– Хорошо, достану. Можешь здесь смотреть телевизор… Хотя, в это время еще нет передач. Ммм… ты ведь не умеешь читать? Или умеешь?

– О, конечно, нет! Я бы никогда не осмелилась подать прошение.

– Хммм… – Хью знал, что разрешение учиться читать не мог дать даже Мемток. Такое дело требовало вмешательства самого Их Милости, да и то обязательно проводилось расследование причин такой необходимости. Более того, все его такого рода противозаконные поступки, еще более утончали и без того очень тонкую нить, связующую его с Барбарой и могли окончательно лишить его надежды на воссоединение с ней.

Но… Черт возьми, мужчина должен всегда быть мужчиной!

– У меня здесь есть свитки и экран. Ты хотела бы научиться?

– Да защитит нас Дядя!

– Не поминай Дядю всуе. Если хочешь, и если можешь держать свой маленький язычок за зубами – я научу тебя. Чего ты так испугалась! Можешь ничего сразу не решать. Скажешь мне, когда надумаешь. Только никому не говори об этом.

Киска никому не сказала. Умалчивать она тоже боялась, но инстинкт самосохранения подсказывал ей, что если она доложит и об этом, то ее безоблачное счастье может кончиться.

Киска стала для Хью чем-то вроде семьи. Она ласково провожала его на работу, вечером с улыбкой встречала, разговаривала с ним, если ему хотелось поговорить и никогда не заговаривала первой. Вечера она обычно проводила перед телевизором – вернее так называл его Хью – это и в самом деле было телевидение – цветное, трехмерное, и без привычных строк, работавшее на принципах, которых он не понимал.

Передача начиналась ежевечерне после вечерней молитвы и продолжалась до отбоя. Большой экран был расположен в холле, где собирались слуги, а несколько малых экранов располагались в комнатах старших слуг. Хью несколько раз смотрел передачи, надеясь лучше понять общество, в котором ему предстоит жить.

Посмотрев телевизор несколько раз, он решил, что с таким же успехом можно стараться понять жизнь Соединенных Штатов по многосерийному фильму "Пороховой дымок". Передача оказалась крикливой мелодрамой со стилизованным действием, как в китайском театре, а обычным сюжетом, похоже, было то, как верный слуга славно гибнет, спасая жизнь своему повелителю.

Но по понятиям подлестничного мира, телевизор был вторым по значению развлечением после Счастья. Киска очень любила смотреть его.

Обычно она смотрела его, жуя свою жвачку и издавая сдавленные восклицания, приглушенные, чтобы не отвлекать Хью, склонившегося над книгой. После окончания передачи она счастливо вздыхала, принимала свою порцию Счастья с изъявлениями величайшей благодарности, касалась на прощание рукой лба и отправлялась спать. Хью же иногда еще некоторое время проводил за чтением.

Он очень много читал – каждый вечер (если только Мемток не наносил визита), и половину каждого дня. Он, конечно, отрывал время от переводов для Их Милости, но никогда не злоупотреблял этим. Ведь эта работа была единственной надеждой на будущее. Он понял, что если хочет делать достаточно понятные переводы древних текстов, то должен хорошо разбираться в современной культуре. В Летнем Дворце была хорошая библиотека, и когда он заявил, что для работы ему необходимо иметь к ней доступ, Мемток все устроил.

Но истинной его целью было не улучшение качества переводов, а стремление понять, что случилось с ЕГО миром, и почему возник ЭТОТ мир.

Поэтому на его экране для чтения постоянно был заряжен какой-нибудь свиток. Принцип печатания на свитках он нашел просто-таки восхитительным. Он превращал старую систему чтения переплетенных листов в принципиально новую и куда более эффективную систему считывания. Для чтения было всего-навсего необходимо опустить в читающее устройство сдвоенный цилиндр, включить устройство и смотреть на экран. Буквы бежали перед глазами с определенной скоростью, и когда строчка доходила до конца, цилиндры начинали вращаться в обратном направлении, давая возможность читать следующую строчку, которая была напечатана по отношению к первой вверх ногами.

Глаза не теряли времени на возвращение к началу следующей строчки. Зато скорость воспроизведения текста на читающем устройстве можно было регулировать сообразуясь с собственной возможностью воспринимать его. И по мере того, как практика Хью в чтении увеличивалась, он увеличивал скорость все больше и больше, и мог читать уже в несколько раз быстрее, чем по-английски.

Но он не находил того, что искал.

Где-то в прошлом различие между фактом, выдумкой, историей и религиозными писаниями казалось, стирались. Даже после того, как он выяснил, что война между Востоком и Западом, забросившая его сюда из его собственного столетия, датировалась 703 годом до великого Изменения, он все равно с трудом находил соответствие между миром, который был ему когда-то знаком и "историей", заключенной в свитках.

Описаниям войны еще можно было верить. Сам он был свидетелем только первых ее часов, но свитки давали возможность узнать как примерно разворачивались события дальше: ракетно-бомбовые ураны, которые именовались "блестящим превентивным ударом" и "массированным ударом возмездия", стершие с лица земли города от Пекина до Чикаго и от Торонто до Смоленска, огненные смерчи, которые причинили ущерб в десятки раз больший, чем бомбы, нервный газ и другие ОВ, которые доделали дело и уничтожили тех, кого пощадили пожары, болезни, инкубационный период которых закончился как раз тогда, когда горстка уцелевших начала приходить в себя и обретать призрак надежды – болезни, эпидемии которых со временем не становились слабее.

Да, всему этому можно было верить. Осуществление всего этого сделали возможным башковитые ребята, а серьезные ребята, на которых они работали, даже и не подумали предотвратить все это, а просто даже и не считались с такой возможностью, когда башковитые ребята делали все, что они им заказывали.

Нет, напомнил он себе, он никогда не считал, что "лучше красный, чем мертвый", не считает так и теперь. Нападение было на сто процентов односторонним и он не жалел ни об одной мегатонне "массированного возмездия".

Но что было, то было. Свитки говорили о том, что уничтожено было все северное полушарие.

А как же насчет остального мира? В свитках говорилось, что в Соединенных Штатах ко времени войны негры находились на положении рабов. Значит, кто-то выкинул целое столетие истории. Сознательно, или нет? Или это явилось следствием путаницы и отсутствием сведений? Насколько это ему было известно, в Смутное время на протяжении почти двух столетий по всему миру пылали костры из книг. Сожжение книг продолжалось даже и некоторое время после Изменения.

Было ли это утраченной историей, как история Крита, например? Или жрецы сочли, что так будет лучше?

А с какого момента китайцев стали считать "белыми", а индусов "черными"? Конечно, если судить исключительно по цвету кожи, то китайцы и японцы были такими же светлокожими, как и любой средний белый его времени, а индусы так же темнокожи, как и африканцы. Но в его время антропологическое деление народов было совсем иным.

Само собой, если в виду имелся только цвет кожи – а видимо именно он только и имелся в виду – спорить было не о чем. История утверждала, что белые, со своими дурными наклонностями, уничтожили друг друга почти окончательно… оставив в наследство Землю простодушной, душевной, милосердной темной расе, избранной расе Великого Дяди.

Немногочисленные выжившие белые, спасенные Дядей, были выхожены и выпестованы как дети и теперь снова плодились и размножались под благосклонным руководством Избранных. Так было написано.

Хью мог судить, что война, которая полностью уничтожила Северную Америку, Европу и всю Азию, кроме Индии, могла унести жизни большинства белых и почти всех китайцев. Но что же случилось с белым меньшинством в Южной Америке, с белыми в Южно-Африканской республике, с австралийцами и жителями Новой Зеландии?

Как он не бился, ответа Хью так и не нашел. Единственное, что было определенным, так это то, что Избранные все были темнокожими, а их слуги – бледнолицыми, и обычно низкорослыми. Хью со своим сыном были гораздо выше других слуг. И наоборот: даже те немногие Избранные, которых он видел, были людьми весьма крупными.