Поспешно зажигались факелы, трещавшие и шипевшие из-за падающего снега. Они поехали вперед. Келсон и Дугал — во главе, Сидана, все еще оцепеневшая и перепуганная, — в седле перед молчаливым Морганом чуть поодаль. Конал и Трегерн — по бокам от усаженного на коня Ллюэла, и вплотную за ними — четыре рыцаря. Среди дюжины всадников, приближавшихся с меарской стороны, Дугал с ходу узнал двух первых — Сикарда Мак-Ардри и его сына Итела. Все, кроме четверых главных участников переговоров, осадили коней в пределах слышимости от разделявшей их незримой черты. Келсон и Дугал поехали дальше навстречу Сикарду с Ителом. И остановились на расстоянии пары шагов друг от друга.

— Я никогда не причинял тебе ущерба, Сикард Мак-Ардри, — спокойно заговорил Келсон. — Почему ты изменил мне?

Сикард бросил холодный и надменный взгляд на Дугала, державшего факел близ короля, затем опять посмотрел на Келсона.

— Я никогда не приносил тебе присягу, Келсон Гвиннедский. А вот мой юный родич предал свою кровь и преступил клятву, принесенную на святой реликвии перед многими свидетелями. Тебе ли упрекать меня в измене, когда клятвопреступник сидит подле тебя, и ты к нему прислушиваешься.

— Он верен куда более давнему слову, чем любая клятва, исторгнутая принуждением, — ответил Келсон. — Но, думаю, ты явился не обсуждать проступки Дугала Траншийского, каковы бы они ни были. Я полагаю, что ты желал бы удостовериться в том, что твои дети целы и невредимы. Как видишь, с ними ничего не случилось.

Взгляд прикусившего губу Сикарда устремился на сына, беспокойного, но полного надежды, связанного и охраняемого Коналом и Трегерном, затем еще короче, но мучительней упал на Сидану.

— Верни мне их, Халдейн, — проговорил он, стараясь больше на них не смотреть.

Келсон учтиво наклонил голову:

— Отец не может об этом не просить, мой господин. И этого нетрудно добиться. Я не враждую с детьми.

— А какова цена? — спросил Сикард.

— Для начала — пусть мне вернут моего епископа Генри Истелина.

— Он не у меня.

— Не у тебя. Но ты можешь отдать его мне.

Сикард покачал головой.

— Его удерживает Лорис, а не я.

— Измена Лориса — давнее дело. Я не считаю, будто ты за нее отвечаешь. Твоя измена еще свежа и может быть прощена, если я получу надежное доказательство твоей будущей верности. Как только Истелин, живой и здоровый, вернется ко мне, и ты передашь в мои руки Лориса, я соглашусь обсудить полное помилование для всей вашей семьи.

— Ты не посмеешь.

— Я сказал, что посмею.

— А что, если я откажусь?

— Тогда ты больше не увидишь своих детей. А весной я поведу в Меару большое войско и переворошу все, пока не отыщу тебя, твою жену и всех, кто жив из Меарского королевского дома, и предам вас мечу.

— Не бывать этому, — прошипел Сикард.

— Если хочешь — проверим, — отрезал Келсон. — С другой стороны, если ты сам, твоя достойная супруга и все прочие из вашей семьи явятся к моему двору на Рождество, передадут в мои руки изменника Лориса и его сообщников и принесут мне присягу, как подобает вассалам моей короны, наша размолвка может завершиться наиболее счастливо для всех, кто в нее втянут.

— Это немыслимые условия! — воскликнул Сикард, с презрением плюнув на снег. — Ты меня не иначе как за дурака считаешь! Никто не пойдет на такое, если он в здравом уме.

— Тогда, возможно, тебе лучше немного спятить, Сикард, — парировал Келсон, поглядев на факелы, уже наполовину догоревшие. — И я вряд ли в своем уме, если останусь продолжать этот спор.

— Но что будет с моими детьми?

— У тебя две недели, чтобы сказать мне, что с ними будет, — ответил Келсон, собирая поводья и готовясь поворачивать. — Я должен узнать твое решение к Рождеству. А пока что даю тебе слово, им никто не причинит ущерба… Надеюсь, ты заверишь меня в том же самом касательно епископа Истелина.

— Я уже сказал тебе: это не в моей власти…

— Тогда изыщи способ этого добиться!

— Не могу!

— Две недели, — повторил Келсон.

Они с Дугалом поворотили коней и двинулись обратно, а строй подался немного вперед, предостерегая Сикарда от самой мысли о преследовании. Бросив взгляд назад на подходящие подкрепления, все еще в четверти часа езды, то есть не способные мгновенно изменить соотношение сил, Сикард в последний раз с тоской посмотрел на сына и дочь, которых увлекали с собой враги, затем дернул поводья и галопом поскакал обратно вместе с оставшимся сыном. Ллюэл достаточно твердо перенес совершившееся, лишь пригнул голову и закусил губу, чтобы не всхлипнуть, когда отец и брат уносились в сумерки, и двинулись прочь факелы, но его сестра разразилась бурными рыданиями.

— Нет! Не может быть… Бросить нас! Вот так! — выкрикивала она, извиваясь в руках Моргана и пытаясь вырваться. — Отец, отец, вернись!

Конечно, ее усилия были тщетны, но Моргану было совершенно ни к чему, чтобы она вопила и вырывалась всю дорогу. Стянув зубами правую перчатку и покрепче удерживая девушку левой рукой, Морган переглянулся с Келсоном и передал ему свое предложение.

Келсон согласился.

Притиснув сопротивляющуюся девушку к своей облеченной в броню груди, Морган наложил ладонь ей на глаза и велел уснуть. И она немедленно расслабилась и обмякла в его руках, уронив голову на его плечо.

— Что вы сделали? — ахнул ее брат. И дернулся так, что веревка впилась ему в запястья, пытаясь подогнать коня поближе, чтобы лучше видеть. — О, Боже, что вы с ней сделали?

— Ничего страшного, он просто погрузил ее в сон, — резко ответил Келсон, вклинив своего коня между Ллюэлом и Морганом и хватая Ллюэла за плечо. — И если ты постараешься не глупить, мне не придется поступать с тобой, как он с ней.

— Это волшебство? — с трудом прошептал Ллюэл, у которого сперло дыхание.

— Нет, но нет времени прямо сейчас объяснять, в чем разница. Будь покладистым, и я прикажу, чтобы тебе поудобнее связали руки. До Ремута еще далеко, намаешься с руками, скрученными сзади.

— Ты за это заплатишь! — буркнул Ллюэл, стиснув зубы. — Твою деринийскую душу ждут ад и проклятие!

— Ты не считаешься с тем, что у моего терпения есть пределы, — предостерег его Келсон. — Не стоит. Если ты веришь, что я уже проклят, из этого следует, что я ничего не выиграю, стараясь сдерживаться… Хотя, что бы ты ни вбил себе в голову, я намерен обращаться с тобой настолько благородно, насколько возможно. Легко это будет для меня или трудно?

Ллюэл со слезами и отчаянием в глазах несколько секунд выдерживал его спокойный и бесстрастный взгляд, затем отвел глаза и уронил голову, удрученно поникнув.

— Мне не выстоять против демона, — прошептал он. — Я не настолько глуп, чтобы умышленно искать смерти.

— Я тоже, — ответил Келсон. — Конал, свяжешь ему руки спереди, и глаз с него не спускать. — Он бросил новый взгляд на приближающиеся меарские силы, развернул коня и поднял над головой руку.

— Начинаем тактическое отступление, господа! — прокричал он, и его люди ответили криками одобрения. — Мы осуществили хотя бы часть того, для чего явились. А теперь возвращаемся в Ремут!

И они ускакали с Ратаркинской равнины с приобретением в виде двух царственных пленников и спасенного графа Дугала, еще не ведающего о своей потере: кончине отца. Темнота и все усиливающийся снегопад вскоре помогли им скрыться от преследовавшего их войска меарцев; и когда обычные и магические чувства подтвердили, что они вне опасности, Келсон позволил своему войску короткий отдых. Лишь тогда он отозвал Дугала немного в сторону и сообщил ему о старом Каулае, постаравшись утешить друга, как мог, так как разделял его горе о смерти старика.

Скорбь и слабое утешение в полной мере были явлены в тот вечер и в Ратаркине, когда сокрушенный Сикард вернулся без дочери, без племянника-клятвопреступника, да еще и без второго сына. Кэйтрин и Джедаил в гробовом молчании выслушали его сбивчивый рассказ, и Джедаил неловко держал тетушкину руку, но был неспособен сказать хоть что-то обнадеживающее.