подумал… Послушай», — воскликнул я спустя полминуты напряженного раздумья: «А если мы тотчас узнаем о противнике? Ну, в смысле если сумеем поддерживать постоянную связь?»

«Тю-ю, — взмахнул Резанов, — Эдак нам никаких денег на гонцов не хватит. Однако ежели вовремя спохватиться, то пожалуй отстоим».

«А и не надо никаких гонцов».

«Как?»

«В моё время есть устройство для мгновенной передачи мыслей на любые расстояния. Твои, — я закатил глаза подсчитывая, — да, правнуки уже будут им вовсю пользоваться. Называется „радио“. Раньше него появится телеграф и телефон, но они по проводам и нам не подходят. Хотя по проводам связь надежнее. Попробую-ка сделать радио. Но на всякий пожарный случай давай-ка подстрахуемся как оговаривали…»

Я, чувствуя напряжение Резанова, всю инициативу отдал ему и сам пока что просто Наблюдал за деятельностью со стороны. Здесь, на месте нашего лагеря предметы уже хорошо различались, но на реке, где стояла «Мария», всё ещё сумрачно из-за тени от противоположного берега и отплывать чревато опасностью посадить судно на мель.

Резанов в который раз втолковывал Макару, старшине остающихся поселенцев, что сразу после отхода батели необходимо поднять на шесте Вымпел, для которого нашли кусок Красной тряпки. Я про себя ухмыльнулся: «Прям красный флаг». Втолковывал до такой степени, столько раз повторял, что довёл мужика до белого каления, у того свело лицо как от кислого.

Наконец все вопросы порешали, Макар с помощниками на лодке отправились к форту. Резанов в возбуждении ходил вдоль берега.

В общем-то я сам виноват: когда мы проводили на Собачьем холме рекогносцировку я обратил внимание Резанова что виден океан, и что если поставить флаг, будет заметно с океана. Логически всё верно, но вот как оно обернется на практике…

Напоследок перед отплытием Резанов решил ещё пройтись по берегу. В гальке что-то блеснуло пригляделся: нет, не золото. Но я придержал, нагнулся, подобрал: точно как найденный в первый день, сначала показалось кусок металла, настолько увесистый. Но на изломе заметил кубики кристаллов. Всё ясно: минерал, камень. Причем смутно знакомый. Сунул в карман. Резанов принялся отчитывать:

«Сергей Юрьевич, ну ты хоть на людях-то меня не позорь. А то что это такое: командор камушки как какой-либо мальчишка собирает по карманам!»

«Погоди, Николай Петрович, это не простой булыжник. Сдается мне это руда какая-то, хочу у Лангсдорфа уточнить».

Резанов только вздохнул. И, резко повернувшись размашисто зашагал к судну.

Все уже суетились на борту, ожидали только командора. Я остановился посреди трапа, обернулся: нас пришли провожать индейцы.

Наряженные в наши подарки они выглядели живописно, так что Лангсдорф бросился устанавливать светописец, чтобы запечатлеть незабываемое зрелище. Вождь в накинутом на плечи малиновом верблюжьем одеяле, рядом шаман в канареечно-желтом, оба донельзя довольные. «Ну чисто дети», — толкнул я командора. Позади элиты племени взрослые в темно-синих. Такие же у меня были в Галицинском погранучилище, да и на заставах после: «Неужто вон с каких времен повелось?» — подумалось.

Резанов приветственно поднял кулак. Вождь в ответ вскинул томагавк и многократно повторенное эхом «Хэйо!» прокатилось по руслу. Макар Ребров с Марией, новоиспеченной молоденькой женой-индианкой держась за руки стояли подле подаренного им на свадьбу громадного самовара. Который весело разбрасывался солнечными зайчиками от начищенного бока. Я не стерпел и схулиганил, прогорланил:

— Ур-р-а-а-а!!! — русские громогласно поддержали.

Глубоко осевшая под драгоценным грузом «Мария» осторожно лавируя в русле выбралась наконец на чистую воду и Хвостов облегченно вытер пот со лба.

По заранее проверенному фарватеру по течению двигаться гораздо быстрее, уже где-то через пару километров разве только в подзорную трубу удавалось разглядеть вымпел на форте. Резанов поник. Я ободрял его как мог: «Вашбродь, Ну что Ты? Ну придумаем ещё что-нибудь! Сейчас выйдем на простор — из пушки пальнём, нам ответят как договаривались с Макаром». Резанов резко огрызнулся: мол, «Ты, Сергей Юрьевич, прыг-скок и в дамках, ни за что не болеешь. А вот он, Резанов как государственный чиновник печется о благе державы: теперь всё оприходовал и чувствует себя обязанным держать ответ». Я понимал его состояние, поэтому оставил в покое…

А пока что я пощупал карман в котором лежал подобранный странно знакомый минерал, что-то мне свербило в мозгах, что я его хорошо знаю, раньше использовал, но додумать всё никак не удавалось, то и дело что-либо отвлекало. Вот сейчас позвал Ерёма и в радостном возбуждении показал что он придумал как пар, который до сего времени просто выпускали в атмосферу, так он придумал как его хотя бы частично конденсировать и возвращать воду обратно в котёл. Немножко усовершенствовал опору для вала, ещё какие-то детали паровой машины. Я порадовался: «Вот есть у нас первый рационализатор!»