Ненадолго его повергло в смятение, что они не дозволят, чтобы другой священник утешил его в эти последние предрассветные часы, приняв последнюю исповедь и причастив. Это было вполне естественно для него, как для любого благочестивого человека перед лицом смерти. Но тут он сурово напомнил себе, что ему отказано лишь в видимости святых таинств. Перед самой зарей, подробно вопросив обо всем свою совесть и покаявшись, он преклонил колена и поцеловал земляной пол своей темницы в память о Теле Господнем, а затем испил растаявшего снега в память в Крови Его. А после этого спокойно сидел и наблюдал, как светлеет небо, и, умиротворенный, ожидал конца своего земного пути.

Он не дрогнул, когда за ним явились. То были четыре бойких молодцеватых воина, и один из бывших капитанов его охраны, никто из них не посмел поднять на него глаза. Он безропотно вынес их грубость, когда они связывали ему руки, и лишь один раз вздрогнул, чуть кто-то из них сдернул с правой руки повязку — с места, где он прежде носил свой епископский перстень.

Ступени, ведущие вверх, были скользкими от слякоти и грязи, но стражи поддержали его, когда он едва не упал. Он едва ли чувствовал ступнями снег, поднявшись во двор, под открытое небо, или холодный режущий ветер, проникавший под рубище. И лишь мельком взглянул на эшафот, на палачей и на их сияющие орудия.

А вот Лориса удостоил внимания. Ледяной взгляд архиепископа встретился со взглядом, безмятежным и даже сочувствующим, и Лорис первым отвел глаза, резко взмахнув рукой страже. Кэйтрин и Сикард равно постарались не смотреть в лицо осужденному, и лишь юный Ител воззрился на него в смятении, а тот мягко улыбнулся самому себе и покачал головой.

Ступени эшафота тоже были мокрыми и склизкими. Взбираясь, он запнулся. Извинение, которое он пробормотал, выбило стражей из колеи, и они поспешно попятились, как только он очутился в центре помоста. Палач в маске, который подошел, чтобы накинуть ему веревку на шею, тоже старался не встретиться с ним взглядом и сам попросил прощения, чуть только плотный узел коснулся шеи осужденного.

— Делай, что тебе положено, сын мой, — произнес Истелин, одаряя того кроткой улыбкой. — Я от всего сердца прощаю тебя.

Тот отступил в смятении, вновь оставив приговоренного одного в центре помоста. Истелин устремил безмятежные глаза в зимнее небо, и так стоял, пока читали приговор, едва ли чувствуя, как режет запястья веревка потоньше, а другая, потолще, давит на шею.

— Генри Истелин, бывший епископ и священнослужитель, — прочел глашатай, когда барабаны выдали новую приглушенную дробь, — так как ты осужден за измену, по приговору Меарской Короны, ты будешь повешен за шею, и веревку перережут, пока ты еще жив, конечности твои отсекут, кишки выпустят наружу и спалят перед тобой, а затем тебя разорвут лошади, и твою голову и части твоего тела выставят на обозрение в тех местах, где повелит королева. И все узнают, какова участь изменников Меаре!

Никто не взывал к Господу, чтобы смилостивился над душой осужденного, ибо отлучение уничтожало всякую надежду на это, как они решили. Истелин это предвидел и разочарован не был. Когда барабаны ударили снова, стало ясно, что ему не предоставлено последнего слова, но, опять же, он на это и не рассчитывал. Он так и не отвел взгляда от небес, когда с него содрали рубище, проверили, крепка ли веревка — и лишь сдавленный вздох сорвался с его губ, когда его ноги заболтались в воздухе, и мир вокруг стал погружаться во тьму.

Он молился, пока был в состоянии. И только смутно почувствовал, как тряхнуло, когда веревку перерезали единым взмахом. Его распластали на снегу, и он охотно уступил холоду и немоте, плавно ускользнув прочь от своих мучителей, и для него уже не существовало ни ножей, ни, тем более, огня, ни фыркающих коней, обезумевших от запаха крови, которые разорвали то, что осталось от его окровавленного тела. Улыбка на его губах, даже после того, как его голову отделили от шеи, обожгла холодом сердце не одного и не двух свидетелей этого освященного законом убийства.

На следующей неделе все больше и больше вассалов Келсона прибывало в Ремут, дабы отпраздновать Рождество вместе со своим королем, как предписывал обычай, и никто в Ремуте еще не ведал о судьбе Истелина. Келсон каждый день давал приемы и приветствовал вновь прибывших, а после обеда всякий раз устраивал совещания. Между тем, Морган, Нигель и прочие из его приближенных продолжали приготовления к намеченному на весну большому походу. У епископов хватало своих забот, но каждый вечер они обменивались все новыми сообщениями с королем и его главными советниками. По мере приближения Рождества, напряжение нарастало, ибо все их будущее зависело от того, какой ответ придет из Меары.

Бурхард де Вариан, ставший графом Истмаркским после завершения войны с Торентом двумя годами ранее, прибыл, как и ожидалось, посреди недели с Глодрутом, Реми и Эласом, а также с полудюжиной баронов и множеством спутников рангом пониже. Немного позднее явился граф Дэнок еще с двумя полководцами — Годуином и Перрисом, а также юный граф Дженас, отец которого пал вместе с Джаредом Мак-Лайном при Кэндор Ри. Однако никто не ожидал увидеть во дворце человека, который поджидал Моргана близ его покоев, когда тот вернулся с мессы в сочельник.

— Эй… Кто здесь? — спросил Морган, на всякий случай коснувшись рукоятки меча.

Шон, лорд Дерри, который некогда был порученцем Моргана, а теперь стал его наместником в Корвине, отделился от стены, о которую только что опирался и протянул руки. Улыбка скользнула по его задумчивому лицу, когда он наклонил голову в приветствии.

— Счастливого вам Рождества, ваша светлость, надеюсь, вы не в обиде, что мы не встретились на мессе, но мы прибыли сюда только в полночь.

В его голубых глазах замерцали озорные огоньки, к изумлению Моргана, но также сохранилось и что-то мрачное. Он вздрогнул, когда Морган обхватил его за плечи, чтобы рассмотреть получше, но не отвел взгляда.

— Шон, да какими судьбами? — воскликнул Морган, хотя точный ответ на этот вопрос был ему известен. — И что означает «мы»? Боже правый, уж не прихватил ли ты с собой и Риченду, а?

Дерри приподнял бровь — эту привычку он перенял у своего господина.

— Ваша светлейшая супруга решила, что неплохо бы встретить Рождество вместе с мужем, ваша светлость. Если бы я не привез ее, она, чего доброго, явилась бы одна.

— Да уж, от нее такого можно ждать, — тихо промолвил Морган. — И все-таки зря ты ее не отговорил.

— Думаете, я не пытался? — с негодованием спросил Шон. — Я не забыл, что вы приказали. Но я не могу сказать, что это было мне по сердцу. Думаю, с нее на какое-то время хватило Кротона.

Морган вздохнул, и особенное положение его семейных дел снова встревожило совесть, чего не было уже несколько недель, ибо он находился так далеко от дома. При всем личном удовлетворении, которое принес ему брак с Ричендой, на карте их отношений имелись огромные области, где еще не все наладилось. И главным из них был вопрос, как много вправе брать на себя его жена во время его слишком частых отлучек из дому, и разрешался этот вопрос, к постоянной досаде Моргана, не целиком в его пользу, хоть он и был герцогом Корвином.

При обычном течении событий, к концу первого года их брака супруга Моргана стала бы полной хозяйкой в Коротском замке и правительницей Корвина в отсутствие герцога.

Но Морган не даровал Риченде таких прав. Получилось так, что ей не доверяли многие из его людей: не потому что она была Дерини, ибо, вероятно, никто в Короте этого даже не подозревал, а, заподозри, не придал бы значения, ведь сам герцог Корвин и так был Дерини — но потому, что первый ее муж предал Корону.

Вполне возможно, что и она запятнала себя изменой, как утверждали они, возможно, даже помышляла втайне о мести за своего первого мужа ради своего сына от него. Как вдовствующая графиня Марли она опекала юного Брендана совместно со своим новым мужем, располагая полной свободой в распоряжении землями и доходами шестилетнего графа. Если бы что-то случилось с Морганом, ее светлость, вдовствующая герцогиня Корвин и вдовствующая графиня Марли, получила бы доступ еще и к обширным богатствам Корвина, пока не достигла бы совершеннолетия маленькая герцогиня Бриони. А ради такой власти и положения на что бы не пошла бывшая жена известного изменника?