Дознание подошло к концу. Вердикт — преднамеренное убийство, совершенное Джеффри Мастерменом. Гости, которых не выпускали из Грейнджа, разъехались. Мисс Мастермен отправилась в частную лечебницу, Тоуты — в свой дорогой и неудобный дом, где миссис Тоут всегда чувствовала себя посторонней, Мойра Лейн — в трехкомнатную квартиру, которую она делила с подругой. Мисс Силвер решила составить компанию Доринде, а после похорон должна была вернуться в город.

Доринда никак не могла решить, что же ей дальше делать. Конечно, она могла вернуться в клуб «Вереск» и поискать другую работу. Но стоило ли это делать? Эти кошмарные убийства и наследство, которое Доринда не собиралась принимать, не мешали ей оставаться секретарем миссис Оукли. Она изложила эти соображения Мойре Лейн, которая выпустила облачко сигаретного дыма и предложила ей посоветоваться с Джастином.

Доринда так и сделала. Точнее, она не стала ничего спрашивать, а просто сказала, что у нее нет никаких причин уходить от Оукли. На это Джастин проворчал: «Грандиозно!» и вышел из комнаты. Он не хлопнул дверью, так как в этот момент входил Пирсон с чайным подносом, но у Доринды создалось впечатление, что если бы не это препятствие, дверь бы хлопнула весьма ощутимо.

После чая Доринда отправилась в Милл-хаус и была препровождена Дорис в розовый будуар, где супруги Оукли пили чай. Дорис унесла поднос, а Мартин Оукли, пожав Доринде руку, выскользнул из комнаты, оставив ее наедине с Линнет. В розовом пеньюаре, откинувшаяся на розовые и голубые подушки дивана, она напомнила Доринде фигурку из дрезденского фарфора. Следы трагедии, столь несовместимые с чертами женщин такого типа, исчезли почти полностью. Тени под глазами цвета незабудок уже не походили на синяки. Тонкий слой макияжа лишь подчеркивал красоту цветущей кожи. Стиснув руку Доринды, миссис Оукли твердила, какой это был кошмар.

Согласившись, Доринда перешла прямо к делу.

— Я могу вернуться в любой день…

Ее руку тут же отпустили, и на свет появился кружевной платочек. Приложив его к глазам, миссис Оукли пробормотала, что все это очень сложно.

— Вы не хотите, чтобы я возвращалась?

Платочек снова был задействован.

— Не в этом дело, но…

— Тогда в чем?

Процедура оказалась длительной, напомнив Доринде, как она пыталась когда-то поймать птицу с поврежденным крылом, но та в самый последний момент взлетала вверх, и все начиналось сызнова. После многочисленных фраз, начинающихся со слов «Мартин думает…», «болезненные ассоциации…», «тяжелые воспоминания о прошлом…», причина наконец прояснилась: Доринда слишком много знала. Разумеется, миссис Оукли не сказала об этом прямо, но смысл был именно таков.

— Конечно, мы немедленно поженимся снова. Инспектор из Скотленд-Ярда обещал, что никто ничего не узнает, если только это не понадобится для дальнейшего расследования. А такое вряд ли возможно, не правда ли? Мартин говорит, что после повторного венчания, мы сможем обо всем забыть. Я уверена, что вы поймете… Все было так ужасно… я думала, что это сделал Мартин — конечно, не с мистером Кэрролом, а с Гленом… а Мартин боялся, что это я… Очень глупо с его стороны — у меня бы на такое не то, что злости, но и сил бы не хватило. Когда-то я очень любила Глена и ни за что не смогла бы… Мартин — другое дело. Он страшно ревнив, поэтому я и боялась… — Она снова вытерла глаза и достала пудреницу. — Мне нельзя плакать, я потом кошмарно выгляжу. К тому же я должна быть благодарна, что это оказался не Мартин. Иначе… — Рука с пуховкой опустилась, а глаза вновь наполнились слезами. — Если вы были влюблены в мужчину и он стал вашим мужем, то, даже давно с ним расставшись, вы не в силах относиться к нему равнодушно. А я была влюблена в Глена — в него нельзя было не влюбиться, — правда, когда у нас кончились деньги, он стал очень грубым со мной, а потом просто ушел и ни разу обо мне не побеспокоился, хотя я почти голодала. Но в нем было что-то, .. Доринда вспомнила, как умирающая тетя Мэри с горечью говорила: «Какой смысл спрашивать почему? Я вела себя глупо — но в нем было что-то…» Трудно представить себе более непохожих друг на друга женщин, чем тетя Мэри и Линнет Оукли, но у них была одна общая черта: обе не могли ответить «нет» мужчине, которого сначала звали Глен Портеус, а потом Грегори Порлок.

— На вашем месте я бы постаралась об этом не думать, — успокаивающим тоном сказала Доринда. — У вас уже покраснели глаза. Вы так и не ответили, хотите ли вы, чтобы я к вам вернулась. Если нет, мне придется подыскать другую работу.

Линнет изумленно на нее уставилась.

— Но ведь Глен оставил вам все свои деньги!

— Их не так уж много, а кроме того, я не могу их взять. Я только хочу знать, хотите ли вы, чтобы я продолжала у вас работать. Думаю, что нет.

Доринда угадала.

— Не потому, что вы нам не нравитесь — совсем наоборот. Но мы всегда будем вспоминать, что вам все известно, а это так тяжело… Так что, если вы не возражаете…

Вернувшись в Грейндж, Доринда сообщила Джастину Ли, что она безработная.

— Отправлюсь-ка я снова в клуб «Вереск» и подумаю, что делать дальше. Мне выдали месячное жалованье, а так как я и пальцем не пошевелила, чтобы его заработать, это не так уж плохо. Отчасти даже хорошо, что Оукли не хотят моего возвращения. Мне гораздо приятней будет оказаться там, где никто никогда не слышал о дяде Глене. Глупо, конечно, но такая уж я чувствительная…

Мистер Ли развалился в самом удобном кресле кабинета, вытянув ноги и полуопустив веки. Его можно было принять за спящего, но Доринда точно знала, что он не спит.

— Декларация независимости? — пробормотал Джастин после краткой паузы.

— Мисс Силвер и я можем завтра же утром уехать в Лондон.

— Только я бы на твоем месте сначала позавтракал. Никогда не путешествую на голодный желудок.

— Я и не собиралась этого делать. Ну, пойду упаковывать вещи.

Джастин приоткрыл глаза — достаточно широко, чтобы Доринда увидела в них улыбку.

— Собраться еще успеешь. Давай лучше поговорим.

— Не думаю, что мне этого хочется.

— А ты подумай еще раз. Подумай обо всем, о чем скорее всего будешь думать впоследствии и страшно жалеть, что не поделилась этим со мной. Если не можешь думать сама, я с удовольствием помогу. — Теперь улыбались и его губы. — Сядь и расслабься, дорогая. — Он придвинул к своему креслу другое. — Покойный Грегори знал, как обставить дом. А мы все это время сидели, напрягшись, как струны, пока разговаривали с полисменами! Такие прекрасные кресла не заслуживают подобного отношения. Сядь и расскажи мне о своих планах.

— Доринда подчинилась, с ужасом чувствуя, что никогда не сможет проявить неповиновение и твердость, если Джастин будет на нее так смотреть. Но ничего, не так уж часто ему придется ею командовать — оба будут работать и смогут видеться лишь изредка.

Опустившись в кресло, Доринда сразу поняла, что совершила промах. Куда легче быть гордой и независимой стоя. Мягкие кресла ужасно расслабляют. Вместо того чтобы думать о том, как здорово полагаться только на себя, она почувствовала, что это будет невероятно скучно. К тому же, как назло, ей в голову лезли те эпизоды, которые она твердо решила забыть. Например, тот момент в субботу вечером в холле, когда Джастин обнял ее. Конечно, это ничего не значило, потому что они были родственниками, а в комнате только что произошло убийство. Или тот, когда она прижалась к нему всем телом, зарывшись лицом в его пиджак, — это когда полиция арестовывала Джеффри Мастермена, а он вырвался и побежал к окну. Шум борьбы, топот ног по лакированному полу, крики, звон бьющегося стекла снова и снова звучали у нее в ушах, словно рядом шел какой-то детективный фильм. Джастин тогда с трудом отодвинул ее от себя и поспешил на помощь полиции. Доринду бросало в жар при мысли, что ему пришлось силой вырываться из ее объятий.