Сама глубоко вздохнула, откинула волосы с лица.

Развязала шнурки его теннисных туфель, сняла их, помассировала ноги в носках.

Взяла в ванной мыло, на кухне — миску теплой воды, вернулась к сыну, сняла повязки с рук, счистила запекшуюся кровь с обеих ран, промыла, накапала спирта, туго перебинтовала руки чистыми лоскутами полотенец и обвязала галстуками.

Теперь ему нужен укол против столбняка, помощь хирурга и больничный уход; но как быть с рогами, когтями и светящимися глазами?

Придется открыть правду Джо. Есть надежда, что он знает надежного врача, который согласится помалкивать — если не из дружеских побуждений, то за деньги. А может, Джо подскажет адрес какой-нибудь частной клиники?

Она умыла Энди лицо, счистила кровь с волос, расчесала их на пробор и обнаружила на темени свежий струп длиною в дюйм. Его Розмари трогать не стала.

Она отнесла в кухню посуду и окровавленные тряпки, вымыла руки, удалила кровь со своего свитера, заполнила лоток для ледяных кубиков водой, поставила в морозильник, налила стакан холодной воды, выпила, налила снова.

Розмари прислонилась к дивану спиной, головой к подлокотнику, рядом с головой сына. Глубоко вздохнула, закрыла глаза. Услышала протяжный, переливчатый клич муэдзина. Оперный тенор. На молитву зовет…

Она открыла глаза и увидела шесть разных сцен на шести экранах: храмы-близнецы, стадион с египетскими рекламами, огромные сходни океанского лайнера, на двух экранах — одинаковые ракурсы запруженного народом Шип-Медоуз. Электронные часы на пристенном столике мигали красными цифрами: 5.29.

Господи, уже так поздно. Пока рвала полотенце, пока промывала раны… Джо, наверное, в пути, звонить ему нет смысла. Наверняка предположил, что она собралась рано, и прибудет вовремя.

Розмари посмотрела на экраны, послушала дикторов, ведущих, церковный хор мормонов.

Энди повернул голову. Его тигриные глаза смотрели на экраны.

— Здравствуй, — сказала она. — Ты снова с нами, и это прекрасно.

Он молчал и смотрел.

— Пить хочешь? Он коротко промычал.

Розмари встала на колени, приподняла его голову, поднесла к губам стакан.

— Скоро здесь будет Джо. Есть шанс, что он знает местечко, где тобой займутся врачи. Ты поправишься.

Она опустила его голову, поставила стакан.

Энди смотрел на экраны.

— Пока все идет прекрасно. — Она снова прислонилась спиной к подлокотнику кожаного дивана.

Их головы покоились рядом. Розмари и Энди смотрели, слушали.

— О, гляди… Он откашлялся.

— Через три минуты после Зажжения начнут освобождаться летучие вирусы. Они распространятся… Розмари резко повернулась к нему:

— В лаборатории сказали, что свечи чисты…

— Наверное, не знали, что надо искать. Потому-то он меня и приколотил. Чтобы я тебе не рассказал, пока есть время всех оповестить. Я собирался… — Он судорожно сглотнул, посмотрел на нее. — Мне было так мерзко. Я все думал о малыше Джеймсе…

Розмари посмотрела ему в глаза. Музыка Зажжения набирала силу, пел хор.

— Рози? Ты здесь?

— Джо! — крикнула она. — Подожди секунду! Она попыталась встать, но Энди забинтованной рукой схватил ее за предплечье.

— Мама, я так виноват! — На тигриных глазах выступили слезы. — Я лгал тебе, все скрывал… о свечах, о нем… Лучше бы я умер!

Розмари повернулась к дверному проему — там уже появился Джо, рослый, франтоватый, настоящий денди. Ультраденди: котелок, белые галстук и перчатки, фалды, рулон золотисто-голубого шелка в одной руке и корзина для пикников в другой.

— Забавно, — сказал он, роняя рулон на кресло. — Я всегда думал, что будет настоящий праздник, но теперь, когда наконец наступил этот момент, у меня вдруг появилось ощущение… что самое подходящее слово для него — похороны. Гм.

Джо поставил корзину на столик, снял котелок, положил рядом полями кверху.

— Тебе очень повезло, — указал он пальцем в белой перчаточной ткани на Энди, — что у тебя такая любящая матушка. Если бы не она, ты бы до конца вечности провисел на стене.

Стоя на коленях, держась за край пристенного столика, Розмари подняла голову и посмотрела на него:

— Джо?

— Привет, киска. — Дергая перчатки за пальцы, он улыбнулся. И подмигнул ей желтым адским глазом.

Он улыбался, пока она, не сводя с него глаз, под бормотание Энди поднималась на ноги.

Он бросил перчатку в котелок, принялся снимать вторую.

— За ним нужен глаз да глаз. Разве можно доверить ему шоу, разве мог я оставить в живых наполовину человека, то есть способного размякнуть? Никоим образом, слишком уж многое поставлено на кон. И был я прав или не прав, позволь тебя спросить?

В котелок упала вторая перчатка.

Розмари не сводила с него глаз.

— Я предвидел, что на дантиста наедет такси или что-нибудь в этом роде, — сказал Джо, подтягивая белый галстук. — Я знаю, как эго делается. Мегашах-маты, бесконечная игра: он белый, я черный. Первый шаг за ним, но сегодня я смахну с доски его пешки. А также коней, и слонов, и короля. А королеву приберегу. — Он поклонился Розмари и подмигнул. — Чисто сработано, правда? Ты — его логически закономерный шаг, твоя задача — добиться, чтобы наш котенок распустил сопли, поэтому я держал в рукаве Джо и ждал своего часа.

Розмари не сводила с него глаз.

— К кому скорее всего обратится попавшая в беду дамочка? — продолжал он, расправляя на животе рубашку. — К кому, если не к бывшему полицейскому, якобы имеющему связи с гангстерами? А если, к примеру, дамочке понадобится химик-эксперт? Или билеты на хит сезона, или места в церкви на молитве? Кстати, сердечный привет от Мэри-Элизабет и ее любовницы-лесбиянки! — Он ухмыльнулся. — Детка, когда я вхожу в собор, у всех начинаются схватки. Но довольно о моих дьявольских махинациях.

Он развернул золотисто-голубой рулон, достал ее брючный костюм и блузу, вынул сандалии, протянул ей.

Розмари посмотрела на свои вещи.

— Переодевайся. И приведи себя в порядок. У него в ванной для гостей полный комплект косметики от «Элизабет Арден»… Ну, давай же! Мы немного потанцуем. Танцы лучше разогревают, чем все это дерьмо. Здесь есть большой зал, именно там я его учил. У вас, ребята, мало что получается прилично, но на этот бальный зал посмотреть стоит.

Она перевела дыхание и сказала:

— Я лучше умру. Честное слово. Я серьезно.

— О? — Он опустил руки, кивнул. — Понимаю, что ты чувствуешь. Это наследственное. Плюс церковное воспитание. — Он снова кивнул и покосился на гвоздь, лежащий на ковре.

Окровавленный стальной гвоздь взмыл в воздух, качнулся в сторону, поднялся еще выше и приклеился шляпкой к потолку футах в девяти или десяти над лицом Энди.

Энди лежал и смотрел на гвоздь.

— В какой глазик? — Джо-сатана поглядел на Розмари.

Она подняла руки.

— Расслабься. Помнишь? Я все делаю сам. Они танцевали на скользком черном полу перед мерцающей диорамой — Ист-Сайд, мост Уайтстоун, Квинс — под светящимися днищами облаков.

Он пел вместе с Фредом Астером: «Пока не грянул час расплаты и не сбежали музыканты, танцуй и пой!» — и прижимал ее к себе. Держал за талию, за руку.

— Послушай, извини, что я так нехорошо себя вел. Ты должна понять, у меня сегодня совершенно особенная ночь и я чуток мандражирую. И я не привык выслушивать грубости, разве что от него в последнее время.

— И за это ты прибил его к стене? — не глядя на Джо-сатану, спросила Розмари.

Они танцевали под пианино, духовые инструменты, тарелки и барабаны.

— Слушай, Рози, я ведь мог приказать, чтобы с тобой разобрались, однако не сделал этого. Я ограничился комой и позаботился о том, чтобы ты лежала в хорошей клинике и твои счета вовремя оплачивались.

Розмари глядела в сторону, и он заставил ее повернуться.

— В эту ночь мы будем смотреть в глаза друг другу. И не говори, что не помнишь. Должно быть, ты очень испугана, даже в ужасе. Не буду к тебе слишком строг.