Аминь! Но хотя для них мы были как огромный черный великан, которого разрубили на мелкие кусочки, и эти кусочки зарыли в землю; хотя среди чужой природы, под чужим небом нас лишили нашего наследия; разделяли, и разделяли, и разделяли нас, как игрок, тасующий колоду карт и снимающий с колоды. Хотя нас размельчили, разбили на мелкие кусочки; хотя на нас плевали, топтали нас, оскорбляли, зарывали в землю, и нашу память об Африке стерли в порошок и развеяли в туманных ветрах забытья…

— …Аминь, отец Хикмен! Униженные и босые, истолченные в порошок, ставшие как песчинки на берегу моря…

— …Аминь! И бога… Считайте, преподобный Блисс…

— …У нас не было глаз, ушей, носа, гортани, зубов, языка, рук, ног, правды, неправды, гнева, барабанов, танцев, песен, труб, голосов, правды, неправды, братьев, сестер, матери, отца, мулов, плутов, еды, разума — и Бога, преподобный Хикмен, сказали вы, Бога?

— …Сперва, преподобный Блисс, — сказал он, и в голос его вступил тромбон, свободно, мрачно и величаво. — Сперва. О, хотя разделенные и рассеянные, измельченные, вбитые в землю как костыль, забиваемый десятифунтовым молотом, мы были на земле, и в земле, и земля была красная и черная, как земля Африки. И, становясь в этой земле прахом, мы с ней смешивались в одно. Мы ее полюбили. Она подошла нам великолепно. Она была в нас, и мы были в ней. И тогда глубоко в земле, глубоко во чреве этой земли, мы начали шевелиться!

Наконец, Господи, наконец.

Аминь!

Как это было, преподобный Блисс! Вычитали писание, так расскажите же нам. Назовите нам это слово.

МЫ БЫЛИ КАК ДОЛИНА СУХИХ КОСТЕЙ!

Аминь! Как Долина Сухих Костей в сне Иезекииля. Ооо-о-ох! Мы лежали, разбросанные, в земле все долгое время, пока длилась сушь. И дули ветры, и солнце жгло с высоты, и дожди приходили и уходили, и мы были мертвые. Мы были мертвые! Кроме… кроме…

— Кроме чего, преподобный Хикмен?

— Кроме одного нерва, оставшегося от нашего уха…

Слушайте его!

И одного нерва в подошвах ног…

— …Вот здесь, братья и сестры, посмотрите!

Аминь, Блисс, теперь они видели… и одного нерва, оставшегося от нашей гортани…

…От нашей гортани — вот здесь!

…Зубов…

…От наших зубов — всего лишь одного зуба из тридцати двух…

…Языка…

…У нас не было языка…

…И остался еще один нерв — от нашего сердца..

…И еще один — от наших глаз, и по одному от наших рук и ног, и еще один — от мошонки…

— Аминь, остановитесь здесь, преподобный Блисс…

…Все они зашевелились в земле…

…Аминь, зашевелились, и вот там, среди всей нашей смерти и захороненности, прозвучал Голос с высоты…

…Глаголющий: да! Я сказал: да! Глаголющий: да-а-а-а…

…будут ли эти кости жить?

Он сказал: Сын Человеческий… в земле, хм! Остывший, под корнями деревьев и растений… Сын человеческий, да…

Я сказал: да…

…Я сказал: да, Сын Человеческий, дааа-а-а-а…

…будут ли эти кости жить?

Аминь! И мы услышали и поднялись. Потому что, при всей их пагубности, они не могли погубить и единого звука в истинном Слове… Мы услышали его внизу, среди корневищ и камней. Мы услышали его в песке и в глине. Мы услышали его в падающем дожде и в восходящем солнце. На горах и в ущельях. Мы слышали, как, лежа в земле, оно превращается в прах. Мы слышали в нем трубный звук, пробуждающий мертвых. Глаголющий: да! Да, будут эти кости жить.

— И наши кости ожили, отец Хикмен?

— О, мы соединились! Клац, щелк — каждая кость на свое место. И мы, двигаясь дружно, стали ходить! Да! Я сказал: да-а-а-а-а — будут эти кости жить!

И вот теперь я вышагиваю, в своем белом фраке, по помосту, едва удерживаясь, чтобы не затанцевать, — такая меня переполняет сила.

— И я кричу: аминь, отец Хикмен, мы ходили вот так?

— Так, преподобный Блисс! Ходите! Покажите, как мы ходили!

— Вот так?

— Да, так. А теперь обратно. Выше колени! Машите руками! Пусть фалды разлетаются в стороны! Ходите! И так, по его слову, я три раза прохожу по помосту вокруг кафедры и обратно. Да! И потом его голос, ликующий и глубокий: и если спросят вас в городе, почему мы возносили хвалу Господу медными тромбонами и барабанами гулкими, скажите им, что мы возродились, танцуя, возродились, утверждая Слово, возвращая к жизни нашу превзойденную нами плоть.

— Аминь!

— О преподобный Блисс, мы притоптывали под звуки трубы и хлопали, радуясь, в ладони! И мы двигались, да, двигались вместе в танце! Потому что мы получили новую песню на новой земле, и нас воскресили божьи слово и воля!

— Аминь!..

— …Из почвы этой земли мы возродились вновь и, благодаря Слову, ожили. Теперь у нас был новый язык и новая, с иголочки песня, чтобы облечь в плоть наши кости…

Новые зубы, новый язык, новое слово, новая песня!

У нас были новое имя и новая кровь, и у нас было новое дело…

— Расскажите о нем, преподобный Хикмен…

— Нам пришлось принять Слово вместо хлеба насущного. Нам пришлось принять его вместо крова и пищи. Нам пришлось принять Слово и, как на камне, построить на нем целую новую нацию, потому что, сказать правду, мы и на этот раз родились в железных цепях. Да — и в цепях невежества. И мы знали только дух слова, больше ничего. У нас не было школ. Мы не владели никакими орудиями; никакими хижинами, никакими церквами, ни даже своими собственными телами.

Мы были закованы, молодые братья, в железные цепи. Мы были закованы, молодые сестры, в цепи невежества. У нас не было школ, орудий, хижин — нами владели…

Аминь, преподобный Блисс. Нами владели, и впереди нам предстоял ужасающий труд… преобразить божье слово в фонарь, чтобы во тьме мы видели, где мы. О, легким Бог не сделал для нас ничего, потому что он свои планы намечает ой как надолго! Он смотрит далеко вперед, и на этот раз ему нужен, чтобы свершить его волю, народ, прошедший через все испытания. Ему нужен, чтобы дать имена вещам этого мира и тому, что в этом мире есть дорогого, народ с зорким глазом, острым умом, щедрым сердцем. Ему надоели незакаленные орудия и полуслепые каменщики. Поэтому он и дальше будет снова и снова испытывать нас в огне и на скалах. Он будет нагревать нас, пока мы не начнем плавиться, а потом он будет нас окунать в ледяную воду. И каждый раз мы будем выходить из нее голубыми и такими же твердыми, как оружейная сталь! О да! Он хочет, чтобы мы стали людьми, каких еще не было. Может быть, не только мы войдем в тот народ, но мы войдем в него, мы станем одной из его частей, аминь! Ему нужно, чтобы мы были гибкими, как ветки ивы, и ему нужно, чтобы мы были тугими, как сухожилия, и, когда нам приходится сгибаться, распрямлялись потом и становились такими же, как были прежде. Он будет метать в нас молнии, чтобы мы научились крепко стоять на земле и чтобы быстрыми как молния стали наши умы. Он будет гонять нас по этой земле с места на место и заставит нас пройти через тяжелые времена и несчастья, через непонимание и обиды. И некоторые будут жалеть вас, а некоторые презирать. И некоторые попытаются использовать вас и изменить вас. И некоторые будут отрицать за вами право на жизнь и попытаются не допустить вас к игре. А иногда вам будет так плохо, что вы будете жалеть, что живы. Но все это потому, что вас не оставляет в покое Бог. Он дает вам собственную вашу волю, и он хочет, чтобы вы применили ее к делу. Он дает вам мозг, и он хочет, чтобы вы все время тренировали этот мозг и не давали ему зажиреть — тогда вы сможете преодолеть любое препятствие. Воспитывайте свой ум! Научитесь обходиться тем, что у вас есть, чтобы добиться того, в чем вы нуждаетесь. Научитесь смотреть на то, что вы видите сами, а не на то, что называет истиной кто-то другой. На словах воздавайте, если вас вынудят, почести кесарю, но веру свою отдайте Богу. Потому что ни у кого нет патента на истину или авторского права на лучший способ распорядиться своей жизнью. Из того, что мы пережили, извлеките для себя урок. Помните: когда труд непосилен и хозяин зол, наше пенье поднимет нас. Оно придаст нам сил, и злоба этого человека, лишенного души, станет для нас подобной комариному укусу. Откатывайтесь от удара, как старый Джек Джонсон. Танцуя, удаляйтесь с его пути, как Уильямс и Уокер. Держитесь ритма, и вы будете держаться жизни. Время долго; и все лошади, не привыкшие к тому, чтобы тянуть свой тяжелый груз долго, станут подобными лошадям на карусели. Держись, держись ритма, и ты не устанешь. Держись — и не пропадешь. Нас окружают препятствия, аминь! Потому что Богу мы нужны сильными! Когда мы начали, у нас не было ничего, кроме Слова, — как и у других, но только они об этом позабыли… Мы трудились и выстояли тяжелые времена и несчастья. Мы научились терпению и научились понимать Иова. Из всех живых существ человек единственное, которое не родится знающим уже почти все, что ему предстоит узнать. Для того чтобы вырасти, времени ему нужно больше, чем слону, потому что Бог вовсе не предназначал человека для того, чтобы тот делал поспешные выводы, ибо сам Бог — во всем ходе вещей. Мы поняли, что к любому благу, которое нам дается, примешана печаль, а через любую невзгоду проходит полоска смеха. Жизнь — это полоска жира, полоска мяса. Да! Мы научились отскакивать назад и пренебрегать тем, к чему тянутся дураки. И нам надо учиться дальше. Пусть они радуются и веселятся. Пусть даже обгладывают крылышки колибри и говорят, что эта еда слишком хороша для вас. Овсянка и овощи не застревают у нас во рту. Что же вы на это скажете, преподобный Обжора? Аминь? Аминь!