— Отлично. Я не полностью его подчинил, но он спит. Не хочу слишком испытывать удачу. Щиты все еще на месте. И если он сейчас подумал, что у него головная боль, подождите до утра!

— Я бы предпочел об этом не думать, — пробурчал Келсон.

— Ну, у тебя-то выбор есть, — заметил Морган, отодвигаясь в кресле и с ухмылкой ставя на стол чашу. — Одно из попутных преимуществ целительского дара — это способность облегчить утреннее похмелье. Вполне вероятно, мы бы могли помочь и Дугалу, но это куда труднее из-за того, что придется обходить его щиты. Может, это окажется побуждением для него учиться их убирать.

— Надеюсь, рано или поздно, что-то его к этому побудит, — согласился Келсон. Вздохнув, он встал и провел пятерней по взъерошенным волосам. — Но, полагаю, нам всем пора на боковую. Дункан, почему бы тебе не отнести Дугала ко мне в спальню; в моей постели полно места, по крайней мере, до завтрашней ночи… А там ты с Алариком сможете вытащить из беды и меня.

Несколько нетвердо, но отклонив предложение Моргана помочь, сбрасывая на ходу верхнее платье, он прошел в спальню.

— Сделай, чтобы все было в порядке, когда я проснусь, Аларик, — прошептал он, когда лег, а Морган присел с ним рядом. — Пожалуйста.

— Закрой глаза и усни, мой повелитель, — мягко сказал Морган.

Он ввел себя в транс и, как только Келсон послушался, протянул ладонь к его голове и, касаясь сомкнутых век большим и средним пальцами, с нежностью обволок своим сознанием сознание короля и повел его в глубины безмолвия. Несколько мгновений спустя подсоединился и Дункан. Постепенно два Дерини начали изливать в душу короля покой и блаженство, и следом за душой начало приходить в себя и тело.

Заря на Крещенье выдалась холодная, но ясная. Вскоре после восхода солнца Морган уже занимался последними мелочами, с которыми надо было покончить до выступления свадебной процессии, которая должна была проследовать витками из Ремутской Цитадели к собору под горой. Ему не тяжело было встать рано, поскольку он все равно скучал в постели один, хотя — ради благого дела. Риченда переночевала у беспокойной царственной невесты. За два часа до начала процессии, шагая по галерее мимо покоев Келсона, Морган встретил Дункана, как раз оттуда выходившего.

— Как он? — спросил Морган, когда они двинулись дальше вместе.

Дункан улыбнулся.

— Неплохо. Я только что принял его исповедь… он еще ни разу не был настолько на взводе, если только не грозила смертельная опасность… Но он в добром настроении. Вероятно, лучшее, что о нем можно сказать — это «полон надежд».

— Что же, это уже неплохо, — согласился Морган. — А как Дугал?

— Не знаю. Пошел переодеться до того, как явился я. Однако насколько я понимаю, шумные звуки и внезапные движения — не то, что ему сейчас по вкусу. Бедняга.

— Что же, все мы однажды получили этот суровый урок, не так ли? — отозвался Морган. — Да, а вот более приятное известие. Ты знаешь, что Ллюэл согласился сегодня утром вести коня своей сестры и быть свидетелем при обряде?

Дункан рассмеялся.

— Я ничуть не удивлен. Мне сказали, что вчера он пожелал исповедаться Брадену. Очевидно, он раскаивается.

— Более вероятно, что Нигель предложил ему присесть и потолковал с ним немного о том, какова действительность для принца-заложника, — фыркнул Морган. — Но… А ну, взгляни-ка, это кто еще жив, несмотря на ужасное похмелье! — с воодушевлением добавил он, когда Дугал показался из-за угла в дальнем конце прохода, направляясь в их сторону.

На мальчике была в то утро парадная приграничная одежда: яркий тартан Мак-Ардри, уложенный складками вокруг тела и скрепленный на плече серебряной пряжкой, волосы заплетены и скручены узлом по тамошней моде и перевязаны черным шелком. Он небрежно поклонился, когда подошел совсем близко, но движения, очевидно, давались ему нелегко. Морган по-товарищески положил ему руку на плечо и подался вперед, чтобы заглянуть в красные глаза, затем испытующе улыбнулся:

— Что неладно, Дугал?

— Ничего смешного, сударь, — прошептал тот, отчаянно сморщившись. — И никакой справедливости. Келсон встал — и словно ни капли вчера в рот не попало. А у меня словно вот-вот отвалится макушка.

Морган приподнял бровь и с сочувствием прищелкнул языком.

— Ну, когда ты научишься опускать эти твои щиты, мы и тебя сможем избавлять от похмелья, верно, Дункан? — подмигнул он.

Но лицо Дункана было неподвижно и лишено выражения, а разум внезапно наглухо закрылся от попыток Моргана туда заглянуть. Морган не успел определить из-за чего, он понял, что не все в порядке… была какая-то тень. Дункан замигал, когда почувствовал, что на него смотрят, как если бы пытался избавиться от некоей мрачной картины.

— Дункан?

— Просто… Я думал о чем-то другом. О чем ты спросил?

— Да я просто поддразнивал Дугала насчет его похмелья, — объяснил Морган, пытаясь понять, почему у Дункана так внезапно изменилось настроение. — Ты забыл что-то сделать?

— Да, — ответил Дункан, с благодарностью ухватившись за предложенное Морганом объяснение. — Мне надо на несколько минут вернуться к себе. Ты не дашь мне руку?

— Конечно. Думаешь, это надолго?

— Нет. Просто ты мне нужен в связи кое с чем. — И Дункан оглянулся на юного горца. — Мы, вероятно, и тебя отвлекаем от твоих обязанностей, Дугал. Однако, должен сказать, что приятно снова видеть при дворе приграничный наряд. Скажи, а эта застежка — образец, принятый у Мак-Ардри?

— Эта? — Дугал оттянул ее от пледа кончиком большого пальца и воззрился на нее. — Нет. Не думаю. Она у моего отца с детства. Я не знаю, где он ее взял. Он подарил ее моей матери в день свадьбы, а она оставила мне, когда умерла. Я ее не очень часто ношу, но Келсон счел ее подходящей для сегодняшнего случая. Впечатляющий вид, верно?

— Пожалуй, — Дункан еще более озабоченно посмотрел на Моргана. — Но мне действительно нужно позаботиться о моем деле. Аларик, ты идешь?

И епископ-Дерини не сказал ничего другого, пока вел кузена не к своим покоям, но к маленькому кабинету, где они собирались после его посвящения. И щитов не опускал. Лишь когда они были внутри, он немного расслабился, хотя он все еще был, словно тугая пружина, когда шел к своей маленькой молитвенной скамеечке у окна и преклонял колена. Морган с любопытством наблюдал за ним, стоя посреди комнаты, не пытаясь касаться его мыслей. Наконец, Дункан перекрестился и встал, оборотив мрачный профиль к янтарному окну.

— Тебе причитается объяснение, — негромко произнес он, поманив Моргана, чтобы подошел поближе. — Могу только сказать: случилось нечто такое, до чего бы я в самых бредовых грезах не досмотрелся. Это… Нужно время, чтобы к этому привыкнуть.

Морган нахмурился, остановившись на расстоянии вытянутой руки от кузена, боясь к нему прикоснуться.

— Будь так добр, объясни, о чем ты говоришь? Что стряслось? У тебя такой вид, словно ты встретил привидение.

— Некоторым образом так и есть, — Дункан прикусил нижнюю губу и вздохнул. — Аларик, я не из чистой придворной учтивости одобрил наряд юного Дугала и спросил насчет его застежки. А когда он мне сказал, откуда она у него…

Он снова вздохнул, уронив взгляд на лиловые туфли, выступавшие из-под пол его ризы.

— Когда-то эта вещица была моей, Аларик. Я подарил ее сестре Дугала много лет назад при тех самых обстоятельствах, которые он назвал. — Он помедлил, с трудом прочищая горло. — Только… теперь я думаю, что брат, родившийся немного погодя, мог вовсе и не быть ей братом. Я… я думаю, что Дугал — ее сын. И мой.