– Тогда, может быть, будем одевать сандалии по очереди. Затем мне придется сломать замок на загрузочной двери, но с неделю назад я приметил там металлическую полосу. Она должна быть на месте. Короче говоря, я сломаю замок. А потом мы быстро-быстро двинем в путь. Наше исчезновение обнаружат только во время завтрака, потом потребуется еще некоторое время, чтобы удостовериться в нашем побеге и еще больше времени, чтобы организовать погоню. Так что времени нам должно хватить.

– Конечно, мы успеем.

– И еще одно… Если я возьму у тебя одежду, а затем закрою крышку, оставайся на месте. Не издавай ни звука и не выглядывай.

– Хорошо.

– Меня может не быть примерно с час. Возможно, мне придется симулировать боль в животе и зайти к ветеринару. Тогда я вернусь как только смогу.

– Ладно.

– Барбара, возможно, тебе придется ждать все двадцать четыре часа. Не дай бог, конечно. Ты сможешь столько пробыть здесь и все это время не давать малышам плакать? Если потребуется?

– Я на все готова, Хью.

Он поцеловал ее.

– А теперь возьми светильник в рот и сомкни губы. Я хочу выглянуть наружу.

Он чуть приподнял крышку и снова опустил ее.

– Очень удачно, – прошептал он, – даже фонарь погасили. Ну, я пошел. Будь готова передать мне вещи. Но прежде всего Джо. И не должно быть видно света.

Он поднял крышку и беззвучно опустил ее на пол, подтянулся, вылез на пол в коридоре и встал.

Луч света ударил ему в глаза.

– Довольно, – сухо сказал кто-то. – Ни с места.

Он так быстро ударил ногой по руке, держащей хлыст, что обладатель не успел им воспользоваться. Хлыст вылетел из державшей его руки и отлетел в сторону. Хью прыжком преодолел разделявшее их расстояние и ударил рукой. – ТАК!, а потом – ВОТ ТАК! Этого оказалось более чем достаточно. У человека была сломана шея; именно так, как описывалось в учебнике.

Хью тут же наклонился над люком.

– Давай! Быстро!

Барбара подала ему ребенка, затем багаж. После этого он подал ей руку и она выбралась из люка.

– Посвети, – прошептал он. – А то его фонарь потух, а мне нужно избавиться от тела.

Она посветила ему.

Мемток…

Хью с удивлением покачал головой, столкнул тело в люк и закрыл крышку. Барбара уже была готова, ребенок прочно привязан за спиной, второй ребенок в левой руке, в правой – вещи.

– Пошли! Иди за мной, не отставая!

Он подошел до перекрестка, нащупывая дорогу рукой вдоль стены.

Он так и не увидел доставшего его хлыста. Все, что он почувствовал – это боль.

*

Довольно долгое время мистер Хью Фарнхэм не чувствовал ничего кроме боли. Когда боль немного отпустила его, он обнаружил, что находится в чем-то вроде камеры, вроде той, в которой он провел первые дни пребывания в имении Лорда Протектора.

Он пробыл в ней три дня. По крайней мере так ему показалось, потому, что кормили его за это время шесть раз. Он каждый раз предчувствовал, что его собираются кормить – или опустошить его парашу, потому что из камеры его ни для чего не выпускали. Перед раздачей пищи его обволакивала невидимая паутина, кто-то входил, оставлял пищу, менял парашу и уходил. И слуга, который делал все это, ни за что не отвечал ни на какие вопросы.

Когда по его подсчетам прошло три дня, он неожиданно почувствовал, что его опутала паутина (это случилось как раз после еды) и вошел его старый коллега и "кузен" Главный Ветеринар. У Хью были более чем веские основания подозревать, в чем причина его визита: затем его предчувствие превратилось в уверенность и он стал просить, требовать, чтобы его отвели к Лорду Протектору. В конце концов он перешел на крик.

Врач никак не реагировал на это. Он вколол что-то Хью в ляжку и вышел.

К некоторому облегчению Хью, сознания он не потерял, но, когда поле исчезло, он почувствовал, что все равно не может пошевелиться и впал в какое-то, подобное летаргии, оцепенение. Через некоторое время вошли двое слуг, подняли его и положили в какой-то ящик, похожий на гроб.

Хью почувствовал, что его куда-то несут. Ящик несли довольно аккуратно и он только однажды почувствовал, что они поднимаются, потом – остановка; его ящик куда-то поставили, и через несколько минут, часов или дней снова понесли. В конце концов он оказался в другой камере. Она немного отличалась от первой: стены здесь были светло-зелеными, а не белыми. Ко времени очередного кормления оцепенение покинуло его и его вновь опутали паутиной невидимого поля, пока слуга принес пищу.

Так продолжалось сто двадцать два кормления. Хью отмечал каждое из них кусочком отгрызенного ногтя на внутренней стороне руки. Это отнимало у него ежедневно не более пяти минут. Остальное время он беспокойно размышлял о судьбе Барбары и близнецов или спал. Сон был гораздо хуже беспокойства, потому что во сне он снова и снова совершал побег и каждый раз его ловили – правда всегда в разных местах. Не каждый раз ему приходилось убивать своего друга Главного Управляющего, а два раза им даже удавалось добраться до самых гор, прежде чем их настигала погоня. Но рано или поздно их все равно ловили, и каждый раз он просыпался с криком, зовя Барбару.

Больше всего он беспокоился о ней и о близнецах, хотя малыши были для него какими-то не совсем реальными. Ему ни разу не приходилось слышать, чтобы прислугу за что-нибудь серьезно наказывали. Но, равно, ему никогда не приходилось и слышать о прислуге, попытавшейся совершить побег, да еще сопровождающийся убийством. Так что, наверное, он ничего знать не мог. Он знал только одно, что Лорд Протектор предпочитает к столу мясо прислуги.

Он старался убедить себя, что старик Понс ничего не сделает с прислугой, которая кормит грудью – а кормить ей предстояло еще довольно долго. Прислуга обычно растила детей до двух лет, как ему было известно со слов Киски.

Он беспокоился и насчет Киски. Не накажут ли малышку за то, к чему она практически не имела никакого отношения? Ведь она совершенно посторонний во всем этом деле человек. И опять он ни в чем не мог быть уверен. В этом мире существовала своего рода "справедливость"; она являлась составной частью религиозных писаний. Но "правосудие" его собственной культуры она напоминала весьма отдаленно и оставалась для него тайной за семью печатями.

Большую часть времени он проводил в "конструктивном" беспокойстве, т.е. размышлял о том, что ему следовало бы сделать, а не о том, что он сделал.

Теперь он понял, что его планы были просто смехотворными. Ему не следовало так быстро поддаваться панике и торопиться с побегом. Куда лучше было бы упрочить связи с Джо, ни в чем не противоречить ему, играть на его тщеславии, работать на него, а со временем начать добиваться от него, чтобы он согласился принять Барбару и детишек. Джо был легко располагающим к себе человеком, а старый Понс весьма щедр, поэтому он мог бы даже не продавать Джо трех бесполезных слуг, а просто подарить их. Тогда мальчикам на протяжении многих лет ничто не будет угрожать (а если они будут принадлежать Джо, то возможно и никогда не будет), а со временем Хью вполне мог бы рассчитывать стать доверенным слугой, занимающимся деловыми операциями хозяина, имеющим право свободного доступа куда угодно по делам своего повелителя. А ведь Хью мог бы так изучить все пружины, приводящие в действие механизм этого мира, как никакой другой домашний слуга.

А уж когда он детально ознакомился бы с этой культурой и обществом, он мог бы спланировать побег, который оказался бы удачен.

Какое бы общество не создал человек, напомнил он себе, в нем всегда можно добиться успеха. Слуга, имеющий дело с деньгами, всегда найдет способ немного украсть. Возможно, здесь тоже существовало что-то вроде "подпольной железной дороги", по которой беглецов переправляют в горы. Как все-таки глупо, что он поторопился!