Ширал.
Сомкнув его в кулаке, Дункан опять переместился в ту часовню, в миг, когда они приносили обеты.
— Я беру тебя, как моего венчанного супруга, — сказала она. — Я даю тебе это, как знак моей любви, и отныне я навсегда твоя.
Она сняла его с шеи, все еще хранящий тепло ее тела, и повесила на шею Дункану. Теперь, дрожа, он снова надел талисман на шею и поднес камешек к губам, вздрогнув оттого, что в его воспоминания вторгся стук в дверь.
— Входите, — откликнулся он, пряча кристалл под ризу.
И поднялся, когда они вошли: Морган и держащийся чуть позади, томящийся в ожидании Дугал.
— Вы хотите видеть меня, отец Дункан? — спросил мальчик.
Дункан едва ли был в состоянии говорить и лишь рукой указал Дугалу на сиденье. Морган явно колебался, не уйти ли, но Дункан кивнул ему, чтобы он тоже остался.
— Сядьте, пожалуйста. Оба, — сказал наконец Дункан и сам сел, как только Дугал послушался. — Я… да, я понимаю, время самое неподходящее, но мне показалось, что это ждать не может. Это… Потом будет еще труднее об этом говорить.
— Я что-то не совсем понимаю, — ответил Дугал, робко сдвинувшись на край кресла. — Речь о чем-то, что я сделал?
Несмотря на свою тревогу, Дункан улыбнулся:
— Нет, ты ничего не сделал. Не выполнишь ли ты одну мою просьбу?
— Если смогу.
— Отлично. Тогда я хотел бы, чтобы ты, не спрашивая меня, почему, снял свою застежку и повернул обратной стороной к себе.
Недоумевающе поглядев на Моргана, Дугал повиновался и без единого слова завозился с заколкой. Бегло окинул взглядом обратную сторону фибулы и поднял глаза на Дункана. Епископ смотрел в очаг, в его светлых глазах играли отблески пламени.
— Что я здесь должен увидеть? — прошептал Дугал после небольшого колебания.
Дункан весьма заметно сглотнул комок.
— Отыщи у верхнего края тонкую трещинку. Если подцепить ее ногтем, она откроется. Если внутри что-то есть, я предпочел бы, чтобы ты прямо сейчас не говорил мне, что это. Согласен?
Передернув плечами и озадаченно взглянув на сидящего с каменным лицом Моргана, Дугал кивнул и коснулся застежки ногтем. Подпрыгнул немного, когда та поддалась, затем наклонился, чтобы заглянуть в тайничок, который только что обнаружил.
— Что за… Откуда вы знали?..
Дункан обреченно вздохнул и отодвинулся к спинке кресла, прикрыв глаза, положив руку рядом с рукой Дугала и опершись на ее локоть.
— Можно я расскажу тебе небольшую историю, Дугал? — прошептал он.
Озадаченный, Дугал кивнул и опять уселся поудобнее, время от времени поглядывая на фибулу у себя в руке.
— Когда ты объяснил мне, как она к тебе попала, это был первый звоночек тревоги, — заговорил епископ. — Как твой отец подарил ее твоей матери, когда они поженились. Я никогда и никому не говорил этого прежде, но нечто похожее на то, о чем говорил ты, случилось со мной, когда я был лишь чуть моложе тебя. Я влюбился в прекрасную и нежную девушку, и у меня начисто пропало желание стать священником. Девушка была из твоего клана, и мы намеревались просить у наших родителей разрешения на брак, как только наши отцы вернутся из похода, куда они ушли с королем. Именно поэтому она со своей матерью и сестрами была в замке моего отца… Но, пока продолжался поход, был нарушен мир между нашими кланами. Его старшего брата убил в пьяной драке один из людей моего отца, и было очень возможно, что вот-вот начнется кровавая распря, хотя виновный был осужден и казнен. Ее отец и его люди вернулись в Кулди, чтобы поскорее собрать всех женщин и детей, и готовились выезжать на следующее утро с зарей… Короче говоря, мы поняли, что наши отцы ни за что не дозволят нам пожениться после того, что произошло — и мы обменялись обетами в темной часовне. Она дала мне свой знак любви, а я ей свой — застежку для плаща, очень похожую на ту, что у тебя в руке. В сущности, вполне может быть, что это она.
Дугал выслушал весь его рассказ с нарастающим изумлением, и теперь, когда он опять взглянул на фибулу, на краю его сознания зашевелилась смутная догадка.
— Можно… Можно мне узнать ее имя? — прошептал он.
— Мариза Мак-Ардри, — таким же шепотом ответил Дункан. — И пусть только в наших глазах и перед Богом, но она была моей женой в ту краткую ночь.
— Но… Мариза — это имя моей сестры. Она умерла в ту самую зиму, когда я родился.
— Да, об этом я услышал, когда настало лето, — сказал Дункан, — и еще о том, что примерно в это же время ее мать родила близнецов. Пока я не увидел твою пряжку, мне и в голову не пришло, что один из этих детей мог быть моим.
— Вы говорите обо мне? — спросил Дугал совсем тихо.
Дункан уронил ладонь, чтобы внимательней посмотреть в глаза Дугалу.
— Сказать тебе, что ты нашел в тайничке твоей пряжки? — спросил он.
Дугал кивнул в испуге.
— За несколько часов до того, как мы дали обеты, Мариза взяла по прядке наших волос и сплела из них колечко, на основу для которого пошли волоски из хвостов наших пони. Я знаю, что ты ее не помнишь, если даже и видел, но тебе могли попасться ее портреты. Ее волосы были почти серебряными, еще светлей, чем у Аларика. Конский волос был черным. Думаю, ты убедишься в этом, если вынешь то, что лежит внутри.
Почти что боясь дышать, Дугал приблизил кончики двух пальцев к тайничку и вытащил оттуда ни что иное, как волосяное колечко: овальное, оттого, что долго лежало стиснутым, почти что черное, но с вплетенными в узор нитями чистого серебра. В то время как он держал колечко большим и указательным пальцами, не решаясь произнести ни слова, Морган подался вперед и впервые заговорил:
— Если хотя бы один из волосков — Дункана, я смогу это определить, Дугал, — спокойно произнес он. — А если нет, я это тебе тоже скажу. Можно?
Дугал без слов опустил колечко на его простертую ладонь, в страхе поглядев при этом на Дункана. Морган закрыл глаза, сомкнув кулак вокруг колечка, затем передал его Дункану.
— Да, там есть твой волос, — тихо сказал он. Но это не доказывает, что Дугал твой сын… А вероятно, лишь то, что у тебя с Маризой были отношения, о которых ты рассказывал. Дугал вполне может быть сыном Каулая. У тебя есть сестра-близнец, верно, Дугал?
— Это… все равно, как если бы у меня вдруг появилась еще одна тетка или племянница… смотря, кто из нас был ребенком Маризы.
— Это верно, — пробормотал Дункан. — Но я бы поспорил на все, что мне дорого, включая и свою весьма зыбкую надежду на спасение, что ребенок Маризы — ты. И знаешь почему? Сказать?
Дугал торжественно кивнул.
— Потому что ее ребенок от меня был бы частично Дерини. А мне кажется, именно на это мы непрерывно получаем намеки с тех пор, как вы с Келсоном вернулись сюда вместе, — твердо сказал Дункан. — И думаю, в ту ночь в Транше, когда ты помогал Келсону связаться с Алариком, произошло следующее: впервые в жизни твой деринийский дар был пробужден, но это напугало тебя до оцепенения. Это также объясняет, почему позднее, когда мы пытались прочесть твои мысли и установить, что с тобой творится, тебе легче всего было со мной. Помнишь?
Глаза мальчика все расширялись и расширялись по мере того, как Дункан говорил; теперь и руки Дугала дрожали. Он поспешил стиснуть их, чтобы унять дрожь, не смея отвести глаз от Дункана.
— Я… Хочется верить… — удалось ему наконец прошептать. — Я не собираюсь проявить неуважение к моему от… лорду Каулаю, но если… если мой отец — ты, это многое объясняет.
Дункан медленно и глубоко вдохнул. Настал поистине решающий момент.
— Мне известен только один способ доказать это тебе, помимо того, что я уже сделал, Дугал, — мягко сказал он. — Если я твой отец, то ты тоже Дерини. А раз уж ты Дерини, тогда… если ты пожелаешь — я должен оказаться способен связаться с тобой мысленно и передать в точности все, что помню о нас с твоей матерью. Я очень любил ее, Дугал, и я немало заботился о тебе все эти годы, до того, как хотя бы заподозрил, что ты можешь оказаться моим сыном. Я не могу возместить тебе все годы, что ты жил в неведении… и в этом нет вины никого из ныне живущих… но я могу попытаться перебросить мост через пропасть, которая, увы, разверзлась. Ты доверяешь мне?