Тридцатого декабря в Усинск вернулся Лонгин, довольный и счастливый. Зимы в Саянах холодные, но часто мало и даже вообще бесснежные, поэтому зачастую многочисленные реки, речки и ручьи представляют зимой идеальные пути-дороги. Снега выпало еще мало, перевалы через Танну-Ола еще не закрылись и проводник, взятый монголом в одном из предгорных стойбищ, без труда провел отряд через хребет. Оставляя по левую руку большое соленое озеро Убсу-Нур, отряд устремился на юго-восток, к ставке имперского наместника.

В Улясутай нашего посла не пустили и налог с довеском повез лама Тензин Цултим, брат Ольчея. Ожидать его Лонгин встал лагерем в двух верстах от ворот, через которые въехал лама и монгол со своим отрядом. Тензин Цултим вернулся через несколько часов. Возвращающегося ламу Лонгин разглядел издалека и приказал приготовиться к движению. Тензин Цултима сопровождали двое монгольских воина, вооруженных саблями. В подзорную трубу Лонгин хорошо разглядел стоящий у ворот вооруженный конный отряд. Лонгин приказал своим людям расчехлить ружья и приготовиться к бою. Сам же приготовил пистолеты, поправил шашку, чтобы удобнее было выхватывать и направился навстречу Тензин Цултиму. Не доезжая метров десять, монголы остановились. Лонгин явственно разглядел как они напряглись, увидев в его руках пистолет. Через правое плечо у Тензин Цултиму весела кожаная сумка и он подъехав к Лонгину, сказал:

— Охранная грамота, — и хлопнул по сумке.

Лонгин пропустил ламу и не убирая руки с пистолета, стал ждать действий монголов. Те,помедлив несколько секунд, начали разворачиваться. Лонгин свободной рукой достал подзорную трубу и обернулся на свой отряд. Все его воины по-прежнему были готовы к бою. Конный отряд у ворот спокойно стоял, дожидаясь возвращения своих воинов. Некоторые даже спешились.

Развернув свою лошадь, Лонгин поскакал к своему отряду. Не доезжая метров десять, он громко скомандовал:

— Зачехлить оружие, приготовиться к движению.

С этими двумя десятками в Туране специально занимался Шишкин, отрабатывая с ними взаимодействие с русскими гвардейцами и командирами. Поэтому они отлично понимали все команды Лонгина и четко их выполняли. Тем более ожидая Тензин Цултима, Лонгин еще раз проговорил с ними все возможные ситуации.

Лама, не дожидаясь вопроса, сказал подъехавшему Лонгину:

— Не надо ждать, господин Лонгин.

Лонгин кивнул, подождал еще несколько секунд пока все воины убрали оружие, проверили свое снаряжение и сменных лошадей. Внимательно осмотрел каждого, в глазах воинов он прочел их готовность к выполнению следующего приказа и встав в стременах, скомандовал:

— Вперед, марш, марш!

Всю дорогу до южных предгорий хребта Западный Танну-Ола Тензин Цултима почти не разговаривал, только торопил на стоянках, что бы быстрее меняли лошадей и опять вперед. Ехали о двуконь и поэтому удавалось значительно опережать конный отряд сопровождавший их от самого Улясутая. Когда приблизились к озеру, лама неожиданно сказал, что надо изменить маршрут и объезжать озеро Убсу-Нур по другому берегу, а затем через хребет идти другим путем, перевалом Баин-тангы. Он хорошо знал этот перевал и несколько раз ходил через него во все времена года.

Горы с первого взгляда казались неприступными, но подъем оказался довольно удобный. На перевале не оказалось деревьев; только довольно большая болотистая площадка, посредине которой возвышалось обычное в Монголии на перевалах обо, груда камней и хворосту со вставленными в кучу палками, с навешанными жертвами духу горы. Хребет над перевалом возвышается еще на добрую сотню метров. Снега почти не было, болотистая площадка полностью промерзла как и болотистые берега многочисленных речушек и речьев, впадающих в озеро Убсу-Нур. С высоты перевала был хорошо виден монгольский отряд у подошвы хребта.

Спуск с перевала был очень лесистый и достаточно крутой, пришлось спешиться. Тензин Цултим уверенно вел отряд и вскоре вышли к какой-то речушке и двинулись по её льду. Узкое ущелье прошли достаточно быстро и наконец сделали настоящий шестичасовой привал. До этого останавливались самое большое часа на три, только что бы перекусить. Лонгин не представлял, как можно ехать при свете звезд и Луны и неутомимый лама показал ему как это делается.

На выходе из ущелья в долину отряд наткнулся на большое тувинское стойбище. Тензин Цултим бросив быстрый взгляд на достаточно грязные и неряшливые юрты сказал Лонгину, что это стойбище шаманов и лучше это место проехать побыстрее, ни в коем случае не останавливаясь и не вступая с ними в контакт. Причина оказалась очень приземлённой и прозаической, эта публика была очень воровита.

Когда перешли Енисей неожиданно пошел сильный снег, глядя на который Тензин Цултим первый раз улыбнулся, а затем резко стал серьёзным и сказал Лонгину:

— Передай князю, через три года они придут большой армией. Очень большой. Восемь знамен, — Тензин Цултим спешился, церемониально попрощался с Лонгином и сделав какой-то знак двум встречающим его ламам, пошел вдоль Енисея.

Встречать наших послов приехал Ольчей, лейтенант Шишкин и Адар-оол. Ольчей проехал метров пятьдесят за уходящими, а затем долго смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду он развернулся и подъехал к ожидающим его.

— Сейчас Тензин Цултим ничего не расскажет. Придет время я спрошу его, — Ольчей наклонился в седле и потрепал гриву своего коня. — Восемь знамен это очень много.

Лонгин неожиданно встал в стременах и издал какой-то торжествующий клич.

— Не дрейфь, господин зайсан. Отобьёмся. За три года много воды утечёт, — Лонгин опустился в седло и оглядев своих спутников, серьёзными тоном продолжил, — Восемь знамен это много, даже очень много. Больше ста тысяч. Им тут просто места нет. Чем лошадей кормить? А? Да и нет у них уже такой силы. Брехня. Была бы сила, уже бы пошли.

В Туран приехали под вечер, всю ночь Лонгин совещался с Шишкиным, Ольчеем и своими заместителями. Предупреждение Тензин Цултим решили пока держать в тайне, поставив в известность о нем только светлейшего и капитана Пантелеева. По утру его, заснувшего прямо за столом, погрузили в возок и Адар-оол повез своего начальника в Медвежий острог. Засыпая, Лонгин приказал ему сопровождать, он не успел дать все необходимые распоряжения.

Возвращение Лонгина было для меня самым лучшим новогодним подарком. Я даже абсолютно равнодушно отреагировал на его рассказ о предупреждении Тензин Цултима. Решение пока засекретить это предупреждение мы с Ерофеем одобрили, слишком мало конкретной информации. Но развитие завода надо было ускорить и для решения главной проблемы я обратился за помощью к Ольчею. В первых числах января наш зайсан ответил мне и в Усинск приехало два десятка молодых тувинцев, кандидатов в рабочих завода, всего до начала весны Ольчей прислал нам сотню молодых людей и два десятка девушек. Очень ценным было, что все они приехали к нам без всякого принуждения, работать и служит у нас тувинцы шли очень охотно.

Все эти оргдела не отвлекли меня, а наоборот придали дополнительный стимул моему творчеству. По десять-двенадцать часов в сутки я или писал сам или диктовал Машеньке и Степану. В начале февраля я потихоньку начал проверять и редактировать свои записи. Особенно успешно шли работы над двумя книгами: химии и медицины. Курс химии писался быстрее всего, очень многое писал уже не я, а Яков. А учебник медицины мне писать было очень легко и интересно. Совершенно неожиданно для меня я очень многое помнил, несмотря на прошедшие годы. Чисто символическим было мое участие в написании учебника математики, знаний Тимофея было более чем достаточно. Самые большие трудности поджидали меня при написании двух учебников: физики и биологии. Я без проблем написал курсы механики, оптики и термодинамики в рамках учебных программ средней школы конца двадцатого века.

А потом я приступил к написанию курса электричества и сразу же появилась проблема терминологии: Гальвани, Вольта, Амперы, Омы и Фарадеи еще или не родились или пешком под стол ходили. Попытка придумывать новые названия запутала меня самого и я принял Соломоново решение: курс истории физики просто опустить и пальму первенства у этих господ не отнимать, нам славы и так хватит. А физические величины величать как я привык: омы, вольты, амперы.